Призраки в горах - Тимур Свиридов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сухейла своей щекой прижалась к его правой щеке, потом к левой.
Олег кожей ощутил горячность ее бархатных щек, влагу невысохших слез. И ее теплота породила ответное пламя, которое разом охватило все его существо, туман поплыл у него перед глазами.
– Сержант, что ж ты теряешься! – весело крикнул Елизаров. – Ответь по-нашенски! Целуй ее по-русски!
Олег сначала оторопел от таких простых и откровенно, как ему показалось, бесстыжих, неуместных советов. Но так он думал лишь первое мгновение. А потом, глотнув воздуха, сам не зная, откуда у него появилась такая решительность, обхватил Сухейлу обеими руками, прижал к своей груди, в которой колоколом бухало сердце, и поцеловал афганку в ее чуть влажные сладкие губы.
– Йе! – выдохнула удивленная Сухейла, вырываясь из объятий. – Йе!
– Правильно, сержант! – захлопал в ладоши Константин.
– Молодец, Олег! – сказала Валентина.
– Ну и обстановочка под Новый год! – фыркнула Надежда. – Чистая семейная идиллия! Сплошная родня, теперь еще и международное братство! Только я одна никому тут родственницей не прихожусь, словно бы в гости пришла.
– Скажи, Сухейла, а по вашим законам кровные братья и сестры могут любить друг друга, жениться друг на друге? – заинтересованно спросил Константин.
– Да, так бывает, – ответила Сухейла, ласково поглядывая на Олега. – Иншалла, если богу угодно.
– Тогда совсем другое дело! – Константин быстро переглянулся с Валентиной, улыбнулся, потом взял крупное краснобокое яблоко и протянул Олегу. – Вырезай своим трофейным кинжалом розы, вручай нашим сестрам!
4
Наступило время встречи Нового года. Бестужев подоспел вовремя. В ленинской комнате стояли впритык столы, а на них – обычный солдатский ужин. Только к нему интенданты щедро добавили мясную тушенку, сгущенное молоко, печенье. А солдаты – у кого что было: от присланных из дому посылок выложили гостинцы домашнего приготовления, сладости, купленные в гарнизонном магазине, местные фрукты – яблоки, мандарины, гранаты, сушеный инжир, курагу, изюм. Лейтенант Чепайтис принес приличный кусок свиного сала, присланного из родной Литвы, розовато-белого и толстого, чуть ли не в полторы ладони, нежного, как масло. И еще приготовленную по-литовски говяжью печень, ее пропустили через мясорубку, добавили пряностей, нашпиговали кусочками свиного сала и так запекли.
– Вот это вкуснятина! – восторженно приговаривал сержант Гришин, разрезая сало и печенку на кусочки. – Уразбаев, ты правоверный мусульманин и, конечно, сало есть не будешь? Твоя порция мне пойдет?
– Альбатта! – отозвался Уразбаев. – Конечно, друг! Разве я возражаю? Бери мое сало, отдавай мне печенку.
– Так она же тоже с салом!
– Ничего, печенку можно кушать в любом виде, закон разрешает!
– Тогда дурных нема, Уразбаев!
– Ты прав, Гришин, мы все давно умные!
Лейтенант глянул на свои командирские часы и бодрым, веселым голосом произнес:
– Ну что, ребятки, все собрались? Каждый сержант доложил о своем отделении. Опоздавших, естественно, не было.
– Тогда за столы! – скомандовал взводный. – Новый год – год Тигра – идет к нам в гарнизон.
Десантники быстро расселись за тесными столами. Лейтенант встал, поднял стакан с пенистой пепси-колой. Все притихли. Антонас коротко сказал о службе и боевых делах разведчиков, о долге перед любимой Родиной, которая верит своим солдатам и надеется на них, о городах и селах, о семьях, где их любят и ждут.
– Будь счастлива, любимая Родина, будьте здоровы и счастливы, наши родные и близкие, все советские люди!.. А нам пожелайте простой солдатской удачи и крепкого здоровья, – он посмотрел на свои часы. – С Новым годом, родной взвод десантников!
– С Новым годом! – шумно отозвались солдаты за столом. – С Новым годом!
Покончив с едой, десантники высыпали во двор. Небо было чистым и звездным. Под ногами белел снег. На аэродроме кто-то стрелял из ракетницы, и, оставляя длинный огненный след, взлетали ракеты в небо, вспыхивали и зависали зеленые, алые и желтые дрожащие живые фонари. Они медленно опускались к земле и гасли.
Бестужев отыскал на небе голубоватую Полярную звезду, примостившуюся на хвосте Малой Медведицы, определил северо-западное направление – бескрайний путь в сторону Москвы, и подумал о том, что здесь уже полночь, а там в столице еще всего-навсего девять часов, самое суматошное время, только готовятся встречать Новый год…
– Ты за старшего, – услышал Олег голос лейтенанта, обращавшегося к Гришину. – Через час – отбой.
– Хорошо, – ответил старший сержант.
После ухода лейтенанта все снова вернулись в ленинскую комнату. Снова пили – одни чай, другие пепси-колу, фруктовую воду, доедали конфеты, печенье, фрукты. Гришин незаметно отлучился и вскоре вернулся с магнитофоном в руках: новый, серо-матового цвета, четкими квадратами по бокам выделялись динамики, на передней панели черными буквами красиво выписано «Шарп». При взгляде на магнитофон Олег почувствовал, как сознание отозвалось странным воспоминанием. О столичной жизни, конечно, он частенько вспоминал, но как-то сухо, умом. А этот «Шарп» теперь был словно кусок, вырванный из той жизни, он принес с собой щемящий аромат былых настроений, которые тут же захватили Олега, расползаясь в груди, как пятна акварели на мокрой бумаге. Бестужев невольно оглянулся и заметил, что на многих лицах появилось растерянное и вместе с тем радостное выражение.
– Ну, Гришин, ты даешь! – раздался удивленный голос Турсунова.
– Откуда у тебя «Шарп», Пашка? – крикнул Уразбаев, счастливо улыбаясь.
Гришин довольно дулся в усы, включая аппарат в сеть.
– Ребя! Сержант машинку на базаре купил на той неделе.
– Она душманская, атас, взорвется! – раздался вдруг страшный вопль.
Десантники резко подались в стороны подальше от злополучного «Шарпа», недоуменно посматривая на Гришина. Олег обернулся и узнал в кричавшем гранатометчика Мишку Рощупкина.
– Помолчал бы, Мифоня, – обиженно отозвался Гришин, – «Шарп» проверенный-перепроверенный. Не дрейфь. Ребята, не слушайте Мифоню.
– А вдруг рванет? Сами знаем, как душманы мины закладывают во всякие безделушки.
– Скажешь тоже, безделушки, – отозвался Равиль Давлятов, протискиваясь вперед и вытаскивая магнитофонную кассету из нагрудного кармана. – Сержант, поставь сначала мою, очень прошу!
– Пожалуйста, – Гришин вставил кассету, нажал кнопку, и из динамиков полились тягучие и плавные мелодии «Модерн Токинг».
Десантники заулыбались, начали рассаживаться по стульям, подмигивать друг другу.
– Молодец, Паша, – сержант Уразбаев похлопал Гришина по плечу. – Какой праздник без музыки?
Олег почему-то подумал, что далекий голос, звучавший на английском, кажется довольно странным и диким здесь, в Афганистане, в среде десантников. Видимо, не ему одному такая мысль пришла в голову, потому что раздался басовитый голос пулеметчика Гулыгина:
– Паш, кончай дискотню! Дома вся эта хреновина надоела. Парни, ни у кого нет чего-нибудь нашего, а? Родного, а?
Десантники переглянулись, пожимая плечами.
– У меня тут кассета «Аквариума», – к Гришину подошел Стефанакис. – Правда, запись никудышная.
– А что, клевая группа, – поддержал его Толя Волков. – Давай послушаем.
Через несколько секунд ленинская комната уже наполнилась романсовыми переборами гитары, звучал спокойный и красивый баритон:
Он слышал имя ее, он ждал повторенья,Он бросил в огонь все, чего было не жаль,Он смотрел на следы ее,Жаждал воды ее,Шел далеко в свете звезды ее,В пальцах его лед превращался в сталь…
«Странно, – думал Олег, – опять «Аквариум». Почему я раньше ничего не слыхал об этой группе? Надо же, как красиво поют ребята».
В комнате сделалось тихо-тихо, десантники с жадным интересом ловили родную речь. Это было как послание из старой жизни, как привет Родины. И каждый, наверное, в те минуты вспоминал под лирическую мелодию своих родных и любимых.
5
Олег долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, думал о Маринке, которая в эти часы в шумной компании встречает Новый год в столице, а может быть, и за городом. Думал и о Сухейле, почему-то она не выходила у него из головы.
Маринка казалась нереальной, как вся прошедшая столичная жизнь. Словно бы это было не с ним, а будто он смотрел про это в кинотеатре и теперь вспоминал картину. Конечно, Маринка была куда активнее, чем Сухейла, броская, говорливая и не очень-то обремененная комплексами. Зато Сухейла… Было в скромной и тихой афганке что-то такое, что цепко держало за сердце, чего, возможно, недоставало Маринке и остальным московским девчонкам. Только вот чего – этого Олег никак не мог понять.
Думал о вертолетчике Константине и медсестре Валентине, которые, благодаря Олегу, нашли путь друг к другу. Думал о своей службе, которая только начинается, о ребятах своего отделения, командирах, обо всем, что его окружало…
