Древний свет - Мэри Джентл

Идя за ними, я ощущала действующий на подсознание гул, мощность которого была чуть ниже порога восприятия. Я подумала: «Уходила ли я когда-нибудь отсюда? Последние десять лет могли быть просто сном. Но это тело — не тело молодой женщины, а что касается меня…»

Наконец мы пришли в комнату, некогда знакомую мне. Она была одною из немногих, где были окна, и белый свет Звезды Каррика наклонно падал внутрь, обесцвечивая и без того бледные стены. Комната была невелика, ее затемняли полки, занимавшие почти каждый свободный участок пространства; на этих полках громоздились свитки, связки книг, бумаги, карты. Я шла вперед, терзаясь желанием узнать, есть ли здесь все-таки большой стол перед камином.

— Вам не нужно тешить мои нежные чувства, — сказала я, — мне известно, что в Архивах Башни больше техники, нежели перо и чернила…

Мир отодвинулся. Разум отказывался верить, но тело реагировало: я ощутила головокружение, озноб, потрясение.

За столом сидела и что-то писала стройная ортеанка. Белая сорочка и черные брюки, сильно выпуклые ступни босы. Взглянув на меня, она повернулась, закинув руку на спинку кресла. Рукав был небрежно закатан, демонстрируя пыльную, цвета антрацита, кожу предплечья и длинные пальцы, державшие палочку для письма. Другой рукав был пуст, ткань завязана простым узлом ниже плеча.

Я не верю…

Грива, словно крыло ворона, падала ей на лоб, где (наполовину прикрытая) виднелась черная кожа, сморщенная шрамом от старого ожога. Клеймо изгнания. Выжженное в камере под Цитаделью в городе-острове Таткаэре. Теперь этому продолговатому лицу за сорок. Его пропорции слегка неверны: скулы делают лицо слишком широким, а челюсть — слишком узким. Она быстро прижала тыльную сторону запястья к носу и губам, и глаза ее, когда с них соскользнули мигательные перепонки, прояснились. Печальные, непоколебимые глаза, желтые, как солнечный свет; они почти светились в тени этой комнаты. Стройная стареющая женщина: небрежная, облеченная достаточной властью, молчаливая.

Она бросила на стол палочку для письма и встала, резко отодвинув кресло, все это — одним движением. И застыла в позе птичьего равновесия, нахохлившись, глядя на меня.

— Рурик, — сказала я. Смогла лишь сказать. Амари Рурик Орландис. Постаревшая, но я узнала бы ее и из десяти тысяч.

И, поскольку мне нужна была уверенность, что это не только воспоминание, я шагнула вперед, протянула руки и схватила эту шестипалую руку, эту сухую, горячую кожу.

— «Рурик»… — ортеанка покачала головой, затем сказала: — Кристи, я хотела бы быть, кем была… хотела бы быть вся Рурик, вся Орландис, но нет. Теперь я Чародей.

Глава 15. Зеркало, увиденное в тумане и жемчуге

Там, куда через окно падал белый свет Звезды Каррика, стояла простая деревянная скамья. Я устроилась на ней. Пылинки в солнечном свете были яркими, отчетливыми. Ортеанка стояла рядом со мной, положив мне на плечо свои длинные пальцы и снимая ими часть пережитого мной потрясения.

Ты не можешь быть кем-то другим, а потому должна быть…

—  Рурик?

Она подошла к столу, села на край, подтянув одну ногу, и налила вездесущего чая из арниака с привычной, несмотря на увечье, сноровкой.

— Я вынуждена просить вас сохранить эту тайну Башни. В Ста Тысячах не должны узнать, кто Чародей. — Женщина поставила бокал, откинула назад нависшую гриву. Клеймо представляло собой зубчатую линию, проходившую от брови до виска, светло-коричневую на черной коже: рельефная полоса плоти. Клеймо изгнания. На мгновение тонкая сеть морщин вокруг желтых глаз разгладилась: она могла быть молодой Рурик, Т'Ан Командующей армии, Т'Ан Мелкати.

— Полагают , что вы мертвы.

В моем голосе прозвучала некая претензия. Женщина ухмыльнулась.

— Сожалею, что не могу сделать вам такого одолжения. Вы были бы не единственной, кто при этом ощутил бы разочарование.

— Я не имела этого в виду.

— Разве? Вы, тем не менее, испытывали те же чувства.

Полуденный свет делал ее тенью, черной на черном. Стройная сорокалетняя ортеанка с молодой улыбкой. Как узнать, связано ли происшедшее с ней изменение с тем, что она Чародей, или с тем, что она стала старше на десять лет?

— Если вы Чародей… — В таком случае я говорю с тем стариком, которого встретила в Башне, когда Рурик Орландис устраивала заговоры и интриговала в Таткаэре… Я помню его голос: «И когда она будет говорить с вами, она будет помнить это так же, как я сейчас, и будет мною ».

Женщина опустилась на корточки перед скамьей, и я встретилась со взглядом ее желтых глаз.

— Да, я Чародей. Кристи, вы полагаете, будто понимаете, что я под этим подразумеваю. Но вы не понимаете.

— Как вы можете так говорить? Вы знаете, что мне известно!

Она состроила гримасу, встала, прогнула спину. Расстегнутая белая сорочка с вырезом на спине демонстрировала ее небольшие высокие груди и вторую пару рудиментарных сосков на расположенных ниже ребрах. Она повернулась, и я увидела, что черная грива, образуя V, спускалась вдоль спины к пояснице.

— Нет харур-нилгири , — удивленно сказала я. — Пожалуй, вы уже убедили меня. Ортеанец из телестре без харура , да к тому же Рурик Орландис…

Она резко повернулась ко мне, сверкнув глазами.

— Они изгнали меня, но это не значит, что у меня нет земли!

Помещение в Цитадели в Таткаэре…

— Рурик Орландис, прежде Т'Ан Командующая, а теперь Т'Ан Мелкати, именуемая прежде «Однорукой» и «Желтым Глазом», кого отныне и навеки будут называть убийцей, заговорщицей и платным предателем Ста Тысяч.

И сами эти слова, написанные предателем.

Я встала, нетвердо держась на ногах, и подошла, чтобы взять бокал с арниаком . Она наблюдала за мной. Темно-красная жидкость была едва тепловатой, и я выпила ее залпом.

— Прежде всего, я хотела поговорить с вами. — Она посмотрела вниз. — Я послала мои коричневые мантии, чтобы пригласить сюда правительственного посланника и двоих инопланетян из «ПанОкеании».

— Вы позволите им войти внутрь Башни?

— Башне нужно посоветоваться с Землей. Я планировала это. Проблема заключается в вас, Кристи… — Ортеанка помедлила и кисло сказала: — Я думала, что никогда более не произнесу этого имени. Проблема в вас. Вы мутите воду. И я не вижу иного способа решения вопросов.

В открытое окно дунул горячий воздух, зашелестели бумаги на полках, легко постукивала о кирпичный свод лоза кацсиса . Рурик Орландис дотянулась и придавила лежавшие на столе бумаги керамическим бокалом.