Риторическая теория числа - Сергей Евгеньевич Шилов

не явного, но практически единственного метода достижения достоверности в науке. Никакая научная достоверность не является «непосредственностью реальности», но всегда есть языковой факт, языковое событие языка науки. Научно-теоретическая революция 20-х годов XX в. не завершена принципиально, поскольку новое меганаучное знание не образовалось в ней в некотором самодостаточном виде, оно не обрело собственной формы изложения, собственного языка, лишь слегка потеснив «истины научного рассудка» (евклидову геометрию, ньютонову механику и др.) и ужилось с ними, поделив сферы влияния научно-физической предметности. Завершение научно-теоретической революции Эйнштейна―Бора―Лобачевского есть прежде всего осмысление науки, научной истины научного знания как истины языка, собственная сущность которого как производителя истины науки выражается формулой Единицы.

Формула Единицы как прежде всего основоположение риторической (меганаучной) теории числа заключает в себе Великую истину о конечности множества простых чисел. Со времен Евклида естествознание «беспечно» уверено в том, что простых чисел бесконечно много. Самое старое известное доказательство этого факта было дано Евклидом в «Началах» (книга IX, утверждение 20). Его доказательство может быть кратко воспроизведено так. Представим, что количество простых чисел конечно. Перемножим их и прибавим единицу. Полученное число не делится ни на одно из конечного набора простых чисел, потому что остаток от деления на любое из них даёт единицу. Значит, число должно делиться на некоторое простое число, не включённое в этот набор. Математики предлагали и другие доказательства. Одно из них, приведённое Эйлером, показывает, что сумма всех чисел, обратных к простым, расходится. Проблемное измерение евклидова доказательства раскрывается именно в императиве «представим, что», который и заключает в себе в свернутом виде всю свойственную истории естествознания «особенность» — подмену доказательства представлением.

Естествознание, осознавая факт первичной подмены доказательства представлением и стремясь последовательно учитывать необходимый факт этой подмены на всех этапах вывода и формирования научно-истинного суждения, тем не менее не владеет средством «автоматического учета данной подмены» и скатывается К НЕЯВНОМУ ОТОЖДЕСТВЛЕНИЮ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, смиряя научное сознание с этим фактом как «с необходимостью» естественнонаучного познания. Именно эта подмена «вылезла» в дискуссиях Эйнштейна и Бора о детерминизме и была легитимирована как «объективно необходимая» в принципе неопределенности Гейзенберга. Истина мышления требует ОТСУТСТВИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ В НАЧАЛЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, иначе — представление само себя «доказывает», показывает, обманывая самые проницательные формы внимания, осознанно фиксирующие факт подмены и стремящиеся к ее учету, последовательно «вычитающие» данную подмену из совершаемой научно-доказательной мыследеятельности как ее простое вспомогательное средство. Отсутствие представления в начале доказательства есть сложнейшее и в то же время — основное дело мышления. Доказательство, которое на деле есть спекулятивная связь представления, находящегося в «начале» «доказательства» как некоторой техники мышления, с представлением, находящимся в «конце» такого «доказательства», — это показ (самопоказ) представления, в котором представление самоутверждается, демонстрирует себя как истинное. Дело доказательства как дело поиска истины, в таком самопоказе представления предано забвению.

Однако понимание того, что в естественнонаучном доказательстве мы имеем дело с самопредставлением истины научного рассудка и только с ним одним, есть уже значительный шаг на пути к истине в чистом виде, к истине самой по себе, к истинному представлению. Истины научного рассудка суть только подготовка к представлению истины самой по себе, и дело истинного представления, конечно же, состоит не в голом отрицании истин научного рассудка и связанных с ними истин рассудка как такового, но в переходе от подготовки некоторого дела к самому этому делу — к Мышлению. Действительное понимание истины научного рассудка как необходимой неистины (недоистины) есть не отрицание оной, но точное указание на истинное представление, способ косвенного восприятия истинного представления, ибо как говорили древние, «прямо посмотревший на божественную сущность в это же мгновенье теряет разум». Речь идет, конечно, не об играх в сакральное и метафизическое, но, напротив, о необходимости следующего шага рациональности, состоящего в реализации собственной рациональной сущности, в осмыслении истины научного рассудка как непосредственного бытия языка науки как представления, обеспечивающего функционирование языка науки, которое ошибочно принимается за истинное представление.

Таково — необходимо и ошибочно — представление математиков о том, что «множество простых чисел бесконечно». Доказательство, говорят математики, очень просто. Представим, что количество простых чисел конечно. Перемножим их и прибавим единицу. Полученное число не делится ни на одно из конечного набора простых чисел, потому что остаток от деления на любое из них даёт единицу. Значит, число должно делиться на некоторое простое число, не включённое в этот набор. Возразим математикам: если бы множество простых чисел действительно было бы бесконечным, то никогда не существовало бы простого числа, не включенного в этот набор перемноженного бесконечного числа простых чисел, но в случае истинности предположения, что число простых чисел бесконечно, такое простое число обязательно должно существовать. Тогда, в случае бесконечности множества простых чисел, оно всегда было бы неполным: бесконечное множество перемноженных простых чисел, к которому была бы добавлена единица, делилось бы на некоторое простое число, не входящее в это множество. Таким образом, не только показывается ложность представления о бесконечности числа простых чисел. И не только из ложности представления о бесконечности числа простых чисел следует истинность представления о конечности числа простых чисел. Возникает идея исчисления простых чисел, в котором раскрывается процесс физической математики, процесс истинной непрерывности, функционально связывающей единицу и множество простых чисел.

Представление о конечности числа простых чисел есть истинное представление сущности единицы. В представлении о конечности числа простых чисел понятие бесконечности находит свое полное и непротиворечивое истолкование, исчерпывается как понятие о физической конечности единицы. Нет, таким образом, бесконечности, бесконечность есть неявное представление о физической конечности единицы, представление о «конечности конечности», о конечности множества простых чисел, о «конечности неделимых».

«Бесконечность» есть непроясненный смысл того, что конечность имеет абсолютный предел, имеет конец, границу, что конечность есть «лишь» следствие физического бытия единицы. Единица же не есть «бесконечность», она существует действительно. Истинное представление о единице не нуждается уже в гипотезе бесконечности как в неполном и противоречивом представлении о сущности-пределе конечности.

Из конечности числа простых чисел следует, вопреки Эйлеру, что сумма всех чисел, обратных к простым, всё же конечна. Данная конечность образует время-пространство числового ряда, четырехразмерную единицу. Не случайно сумма величин, обратных всем известным простым (т.е. примерно первым 50 млн), меньше четырёх. Такова математическая сущность формулы Единицы, которая создает начало физической математики.

Физическое бытие Вселенной есть на деле бытие числового ряда — оно конечно в аспекте конечности числа простых чисел.

Закон физического бытия есть закон числового ряда, выражающий физическое бытие Единицы как способа организации физического из математического (из числового ряда).

Счетность множества как процесс, в котором множество конституируется, есть