Соль под кожей. Том первый (СИ) - Субботина Айя

А еще через час, который я провожу тупо таращась в потолок, раздается вкрадчивый стук в дверь и на пороге появляется очкастая новенькая из отдела кадров. Так и жмется у входа, пока не рявкаю, чтобы уже шевелила жопой либо сюда, либо обратно.

— Ван дер Виндт просила передать вам лично в руки.

Охуеть.

Она действительно написала заявление на увольнение. Оформленное в отделе кадров по всем правилам, со всеми необходимыми оговорками — отказом отработать две положенных недели, отказом от выплаты компенсации за отпуск, а также отсутствием претензий на рекомендацию для следующего работодателя. И на этот раз никаких непонятных кривых загогулин — только ровные, чётко выведенные аккуратные буквы, строчка к строчке.

— Она совсем что ли охренела?! — завожусь с места в карьер. Зверею за секунды.

Вылетаю в коридор. Оттуда — до лифта. И только случайно слышу непонятный писк в спину от очкастой девчонки:

— Валерия Дмитриевна уехала минут десять назад. Сказала, что вы в курсе и сами ее отпустили.

Я выхожу на улицы, прыгаю в машину и мчусь к ней.

Прошло два года с тех пор, как купил эту квартиру и можно смело сказать, что она давно отработала каждую копейку, но ключи от всех дверей у меня до сих пор при себе — висят на отдельной связке вместе с маленьким брелоком в форме половинки кекса, который Валерия подарила на мой День рождения в прошлом году. В этом я даже не помню, приглашал ли ее и виделись ли мы в тот день и вообще — в том месяце. Меня даже слегка подергивает совесть, когда открываю своим ключом дверь ее квартиры, надеясь застать врасплох.

Но там пусто.

Куда бы Валерия не отправилась прямиком из офиса, но явно не сюда. Хотя, может, торчит в пробках? Звоню Хмельницкому, чтобы уточнить, нет ли у них сегодня тренировки.

— Ты там совсем мозги что ли проебал, Шутов? — со свойственной ему прямолинейностью, интересуется Хмель. — Она уже полгода сама по себе. Я научил эту девочку всему, что знал. А «бикинистку» из нее делать я не нанимался.

Полгода?

Я заглядываю в телефон, нахожу нашу переписку, но последние сообщения датированы еще апрелем, а сейчас уже февраль. Нахожу входящие и исходящие звонки, но там ее номера вообще не найти — так давно я его набирал.

Делаю это сейчас, но она не берет трубку, а потом, когда наяриваю снова и снова, просто блокирует мой номер, потому что все попытки дозвона обрываются короткими бессмысленными гудками.

— Ладно, красавица моя, — говорю, обращаясь к висящей на стене страшной африканкой маске, — подожду тебя здесь. Спать-то ты наверняка приползешь.

Проходит еще минут десять тотальной тишины. И щелчки настенных часов начинают раздражать мой непривыкший к такому аудио-молчанию слух. Включаю телевизор, ютуб — и наобум первое, что лезет в рекомендациях. Валерия слушает всякое американское старье и еще джаз, так что тягучий голос Эми Уайнхаус вполне устраивает и меня тоже. Делаю рейд на кухню, чтобы сварить себе кофе. Открываю ящик и присвистываю, потому что внутри нет абсолютно ничего, кроме пары чашек. Никакого чая или даже намека на сахар, хотя, насколько я помню, Валерия давно перешла на заменитель. Но пофигу — ящик-то почему пустой?

Внутри царапает первое нехорошее подозрение, и оно становится только крепче, когда ровно такую же картину я нахожу и в холодильнике. Он пустой. И судя по неработающим датчикам и отсутствию холода внутри — отключен. Пустой, чистый холодильник. У меня дома примерно та же картина, справедливости ради, но я точно не вырубаю его от сети, блять.

Иду в спальню, распахиваю шкаф, потом — комод, следом — антресоли.

Везде пусто, не считая пары вешалок и нескольких пакетиков с шариками геля в тумбе, где обычно хранят постельное белье.

В ванной та же картина — ничего вообще нет, не считая идеальной, я бы даже сказал — хирургической чистоты везде.

Я делаю еще одну экскурсию по квартире, и единственная мысль, котороая возникает у меня в конце — какого хера я сразу не понял, что здесь никто не живет? Причем, судя по слою пыли на подоконниках (с оглядкой на идеальную чистоту в остальном) — не живет уже довольно давно.

Попытка дозвониться до Валерии снова проваливается. Я реально торчу у нее в блоке. Пытаюсь написать на рабочую почту, но что это даст? Даже если Валерия прочитает сообщения — это никак не обязывает ее отвечать. С сообщениями та же история— они просто «висят» в вакууме. У меня есть ее номер в другом популярном мессенджере, но я так давно туда не писал, что даже не удивляюсь, когда и там все «вылизано» — никаких сообщений, скрытый ник, отсутствие даты последнего визита. Она, блять, давно все это сделала или успела пока я тут валял дурака?

— Хорошо, Лори, значит, поиграю в твое «Ну, погоди», — бурчу себе под нос, набираю номер своего главного умельца и без приветствия выдаю ценные указания: — Кулибин, мне нужно найти одного человека.

— Вообще-то я Петров, — обиженно мямлит голос на другом конце связи.

Жаль, что не могу до него дотянуться, а то бы уебал разок, чтобы не был таким правильно сделанным.

— Валерия Дмитриевна Ван дер Виндт…

Я сливаю ему номер ее тачки, потому что сам помогал ее регистрировать, ее идентификационный код, код ID-карты, права. Все, что знаю, потому что эта информация проходила через мои руки. Если Валерия действительно придумала от меня сбежать, то за эти два года она из умницы-красавицы деградировала обратно в дуру. Только теперь красивую и жопастую дуру, что не отменяет сути ее абсолютно идиотской выходки.

— Завтра… — пытается сказать Петров, но я громко посылаю его на хуй.

— Полчаса тебе даю. Час — максимум. Или ты на хер уволен, понял?!

— Дмитрий Александрович… это же не…!

— Время пошло.

И пока он там выпрыгивает из штанов, рискуя остаться без хорошего денежного довольствия, я пытаюсь восстановить дыхание, потому что в груди снова адски жжет. Распахиваю настежь окно и сдыхаю морозный воздух, пытаясь одновременно проанализировать, какого черта вообще происходит. И чего меня так плющит из-за ее побега. Да эта прибацанная мне вообще никто! Ни жена, ни сестра, и член я в нее тоже не совал. Хотя последнее, как показала жизнь, работает как раз в обратную сторону. А о Лори я до сегодняшнего дня вообще почти не вспоминал, да и то только когда натыкался на ее имя в каких-то документах.

Мой взгляд падает вниз и перед глазами плывет.

Накатывает такое сильное головокружение, что от окна отлетаю буквально пулей.

Черт.

Черт!

Я никогда не боялся высоты. Всегда запросто прыгал с вертолета, когда катал сёрфил, обожал сам пилотировать, и всегда снимал пентхаусы в самых высоких отелях мира. Но все в одночасье изменилось после того дня.

Я забиваюсь в угол, потому что мне нужны две этих проклятых стены, чтобы не дать мне развалиться на части.

В памяти мелькают ярко-красные следы на мокрой брусчатке.

Растрепанные волосы.

Бледное, умиротворенное лицо Алины.

— Убирайся на хер из моей головы! — стучу себя по вискам, но это не приносит результата.

Чем больше времени проходит — тем больше пространства в моем сознании занимает Алина. Теперь она там почти полноправная хозяйка. Живет и властвует, смотрит с укором на все мои попытки продолжать жить без нее. Стала похожей на распятого на кресте невинно осужденного. Иногда я даже начинаю слышать ее голос, и в такие моменты не спасают ни снотворные, ни антидепрессанты.

— Пошла на хуй, слышишь! — ору ее полупрозрачной фигуре, которая как раз обустроилась на диване Валерии. — Что тебе от меня нужно?!

Она просто молчит и улыбается.

А самое хуевое — я не могу прогнать ее, как раньше. И сам свалить не могу, хотя пытался убежать от прошлого почти на край мира.

Невозможно убежать от того, что гните внутри тебя самого.

Единственное мое спасение — курево.

Я думал, что стал много курить, когда мы с Алиной попытались возродить отношения, но на самом деле это было просто баловством по сравнению с тем, сколько сигарет я выкуриваю за день сейчас. Из-за этого дважды пропустил визит к доктору, и уже получил от него сдержанное, но гневное напоминание. А я, блять, просто не знаю, чем оправдать свое явно ухудшившееся состояние. Типа, я слабак и снова все проебал?