Рыцари креста - Том Харпер

Я промолчал. Да и какими словами можно было его утешить? Я посмотрел на подрагивающее лицо Адемара, в котором жизнь боролась со смертью. Дыхание его стало неровным, сердце еле билось.

Совершенно неожиданно он успокоился, и я было решил, что жизнь покинула его. Но тут епископ прошептал тусклым голосом, словно говорил через завесу:

— Ты нашел убийцу Дрого?

Это был последний вопрос, который я ожидал услышать от него. Наверное, нарушение каких-то связей в его угасающем разуме вызвало столь отдаленные воспоминания.

— Здесь замешан один сарацин. Дрого на какое-то время впал в ересь, и исмаилит воспользовался этим, втянув его в гораздо худшее зло. За поклонением идолам последовало отступление от веры. Исмаилит хотел сделать из Дрого своего послушного агента. По его наущению Дрого заманил Рено в укромную ложбину и зарезал его только для того, чтобы показать свою верность.

По горькой иронии судьбы, человек, убийц которого я разыскивал, сам оказался убийцей.

Адемар кивнул, не отрывая головы от подушек, и попытался лечь удобнее. Даже в таком положении он испытывал постоянную боль, и это лишний раз свидетельствовало о том, что жить ему осталось недолго. Дыхание его слабело с каждой минутой.

— Я гулял по полям, — прошептал он. Его мысли расплывались. Трудно было понять, говорит ли он о недавних событиях или вспоминает о своей жизни. — Гулял и молился. Я обнаружил их в этой ложбине.

Я застыл от удивления. О чем это он вспоминает?

— Они обнимались как братья. Он отступил назад и поцеловал Рено в щеку, а потом вонзил нож ему в сердце. Тот рухнул без единого слова.

В комнате царила мертвая тишина. Смолкли даже голоса стоявших во внутреннем дворике стражей, хотя они, конечно же, не могли расслышать слабеющего, еле слышного голоса своего владыки.

— Я видел и сарацина. — Адемар вновь открыл глаза и устремил взгляд куда-то в потолок. — Он прятался за валуном. После того как произошло это страшное убийство, он взвалил тело Рено себе на спину и ушел, оставив Дрого в ложбинке.

— Ты видел, как Дрого убил Рено? — выдохнул я. Адемар перевел взгляд на меня.

— Деметрий, принеси мою ризу. Она лежит в сундуке.

Мне хотелось задать ему множество вопросов, но, совладав с собой, я раскрыл большой, обитый железом сундук, достал из него невероятно тяжелое алое епископское облачение с золотым шитьем — изображениями Спасителя, апостолов и пророков — и попытался набросить его на плечи Адемару.

— А теперь приподними меня.

Я пропустил руку епископу за спину и посадил его так, чтобы он видел не только само окно, но и то, что за ним. Медленно повернув голову, он посмотрел на холмы.

— Где-то там находится Земля Обетованная, земля Израиля. Я не смог добраться до нее, однако Господь сподобил меня ее увидеть…

Я продолжал поддерживать его за спину.

— Я отправляюсь к Нему, — прошептал Адемар. — Может быть, мне следовало сохранить свою тайну, но я не могу. Не могу… — И без того тихий голос епископа стал еле уловимым. — Не понимаю, как он мог убить так безжалостно, так бесстрастно…

Я осторожно опустил на подушку голову Адемара. Шея епископа стала совсем тонкой, и я боялся ненароком сломать ее. В горле у владыки заклокотало, и я, испугавшись, что он вот-вот умрет, стал молить Господа отсрочить кончину Адемара. Мною двигало не столько сострадание, сколько страстное желание узнать его секрет.

— Знаешь, что он мне сказал? — пробормотал епископ, лицо которого неожиданно стало по-юношески гладким.

— Что Бога нет? — предположил я. Глаза Адемара расширились от удивления.

— Да. Он сказал мне, что Бога нет, что священники либо лжецы, либо глупцы, что в убийстве нет ничего дурного, поскольку греха тоже не существует. После этого он рассмеялся мне в лицо и назвал меня шарлатаном.

— И ты убил его?

По щекам моим катились слезы, но я их не замечал.

— Да. Я сразил его своим мечом, ибо не мог слушать его ужасных слов. Дрого был не просто убийцей. После всех этих страданий и битв он предал самого Господа и при этом смотрел на меня с наглой ухмылкой! — Тело Адемара вновь стало сотрясаться от кашля. — Он отрицал существование Бога и объявил себя всемогущим. Он убил своего друга, полагая, что никто не осудит его за это. Но там был я, и потому мне пришлось вершить суд! В порыве гнева я зарубил Дрого и начертал у него на лбу знак Каина, дабы люди узнали в нем убийцу. Я оставил его труп на съедение стервятникам и покинул это зловещее место.

— Где я его и нашел.

Адемар утвердительно кивнул и вновь погрузился в забытье. Я коснулся рукой его шеи и, почувствовав едва ощутимую пульсацию, выглянул в окно, пытаясь совладать с охватившей меня скорбью. За последний год моя вера подвергалась испытанию голодом и смертоубийством, болью и отчаянием. Теперь я не знал, во что и верить.

Епископ дотронулся до моей руки, силясь что-то сказать.

— Дать воды?

Я поднялся со скамейки, радуясь самой возможности движения, и поспешил в другой угол комнаты, где стоял стол с каменным кувшином и чашкой. Часть воды выплеснулась мне на пальцы. Вода оказалась теплой и слегка солоноватой на вкус. Впрочем, Адемару было уже все равно. Я поднес чашку к его губам и после того, как он сделал несколько глотков, отер его губы своим рукавом.

— Я раскаиваюсь в этом, Деметрий. — Он вновь изо всех сил сжал мою руку. — Я убил Дрого за то, что он хулил Бога, но в своем гневе я совершил то же самое преступление. Нет, я поступил еще хуже! Он убивал, отрицая Бога, я же убивал во имя Бога! Я увидел перед собою зло и попытался его уничтожить, и в тот же миг оно поглотило меня! Я заслуживаю самого сурового наказания!

Не зная, что на это ответить, я вновь поднес чашу к его губам. По небу кружила большая птичья стая, со двора потянуло дымком. Начинало вечереть. Что?

Услышав какой-то шепот, я перевел взгляд на Адемара и понял, что обманулся. Он уже не смог бы сказать мне ни слова. Его незрячие глаза были широко открыты, а голова упала набок, словно он хотел увидеть чье-то давно забытое лицо. Трясущимися руками я надел на него церковное облачение, потом снял с шеи свой серебряный крестик и положил ему на грудь, надеясь, что он ему пригодится.

Священники и рыцари, стоявшие в коридоре, встретили меня подозрительными взглядами.

— Он заснул, — сказал я, — и просил полчаса его не беспокоить.

Во дворике, выложенном синей плиткой, толпился народ. Новость о резком ухудшении состояния епископа, похоже, успела облететь весь город, и здесь собралось великое множество рыцарей, священников и паломников. Среди прочих я заметил Боэмунда, который был на целую голову выше своих сторонников, и герцога Готфрида, шептавшегося о чем-то с Робертом Нормандским. Здесь присутствовал даже смертельно бледный и обиженный на всех граф Раймунд. Не обращая на них внимания, я протолкался через толпу и вышел через ворота виллы.

Прямо передо мной лежал путь в город, однако я не спешил возвращаться. Вместо этого я стал карабкаться вверх по склону, пробираясь между зарослями терна и скалами. Обнаружив на откосе большой валун, я уселся на него и стал рассматривать окрестные земли. Долина уже тонула в тени, хотя вершины холмов и верхняя часть горы все еще были залиты золотистым светом.

Я сидел на этом камне очень долго, не меньше часа. Порой я разглядывал долину, порой устремлял взгляд к далекому горизонту, где смешиваются думы, воспоминания и мечты. Многие из мучивших меня в последнее время вопросов так и остались без ответа, однако меня несказанно утешала сама возможность размышлять над ними. Сколько сил и жизней было отдано во имя Божье христианами, язычниками и откровенно безбожными людьми! Но могли ли надеяться на спасение все эти люди? Господь не взваливал на них этого креста. Они взяли его самочинно и при этом искренне удивлялись тому, что Бог оставил их. Мы решили испытать свою веру, но она не выдержала этого испытания. Перед самой своей кончиной Адемар, к которому вновь вернулась ясность мысли, говорил о том, что Господь будет сурово судить нас за все наши деяния, и о том, что мы заслужили это наказание.

Небо над западными холмами стало меркнуть, и на гору тут же опустились сумерки. Я поднялся с камня, вспомнив о том, что внизу меня ждут Анна и Сигурд.

Прежде чем отправиться в путь, я обернулся. На фоне быстро темневшего неба горы представлялись пурпурными тенями, лежавшие между ними долины были покрыты мраком. Я не видел теперь ни Оронта, ни шедшей вдоль него дороги.

Дороги, за которую мы так долго сражались.

Дороги на Иерусалим.

ИСТОРИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ

Битва за Антиохию стала для первого крестового похода чем-то вроде Сталинграда. В обоих случаях нападающая сторона быстро продвигалась в глубь вражеской территории, после чего надолго останавливалась перед стенами больших и хорошо укрепленных городов. В обоих случаях осаждающая сторона сама попадала в осаду, хотя в первом случае крестоносцам и удалось прорвать ее и одержать победу. В противном случае планы Папы Урбана рухнули бы точно так же, как в 1942 году окончательно рухнули планы Гитлера. Нет ничего удивительного в том, что осада эта была отмечена жадностью, интригами, вероломством и небывалой жестокостью. Представляя определенную фактологическую и хронологическую картину и выписывая характеры персонажей, я пытался хранить верность историческим источникам (крайне противоречивым). Лишения, которые претерпело воинство крестоносцев, внезапное взятие города за два дня до подхода армии Кербоги, обретение Копья Лонгина и неожиданная победа над превосходящими силами противника не являются моим измышлением. Тогдашние летописи считали происшедшее чудом. Что касается современных историков, то они также не смогли представить сколько-нибудь вразумительных объяснений.