Не ошибись с выбором - Валентина Игоревна Колесникова

Виктор медленно поднял голову, и мы встретились взглядами… Замерли, смотрели друг на друга, не отворачивались, изучали. Лицо застывшее, словно маска…

Что, если он тоже обманывает? Ведь мама права — его действия странные. Но что если он просто хотел помочь? Наш мир настолько погряз в собственной жестокости, что уже не может поверить в проявление искренней бескорыстной заботы… Может я сама себе все придумала?

— Можно я кое-что тебе покажу? — Мягкий голос… Безумно приятный… Словно шепот… И этот его взгляд, наполненный любопытством. В голове тут же возникла картина с поцелуем, на губах появился вкус хвои, а внутри живота предательски шебуршали бабочки.

Внезапно на лице мужчины появилась невероятная обворожительная улыбка. Он плавно встал со своего места и ушел в сторону комнаты мастеров, где хранят различные сорта чая и дорогое стекло…

Походка уверенная, в тоже время мягкая — он как черный кот, плавно передвигался в пространстве комнаты, маневрировал среди небольших стеллажей, скрылся из виду и уже спустя мгновение вернулся на свое место вместе с огромным прозрачным чайником, льняным пакетом, размером с ладонь, чайником с кипятком и длинной каминной спичкой.

— Смотри внимательно, тебе должно это понравиться!

Он достал круглый стеклянный поднос, в который налил холодную воду. Затем, к моему удивлению, были зажжены пять маленьких белых плавающих свечей, которые Волков опустил на поверхность воды и сверху всего этого поставил прозрачный чайник с водой. Мы немного подождали, пока вода нагреется до необходимой температуры. Открыв льняной мешочек, он высыпал из него все содержимое в поставленный чайник, взял тонкую стеклянную палочку, словно из химической лаборатории и стал размешивать содержимое…

— Ничего себе! Впервые вижу!

На моих глазах происходило что-то невероятное. Маленькие песчинки, принятые мною за солому и то, что от нее осталось, внезапно стали распускаться, принимая форму неимоверно красивых ярких цветов очень глубокого синего цвета.

Виктор взял стеклянную палочку и стал размешивать напиток по часовой стрелке…

С каждым мгновением цветов становилось все больше, а под действием огня под стеклянным дном казалось, словно эти лепестки горели красным пламенем… Они распускались, теряли свои лепестки…

Затем небольшие горошины, что упали на самое дно стали пускать маленькие пузырьки воздуха. Они освобождали его из плотно сомкнутых листьев, которые после воздействия воды так же тали распускаться…

Словно бриллиантовая россыпь среди синего моря, сгорающая в пламени…

— Тебе нравится?

— Очень, а что это?

— Это вязаный чай — он является основой, а эти цветы — орхидея. Попробуй, но перед этим постарайся уловить аромат… и не переставай наблюдать за водой.

Я немного наклонилась, следя за тем, как вода постепенно принимала бирюзовый цвет. С каждым мгновением он усиливался, становился все ярче, насыщенней и спустя несколько минут прозрачный чайник был полностью наполнен синий водой безумно красивого, глубокого цвета.

— Это синий чай, в России его нет в свободном доступе. Я раньше часто привозил его из Таиланда… Не бойся, попробуй — он немного пряный на вкус, но честно признаюсь, мне больше нравится его заваривать, чем пить…

Действительно — на вкус словно слегка подсахаренная вода, с нотками цитруса… Но его цвет… И этот запах…

— Это так красиво! — Прошептала я, только сейчас обратив внимание на то, что Виктор сидит слишком близко ко мне. Сидит и смотрит. Все время смотрит — не отводит взгляда.

— Маша, а где сейчас Аня?

— Моя мама прилетела, она сейчас с ней.

— Ты ведь домой поедешь? Могу я подвести тебя или…

— Подвези…

Виктор вновь улыбнулся, словно чеширский кот. Он подал мне руку, помог встать, тут же схватив меня за талию — из-за того, что мы долго сидели на коленях, ноги затекли, и я почти их не чувствовала. Он будто бы знал, что так будет…

— Ты смотрела на цветы слишком долго, не меняла положения тела… Как ноги? — А в голосе ехидство, но без единого намека на озлобленность и сарказм. Он продолжал улыбаться, наблюдая за тем, как я постепенно начинаю чувствовать те самые противные мурашки, что бегают по затекшим ногам всякий раз, если долго сидеть в одной позе. Ноги будто бы не слушались…

— Больно-то как… — честно призналась я, опираясь на Виктора. — Сейчас пройдет. Я и забыла как это, ощущать, словно по тебе ползет целое полчище муравьев.

— Где твоя обувь? А, вижу. Садись сюда, на скамейку.

— Ты что делаешь? — Я тут же спрятала ноги под сидение, на которое Виктор меня посадил. — Я сама себя одеть могу!

Но меня не слушали. Тонкие мужские пальцы аккуратно обхватили лодыжку правой ноги, лишь слегка касаясь кожи. Он осторожно, но в тоже время быстро, надел на нее туфельку, застегивая тонкий ремешок.

— Почему ты поехала с ним? — Этот вопрос был задан настолько неожиданно, что я даже не успела понять, что стоит сказать, а о чем следует промолчать. Вот ведь. Мама права была — сейчас мне только что продемонстрировали один из приемов в психологии. Умных названий и терминов я не знаю, но принцип работы заключается в следующем — обескуражить, вывести из равновесия и резко задать интересующий тебя вопрос. Человек ответит, не раздумывая, вот как я сейчас:

— Потому что мне очень плохо.

— Из-за обморока?

— Нет, дело не в моей усталости. Это очень тяжело — быть одной. Не физически — морально. Иногда мне кажется, что наступила свобода от эмоций, что пережитое прошлое больше не внедряется в настоящее, но это не так.

— Ты… Неужели ты хотела сохранить брак? Ты же говорила мне, что все было очень плохо…

— Боже упаси! Господи! Нет и еще раз нет! Мой бывший — теперь не моя проблема и ты даже не представляешь, насколько я счастлива, что мы расстались! Я искренне сочувствую той девушке, но теперь этот человек — ее геморрой.

Я сделала паузу, стараясь не расплакаться. Ведь то, что я скажу, действительно является для мня очень важным моментом в жизни.

— Я боюсь ошибиться. Боюсь сделать не тот выбор, боюсь, что вновь останусь одна, что придется переживать все заново. Я боюсь, что человек, который, как мне кажется, мне нравится, может обмануть…

— Мой брат не умеет любить…

— Я сейчас не о нем…

— Но тогда о ком? Он ведь приз…

Виктора резко прервали. Телефонный звонок от мамы. Он замолчал на полуслове, жестом показал, что не хочет мешать разговору, а я не могла в его присутствии объяснить, что же произошло. Ответив коротко, что я скоро буду дома, я повесила трубку, требуя продолжения разговора с Виктором,