Пески веков - Питер Миллер

Машина оказалась больше, чем он ожидал. Огромная металлическая труба отходила вкось от чего-то, очень напоминающего циклотрон. В конце трубы на экваториальной оси был подвешен металлический шар около трех футов в поперечнике. На поверхности шара, противоположной концу трубы, алел круглый стеклянный глазок — не мигая смотрел он в большой, открытый с одного конца металлический ящик, сквозь который проходило сложнейшее переплетение каких-то проволок и проводов.

— Мы хотели послать в другое измерение один атом, только один! — сказал Энрике Патиньо. — И, я почти уверен, наши двойники с вашей Земли стремились к тому же. Но вместо атома мы послали туда нашего Питера Иниса. А они прислали сюда вас. — Патиньо указал на два стола, стоявших вплотную друг к другу посреди комнаты. На столах громоздились горы бумаг. — Мы все вычислили. И узнали немало любопытного. Оказывается, один только атом — а уж поверьте мне, наш луч никак не может послать больше одного атома за раз — один-единственный атом, устремляясь из одного измерения в другое, неминуемо захватит с собой весь организм, в котором он заключен.

— Интересно в таком случае, разбил я свою машину или машину вашего Питера? — задумчиво произнес Пит. — Где проходит граница? Молекулы перепутались, пар, из которого состою я, смешался с паром, из которого состоит машина…

— Скорее всего, вы разбили его машину. Хотя уверенности в этом у меня нет. Но мы считаем, что это явление — перенос целого — характерно только для живой материи, а все предметы, находящиеся в радиусе действия электромагнитного поля…

Он продолжал говорить.

Пит смотрел на машину.

Быть может, другой Питер Инис на другой Земле тоже смотрит сейчас на машину?

Будем надеяться, что так. И будем надеяться, что этот другой Пит — хороший человек. Потому что Мэри Вторая — очень хорошая, черт побери!

— Где мне брать билет? — спросил он.

— Сюда, пожалуйста, — позвал из-за металлического шара ван Хасен. Он там что-то делал с круглым красным глазком.

— А что же не трубят трубы? — хмуро заметил Пит. — Где репортеры и фотографы? Мне-то, конечно, ничего этого не надо.

— Мы… — Энрике Патиньо запнулся. — Поймите, мистер Инис, мы бы охотно отложили ваше возвращение хоть на короткое время и расспросили бы вас о вашей Земле. Мы могли, конечно, спросить вас об этом и раньше, но нам не хотелось вторгаться в вашу довольно необычную частную жизнь. Мы хотели, чтобы вы сами к нам пришли. А теперь… что ж, боюсь, нам придется удовольствоваться наблюдениями НАШЕГО Питера Иниса. На основании наших исследований последнего времени мы пришли к выводу, что, может бить, вам очень опасно оставаться здесь. Опасно и для вас, и для нас.

— Я тоже это почувствовал, — сказал Пит. — Звучу не в лад здешнему оркестру. Нарушаю гармонию.

— Сегодня утром мы приняли решение. И как раз собирались вас пригласить, но вы пришли сами.

— А если бы вы меня пригласили и я отказался прийти, вы бы вызвали морскую пехоту?

Патиньо улыбнулся какой-то удивительно мальчишеской улыбкой.

— Ну да. Собственно, ваше появление в нашей Вселенной едва ли как-то на нее повлияет в ближайшие миллионы лет. Отклонение должно дойти до фантастически высокого уровня, прежде чем оно даст себя знать. Но мы — ученые и не можем рисковать, позволив вам остаться здесь хотя бы еще недолго. Ваше влияние теоретически возрастает в геометрической прогрессии каждый шестьдесят один целый четыреста шестьдесят девять десятичных часа.

— Я уже не тот, каким пришел к вам, — сказал Пит. — Я растерял миллионы молекул. Я воспринял миллионы других. На мне совсем другая одежда.

— Можно почти наверняка предположить, что все это так или иначе возмещается и уравновешивается; надо надеяться, что мы не ошибаемся.

— Что ж, тогда, наверно, больше нет никаких препятствий… если не считать моих чувств.

Патиньо вздохнул.

— Пожалуй. Но мы так мало знаем о подобных вещах… потому и не трубят трубы. Когда мы вас отправим, машина будет размонтирована. Чем меньше люди знают об этой стороне научных исследований, тем лучше. Быть может, сейчас мы поступаем преглупо. А может быть, нам бы надо холодеть от ужаса.

— Ну, — сдерживая волнение сказал Пит. — Когда же мы начнем?

— Хоть сию минуту.

— А когда начнут они?

— Тогда же, когда и мы… или наоборот. Видимо, на этом уровне все полностью совпадает: мы как бы выражаем законы, общие для всей Вселенной.

— Довольно! — прервал ван Хасен. — Так у нас весь день пройдет в разговорах.

— А нельзя мне взять с собой… книгу или еще что-нибудь? — спросил Пит.

Патиньо покачал головой. Потом взял Пита за руку и поставил его перед шаром. Красный глазок смотрел теперь Питу прямо в лоб.

Пит еще дома попрощался с Мэри. Теперь он на нее не взглянул.

Все произошло очень быстро.

Патиньо прощальным жестом поднял руку.

Ван Хасен нажал какую-то кнопку где-то позади металлического шара.

— Пит! — крикнула Мэри.

Машина пронзительно взвыла, заглушая ее крик.

И Мэри очутилась в его объятиях.

Лаборатория была почти такая же. И машина тоже. Круглый красный глазок потускнел. Вой утих.

Все просто стояли и переводили дух.

Держа Мэри в объятиях, Пит поглядел вокруг и улыбнулся.

— Без бороды вас трудно узнать, доктор ван Хасен, — сказал он. Потом обратился к Мэри: — Я рад, что ты это сделала. Я не смел тебя просить.

Мэри заплакала.

— Я… я подумала, если я… тогда и она… а может, это она первая подумала…

— Тебе понравится мой Пит младший, — сказал он ласково. — А та Мэри, которая только что отсюда ушла, будет хорошей матерью твоему сыну.

Ученые понемногу выходили из оцепенения. Минут десять они с горящими от любопытства глазами забрасывали вновь прибывших вопросами, потом Пит сказал, что они с Мэри хотели бы пойти домой.

Ван Хасен вывел их в коридор. Остальные двое — точно такой же Патиньо и чуть менее привлекательная Хейзл Бэрджис — уже хлопотали, разбирая машину.

У двери лифта ван Хасен спросил:

— Вы согласны с нами сотрудничать, мистер Инис?

— Большое спасибо, с радостью, — ответил Пит и прижал к себе локоть Мэри.

Дверь лифта открылась. Внутри не оказалось ничего, кроме плотного голубого света.

— Прошу вас, — учтиво сказал ван Хасен.

Чуть помедлив, Пит произнес безжизненным голосом:

— Все в порядке, родная… Наши лифты совсем не такие, как у вас. Совсем не такие.

И хмуро ступил в голубую пустоту, на высоте пятого этажанад землей, все еще прижимая к себе локоть Мэри. За ними шагнул ван Хасен.