Золотой киль - Десмонд Бэгли

Он задумался, насупив брови, пытаясь восстановить в памяти события тех далеких дней.

— Я помню один случай, когда Уокер отослал несколько человек из кювета, хотя никто ему это не поручал. Действовал он как посыльный Умберто и объяснил потом, что неправильно понял его задание. Я со своей группой тоже участвовал в этой операции, и фактически Уокер оголил мой левый фланг. — Глаза Курце потемнели. — В результате двое моих ребят погибли, а я чуть не получил штык в спину. — Лицо его исказилось при этом воспоминании. — Операция проходила после того, как мы схоронили золото.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Я осторожно сказал:

— Предположим, он мог выстрелить Паркеру в затылок или ударить камнем по голове Донато и изобразить это как несчастный случай во время подъема на скалу. Но тебя он, вероятно, слишком боялся, чтобы напасть в открытую или исподтишка. Знаешь, ведь ты можешь запугать кого угодно. А не пытался ли он сделать так, чтобы немцы убили тебя?

Лежащие на столе руки Курце сжались в кулаки.

— Он всегда боялся тебя, Кобус, он и сейчас боится.

— Magtig, теперь у него есть для этого основания, — взорвался Курце. — Донато вывел нас из лагеря военнопленных. Донато остался с ним на склоне горы, пока вокруг рыскали немцы. — Он посмотрел на меня глазами полными боли. — Каким же человеком надо быть, чтобы пойти на такое?!

— Надо быть Уокером, — сказал я. — Думаю, теперь мы должны поговорить с ним. Мне не терпится узнать, что он готовил для нас с Франческой.

На лице Курце появилось жесткое выражение.

— Да, пожалуй, пора прервать его lekker slaar.[14]

Он поднялся в тот момент, когда Франческа вошла с подносом, уставленным чашками. Увидев лицо Курце, она застыла в нерешительности.

— Что случилось?

Я взял у нее из рук поднос и поставил его на стол.

— Мы собираемся поговорить с Уокером. Тебе стоит пойти с нами.

Но Уокер уже проснулся, и по выражению его лица я понял, что он в курсе происходящего. Он выскочил из койки и попытался обойти Курце, но тот замахнулся на него.

— Подожди, — сказал я и схватил Курце за руку. — Мы ведь собирались поговорить с ним.

Курце с трудом совладал с собой, и я отпустил его руку.

— Курце считает тебя лжецом, — обратился я к Уокеру. — Что скажешь?

Глаза его бегали, он бросил на Курце испуганный взгляд и тут же отвел глаза.

— Я не говорил, что он кого-то убивал. Я этого не говорил.

— Действительно, не говорил, — согласился я, — но ты очень прозрачно намекал на это.

Курце тихо ворчал, но сдерживался. Я спросил:

— Так как же было на самом деле с Паркером? Ты сказал, что рядом находился Курце, когда его застрелили. Курце утверждает, что его там не было.

— Этого я тоже не говорил, — ответил Уокер мрачно.

— Ты действительно отъявленный лжец, — убежденно сказал я. — У меня хорошая память, в отличие от тебя. Я предупреждал в Танжере, что будет, если ты когда-нибудь обманешь меня, поэтому берегись! А теперь я хочу услышать правду — был Курце рядом с Паркером, когда его убили?

Повисло долгое молчание.

— Ну, так был он рядом? — требовал я ответа.

Наконец его прорвало.

— Нет, не был, — взвизгнул он. — Я выдумал это. Его там не было, он был на другой стороне долины.

— Кто же тогда убил Паркера?

— Немцы, — отчаянно кричал он, — это были немцы… Я говорил тебе, что это были немцы.

Трудно было, конечно, ожидать, что Уокер сознается в убийстве, но выражение лица выдавало его. У меня не было причин щадить его, поэтому я сказал Курце:

— Это из-за него Торлони напал на нас.

Удивленный Курце проворчал:

— Каким образом?

Я рассказал ему о портсигаре, а потом повернулся к Уокеру:

— Прошлой ночью Курце спас тебе жизнь, но, ей-богу, лучше бы он дал тебе утонуть. Сейчас я уйду, и пусть он делает с тобой, что хочет.

Уокер поймал мою руку.

— Не оставляй меня, — взмолился он.

Он всегда боялся, что это может случиться, что никого не окажется между ним и Курце. Он специально очернил Курце в моих глазах, чтобы иметь союзника в давнем поединке с ним, но теперь я был на стороне Курце. Уокер боялся физической расправы, ведь свои убийства он совершал из засады, а Курце для него был воплощением насилия.

— Пожалуйста, — хныкал он, — не уходи.

Уокер перевел взгляд на Франческу, в глазах его была страстная мольба. Она отвернулась, не проронив ни слова, и поднялась по трапу в кокпит. Я стряхнул его руку и последовал за ней, закрыв за собой люк.

— Курце убьет его, — прошептала она.

— Разве у него нет такого права? — возразил я. — В общем-то я не сторонник личной расправы, но в данном случае готов сделать исключение.

— Уокер меня не волнует, — сказала она, — я думаю о Курце. Никто не может убить подобного себе и остаться прежним. Пострадает его… его душа.

— Курце поступит так, как сочтет нужным.

В глубоком молчании, отвернувшись друг от друга, мы смотрели на беспокойное море.

Люк кабины открылся, и в кокпит вошел Курце. Хриплым голосом он сказал:

— Я собирался убить этого ничтожного ублюдка, но не смог даже ударить. Ну как можно бить человека, который не хочет даже защищаться. Это просто невозможно, правда?

Я усмехнулся, а Франческа весело засмеялась. Курце посмотрел на нас, и на лице его медленно стала появляться улыбка.

— Но что же нам делать с ним? — спросил он.

— Бросим его в Танжере, и пусть идет на все четыре стороны, — сказал я. — Он испытал самое страшное, что может испытать человек, — смертельный страх.

Мы сидели, улыбаясь друг другу, радуясь как дураки, когда Франческа неожиданно воскликнула:

— Смотрите!

Я посмотрел в ту сторону, куда она показывала рукой, и застонал:

— О нет!

Курце взглянул и выругался.

Прямо на нас, рассекая бурные волны, надвигался фэамайл.

Глава IX

«Санфорд»

Чувство горестной досады переполнило меня. Я был уверен, что Меткаф окончательно потерял нас, но ему сопутствовало дьявольское везение. Он не смог обнаружить нас с помощью радара, потому что шторм снес все надстройки, — исчезла и радарная антенна, и радиомачта, и небольшой деррик-кран. Только по чистой случайности Меткаф наткнулся на нас.

— Спускайся вниз и заводи двигатель, — сказал я Курце. Потом повернулся к Франческе. — Ты тоже иди вниз и побудь там.

Я определил расстояние между нами — не больше мили, и приближался фэамайл со скоростью восьми узлов. Оставалось каких-нибудь пять минут. Что можно сделать за такое время! Никаких иллюзий в отношении Меткафа я не питал. С Торлони нам пришлось трудно, но он действовал только силой, а у Меткафа к тому же был ум.