Ангелов в Голливуде не бывает - Валерия Вербинина

– Докажите.

– Не могу. – О’Доннелл улыбнулся. – Вы очень ловко все провернули. Мы ведь знаем, что вы встречались с Тони Серано и Рэем Серано, когда они только готовились воевать друг с другом. Люди, которые просили вас повлиять на ситуацию, думали, что вы убедите их успокоиться. Но вы ведь делали все наоборот. Вы науськивали их друг на друга. Вы сказали Тони, что Рэй – ненормальный и что от него необходимо избавиться. А Рэю вы сказали, что, если бы Тони не было, вы бы вышли за него замуж.

– У меня и в мыслях не было выходить за Рэя, – сказала я. – Никогда.

– Но вы дали ему обещание, а после того, как он убил Тони и Винса, он приехал к вам, в этот самый дом. Смелее, мисс Лайт. О чем вы говорили? Может, о том кольце, которое он вам привез? Прекрасное кольцо, самое дорогое из всех, которые были в магазине. Этими самыми руками, которыми он до того застрелил несколько человек, он принес вам кольцо. И вы ведь не стали отказываться, насколько нам известно. Вы проняли его подарок, и Рэй покинул ваш дом в прекрасном настроении. Сбежал по ступенькам, как мальчишка.

– Я не могла выставить его за дверь, – сказала я. – Есть враги, которых можно себе позволить, а есть враги, которых позволить себе нельзя. И не говорите мне, что вы меня не понимаете.

О’Доннелл спрятал улику и подался вперед, внимательно глядя мне в лицо. Когда я замолчала, он усмехнулся.

– Мисс Лайт, мы ведь давно с вами знакомы. Не скрою, я наблюдал за вами. Вы все время ходили по краю, но не срывались, черт знает почему. – Нервным жестом он взъерошил волосы. – Знаете, одно время я был уверен, что вы плохо кончите, но вышло-то наоборот. Плохо кончили все, на кого у вас был зуб.

– Это просто смешно, – поморщилась я. – Я знала Тони и Рэя много лет. Зачем мне желать им смерти?

– Затем, что они стали вам мешать. Они никак не хотели оставить вас в покое. Что вам сказал Тони в мае, когда ваш французский друг вернулся – «Зачем тебе этот полудохлый сбитый летчик?». А Рэй и вовсе дал вам понять, что избавиться от Габриэля Леруа – пара пустяков. И вы занервничали. Вы хорошо знали их и знали, на что они способны. К несчастью, они не знали, на что способны вы, что в конечном счете их и погубило. Вы лавировали, успокаивали их и выжидали своего момента. Смерть Джино де Марко дала вам шанс добиться своего. Вы натравили их друг на друга, а потом подсунули Розе заряженный револьвер. – О’Доннелл сузил глаза. – Интересно, что бы вы сделали, если бы она его не взяла? Хотя что я спрашиваю – у вас в доме бывший военный, человек, привычный к оружию. Или вы бы подговорили миссис Блэйд, которая вас боготворит, избавить вас от Рэя? А, Лора?

– Я играла отрицательные роли, – пожала я плечами. – Но вы делаете из меня какое-то олицетворение вселенского злодейства. Такое впечатление, детектив, что вы за что-то сердиты на меня.

– Напротив, я вами восхищаюсь, – возразил О’Доннелл. – Вы привязаны к своим друзьям и не бросаете их, но к своим врагам вы безжалостны. Не знаю, чем вам насолили братья Серано в прошлый раз, но приехать к дому соперницы, позвонить из телефонной будки в полицию и ее голосом донести на них – сильный ход.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – мрачно сказала я.

– Понимаете. Та, которая звонила, сказала: «Я не могу бегать быстрее пули». То же самое выражение употребили и вы в разговоре со мной. Помните? Я еще обратил на него внимание. Это вы тогда звонили, а не Флоренс Мэйс, именующая себя Конни. В ту ночь вы сидели в редакции, где полно телефонов, но вы знаете, что любой звонок можно отследить, и вы вышли из редакции под каким-то предлогом и сдали своих дружков. Может, они по глупости обсуждали свои планы при вас, а может, они говорили по-итальянски и думали, что вы их не поймете. О, как у вас глаза блеснули – значит, они говорили по-итальянски? Так или иначе, своего вы добились. Их посадили в тюрьму, а Лео Серано пристрелил шериф. Вы думали, что избавились от них надолго, но вот незадача – Тони и Рэй вышли слишком быстро. А потом вы опять сделались друзьями. Интересно, почему?

– Наверняка у вас есть объяснение, – сухо сказала я. Разговор с О’Доннеллом стал меня утомлять.

– Конечно, есть. Звезды вашего масштаба не водятся с гангстерами, а если и водятся, то только от полного отсутствия мозгов. Вы могли пожаловаться студии, что вас донимают люди из вашего прошлого. На студиях привыкли разруливать и не такие конфликты. Но вы делали вид, что все в порядке, а в донесениях наших информаторов я читал, что Тони не раз заявлял, что вы от него никуда не денетесь. Рэй тоже выражался в том духе, что вам некуда деваться. Причина? Она напрашивается сама собой, и это убийство Стюарта Хэмилтона, случившееся при крайне странных обстоятельствах. Кстати, оно ничего вам не напоминает?

– Нет. Я не слежу за уголовной хроникой.

– В убийстве Стюарта Хэмилтона обвинили его бывшую жену, которая имела причины быть им недовольной. Точно так же как в убийстве некоего Рикардо Лопеса обвинили его женщину, с которой у него были разногласия. Что мы имеем в сухом остатке? – О’Доннелл прищурился. – Даму, которая убила Лопеса, выловили из воды. Якобы самоубийство, хотя людям обычно хватает сил пережить смерть того, кого они пришили. Я уверен, что она не кончала с собой, а ее убили. Жене Хэмилтона повезло больше, ее не стали убивать – или просто не успели, что не имело особого значения, поскольку с головой у нее не все в порядке. Вы же понимаете, к чему я клоню, да? Два убийства, подозреваемые подобраны по одному методу. На самом деле и Лопеса, и Хэмилтона убил Рэй Серано. Точнее, Хэмилтона убили вы – Рэй только покрывал вас.

– Так я и знала, что не обойдется без Хэмилтона. – Я даже не пыталась быть вежливой. – Может быть, вы скажете, что Джонни Серано в пролет столкнула тоже я?

– Нет, конечно. Но Хэмилтона убили вы, и я даже знаю почему. Потому что вы были в списке двадцатой, но не воспринимали его всерьез.

Должно быть, черные глаза О’Доннелла оказали на меня гипнотическое действие, потому что я вновь словно перенеслась в ту ночь, которую не любила вспоминать. Дом на Лорел Каньон, красный клен под окном облит лимонным лунным светом, и я засыпаю, засыпаю… кто-то постучал во входную дверь, но я только повернулась на другой бок и поглубже зарылась в подушки. И тут до меня донесся шум, словно что-то упало и разбилось в одной из соседних комнат. Я подпрыгнула на кровати и некстати вспомнила, что миссис Миллер в больнице и защитить меня некому. Я взяла сумочку, нашарила в ней револьвер, выбралась из постели и двинулась прочь из спальни. Оружие я не извлекла наружу и тащила его с сумочкой. В гостиной меня ждал сюрприз в виде зажженного света и Стюарта Хэмилтона, развалившегося на диване.

– Что вы тут делаете? – промямлила я.

– Жду вас, – ответил он с ухмылкой, которую считал неотразимой, но которая мне сразу не понравилась.

– Но… как вы сюда вошли?

– Ну, раз вы меня не впускали, я обошел в дом и влез в окно.

– Какого черта… – начала я. – Я вызову полицию.

Я шагнула к телефону, стоявшему на столике.

– Они очень обрадуются, – сказал мне в спину Стюарт. – И сразу же дадут знать репортерам. Полицейские получают гроши, для них годится любой приработок.

– Вы разбили вазу, – мрачно сказала я, глядя на осколки на ковре.

– Я согласен за нее заплатить. – Стюарт встал с места и подошел ко мне. От него пахло вином, его лицо раскраснелось. – Слушай, какого черта ты изображаешь из себя недотрогу? Я ведь совсем не плохой парень.

– Мне не нравятся подстилки общего пользования, – ответила я.

Он качнулся, в его глазах блеснула злость. Он наставил мне в грудь указательный палец.

– Между прочим, милочка, я звезда. А ты – так, актриса, каких тысячи.

– Тогда нам тем более не по пути. Пошел вон из моего дома.

– Хорошо, – сказал Стюарт. – Я уйду. Потом.

Я допустила ошибку, позволив ему сократить дистанцию. Он набросился на меня и попытался повалить на ковер. Я вывернулась, оставив в его руках кусок своей пижамы. Сумка во время борьбы упала, я потянулась к ней и потеряла доли секунды. Стюарт снова кинулся на меня, схватил за шею, опрокинул на ковер, навалился сверху и стал сдирать с меня одежду, выкрикивая нечто невообразимое. Нашарив револьвер, я вслепую сняла его с предохранителя, ткнула дуло в грудь Стюарта и дважды выстрелила. Он упал на меня и больше не двигался. Я перекатила его на спину, поползла по ковру, и только ухватившись за стол, кое-как сумела подняться на ноги. Меня шатало, перед глазами все плыло, я не знала, стошнит ли меня прямо сейчас или я, может быть, упаду в обморок. Я плюхнулась в кресло, не выпуская револьвера, и сидела, мучительно пережевывая одни и те же мысли. Убийство, убийство – и не кого-нибудь, а Стюарта Хэмилтона, звезды Голливуда. О боже мой! Первая степень – умышленное. Нет, господа присяжные, какой тут умысел, я защищалась, он хотел меня изнасиловать. Сотни, тысячи Фрэнков Горманов строчат статейки, читая которые, кумушки будут хмыкать: «Стюарт? Тебя-то? Да ты вообще должна считать, что тебе повезло». Я скажу правду, что он влез в мой дом без приглашения, но кого интересует правда? Прокурор заявит, что я пригласила Хэмилтона сама, и поди докажи, что это не так. Мэйбл Норман не убивала режиссера Десмонда, но ее карьере после его убийства пришел конец. А она, как-никак, была звездой, снималась с Чаплином. В газовую камеру меня вряд ли отправят, скорее уж в тюрьму, и вкатают максимальный срок, потому что я убила известного актера. Но я не Рэй и не Тони, и в тюрьме я просто сдохну. А мама? А мой брат, а Павел Егорович? Что будет с ними? Их же затерзают. Если я позвоню в полицию, мне придется распрощаться со всем: с кино, с карьерой, просто с жизнью. Если я позвоню…