Говори мне о любви - Дороти Иден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она снова может быть обаятельной, как в тот вечер во время встречи с капитаном Десмондом Филдингом, подумала Беатрис. Это хороший признак, в ней может пробудиться интерес ко всему.
Даже папа предположил, что она воспрянет духом. Он улыбнулся и воскликнул:
– Благодарение Богу за то, что вы совершили в «Боннингтоне», Беа! И это после такой депрессии.
Как давно это было, думала Флоренс, когда она вышла опустошенной из театра с бессмысленной оперетты Жильбера и Сюивана. Каким доверчивым и простодушным существом, погруженным в воображаемый мир, она была, готовая тратить все свои чувства на преходящие и нереальные мечты. Теперь она лучше знает жизнь и никогда больше не позволит себе быть такой уязвимой. Теперь ее поглотило изобретение плана выставки; покупки и продажи зачаровывали ее, она наслаждалась «презренным металлом». Это, очевидно, было у нее в крови. Ей доставляло удовольствие, что покупатели подчинялись ей: противные старые вдовы, перезрелые дочери, трепетавшие простодушные фешенебельные дамы… Она взяла реванш за свою нелегкую жизнь в этом мире и прекрасно нашла себя. Если бы она была замужем, вероятно, она стала бы ужасной женой.
Не то чтобы она забыла о Дези или Десмонде. Нет, она просто лелеяла надежду, что чувство обиды сделает ее сильной личностью, какой она и стала. Но вскоре Флоренс могла предвидеть повод для длительной ссоры с мамой, которая старела и становилась старомодной. Ведь и ее мать была несчастна, все ее помыслы были о папе и магазине в одинаковой степени. Какие возможности она предоставила своим детям?
Эдвин практически всегда был неистовым из-за этого. Пока он жил в Берлине, он часто переписывался с Флоренс. Между ними возникли отношения, которых они не знали в детстве. Эдвин совершенно не понимал различия между ней и Дези. Флоренс более осведомлена о своей жизни.
«Счастливая личность более эгоистична», – писала она брату, и он отвечал:
«Для меня всегда было неожиданностью, откуда у мамы такая легкомысленная дочь, как Дези. Скорее всего она пошла в папу, и я всегда думал, что он мягкотелый, и еще я думал, что он не старается выбраться из своей болезни. Как бы я хотел, чтобы наш дедушка Овертон был нашим отцом! Чем больше я слышал от кайзера и чем чаще виделся с ним (описывается его боевое снаряжение), тем больше восхищался им. Он преодолел свою неспособность управлять армией, более того, я решил преодолеть свою близорукость.
Думаю, я смогу сбалансировать ее каким-то способом. Жизнь в Берлине чрезвычайно волнующая. Я знаю, некоторые люди не выносят немецкую любовь к милитаризму, в первую очередь старую военную лошадь – Бисмарка, но мне кажется, любовь к немцам дает людям импульс. Я дорожу любовью к войне моих предков, членов военной элиты. Увы, теперь я могу только наблюдать и восхищаться. Не рассказывай об этом другим, Фло, это может быть превратно понято. Я насквозь британец, но думаю, что мы, может быть, неспособны предвидеть события, пока они не обрушатся нам на голову. Например, я не сомневаюсь, что папа предпочитал быть счастливым. Но ему больше нравилось быть во Франции или в России, чем в Англии. И наконец, я очень надеюсь, что Германию не победят в войне. Если бы ты только могла видеть эскадроны, когда они проводят красочные парады! Когда они идут по Унтер-ден-Линден! Сообщу тебе по большому секрету, что у меня после дуэли остался шрам ниже щеки. Так что я теперь вполне зрелый мужчина.
Это действительно был отвратительный случай с Десмондом Филдингом и выходкой нашей очаровательной младшей сестры. Но все обернулось к счастью для тебя и для «Боннингтона». Я имею в виду твои планы. Делай хорошие деньги. Они нам нужны. Я не думаю, что ты сможешь убедить маму, что мое жалованье и ее денежная помощь смехотворно не соответствуют уровню жизни, если я собираюсь продержаться здесь. Если из нее ничего не выжмешь, то придется написать бабусе, и Бог знает, как долго эта идея будет доходить до ее дряхлой головы».
Деньги. Увеличение прибыли, сказала Беатрис, должно всегда сопутствовать усовершенствованию и расширению магазина. Этот умный американец Гордон Селфридж построил большой магазин на Оксфорд-стрит. Он надеется привлечь покупателей из магазинов для высших классов с помощью бриллиантов и оригинальной рекламы.
«Боннингтон» никогда не прибегнет к способу мистера Селфриджа. Они должны постараться, как это делает Беатрис со своими помощниками – Адамом и мисс Браун, усердно создавать в традициях папы Боннингтона всякую смесь товаров, разных тканей и магазин хорошего вкуса, обслуживающий покупателей высшего класса, магазин с репутацией лучших в Англии витрин одежды. Так, чтобы люди сказали: такое было только в лучших магазинах на Вандомской площади и на Рю де Риволи. Даже Уильям согласился, что сравнение подходящее. Он сказал, что все это напоминает ему энергию Беатрис в Париже, когда она сразу же ринулась в «Бон Марше», рано утром во время их медового месяца.
Беатрис парировала, что с хорошим мужем и детьми она сделает все еще лучше. Она не осмеливалась перейти на дешевые товары или снизить цены. Часть ее семейства презирает такое занятие и задирает носы. Они хотят, чтобы она истратила все свои чувства на более мимолетные и ненадежные дела. Никто не признает, что королевский диплом – это ее личная медаль. Вот обратная сторона надменного истэблишмента.
Оставим мистера Селфриджа бить в барабаны и наполнять этажи редкостными предметами. «Боннингтон» собирается идти своим испытанным путем и удержать покупателей.
Тем не менее могло случиться, что русская экспозиция Флоренс войдет в противоречие со временем. Придется отложить план Флоренс, пусть ее триумф останется в ее воображении. Беатрис не могла рисковать в получении прибыли. Семья требовала все больше и больше денег. Сидя за столом в утренней комнате, Беатрис снова и снова делала расчеты. Расходы Уильяма возросли из-за того, что он приобретал желаемые им предметы и мог себе позволить купить редкостные вещи (миниатюру Котмена, желто-песочного цвета столовый сервиз работы Уорсеттера, сундук китайского красного лака, который точно соответствовал красному лаку часов деда в холле). У Уильяма было отличное чувство цвета, как доказала его радужная коллекция бабочек. Эта страсть была семейной чертой. Беатрис это понимала, но думала: для кого это? Для беззаботного кукушонка?
Эдвин в Берлине не умерил свое расточительство. Он считал, чтобы продвинуться и сделать карьеру, нужно быть элегантным (он называл себя rechershe[16]). Он устраивал званые обеды с лучшими винами и едой. Приглашал на них влиятельных людей, не только членов английского посольства, но и немцев, тех нарядных молодых офицеров, шумную кавалерийскую орду, которыми он так восхищался, и их подружек. Он дважды упоминал баронессу Талию фон Хессельман, но здесь могла сказаться привычка Эдвина поражать слушателей громкими именами.