Сокровище Харальда - Елизавета Дворецкая

Елисава даже огляделась, будто искала пути к бегству от этой страшной участи. Но увидела лишь днепровскую воду, по которой шла ладья, берега, покрытые лесом, мокрые от пота рубахи на спинах гребцов… Когда она проезжала здесь в первый раз, все ее забавляло, разжигая любопытство, а теперь она едва замечала села и городки на высоких обрывистых берегах, луговины с пасущимися коровами, рыбаков в долбленых челноках, красоту яркой летней зелени между голубым небом и синей водой… Все для нее померкло, земной мир замкнулся стенами темницы, в которой она ждала приговора сурового судии. Так неужели, выбрав свою дорогу, она теперь должна идти по ней до конца? Бежать поздно. Пусть не она задумала предательство и убийство, но сама согласилась способствовать им. Но разве у нее был выбор? Ведь и Харальд намеревался получить ее силой и обманом, хотя отлично знал, что она не хочет быть его женой! Разве могла она позволить так с собой обращаться?

— Какие причудливые узоры порой вырезают норны на наших жребиях! — сказал Ивар, когда Ярослав обговаривал с ним новый замысел. — Выйти за Харальда стало для тебя, Эллисив, единственным способом отделаться от него!

Елисава сначала не поняла, а потом сообразила, что он прав. Будучи союзником Всеслава, Харальд должен был получить ее из рук полоцкого князя. Чтобы избежать этого, ей пришлось предложить Всеславу союз с Ярославом и сокровища Харальда, а чтобы выполнить обещание и получить доступ к сокровищам, она согласилась на свадьбу с Харальдом. Внешне все пойдет так, как хотел он, а на деле — совсем наоборот.

И чтобы это стало возможным, Ивар от имени своего конунга и при немногих доверенных свидетелях освободил Елисаву Ярославну от обещания выйти за Магнуса сына Олава. Теперь она вновь была свободна распоряжаться своей рукой, и послам Магнуса предстояло заново посвататься уже не к дочери Ярослава, а к вдове Харальда. Всеслав же должен был нанести ему смертельный удар, сам или руками своих людей, а она, Елисава, — смотреть в глаза мужа и ждать его смерти. И она не считала, что в этом замысле ей досталась самая легкая часть.

Она плохо спала по ночам, постоянно испытывая мучительное беспокойство. Обратный путь вверх по Днепру казался ей дорогой в ад, причем в прямом смысле, ведь она ехала, чтобы совершить такой грех, после которого надеяться на спасение души будет трудно. Сама жизнь для нее словно бы расслоилась: один, внешний, слой — дорога, Днепр, городки, где останавливались ночевать, а другой, внутренний, — ее душа, полная острой тревоги и почти отчаяния. Да неужели ради того, чтобы восторжествовать над Харальдом, стоило пожертвовать своей душой? Княжна стремилась поскорее увидеться с отцом Сионием и поговорить с ним об этом. Ярослав запретил рассказывать об их замысле кому бы то ни было, но Елисава сама по доброй воле не осмелилась бы поведать ни одной живой душе о том, какие низкие дела задумал осуществить князь с ее помощью. Но если отец Сионий подтвердит, что она рискует своей душой… Елисава не знала, на что решиться. Она не хотела уступать Харальду, не хотела перечить отцу — но отдаться в руки сатане было слишком страшно.

Глава 15

В Орше их ожидал человек Всеслава, передавший распоряжение везти княжну не в Луки, а во Всесвяч — городок на берегу Всесвяцкого озера и реки Всесвячи. Двадцать лет назад, по окончании войны между Ярославом и Брячиславом, полоцкому князю достались Всесвяч и Витьбеск, и за это время он постарался укрепить их, чтобы никто больше не вырвал из его рук важнейший участок великого торгового пути. Во Всесвяче Елисава нашла все свое добро, а также боярынь и отца Сиония. Все были здоровы, не считая того, что у Прозоровны то ли от холода, то ли от частых переездов, непосильных для пожилой женщины, разболелась и распухла нога — местная ведунья дважды в день ставила ей припарки.

Здесь же Елисаву встретил Всеслав. Встрече он явно обрадовался, и Елисава, к собственному удивлению, тоже была рада ему. Давно ли, казалось, она знать не знала этого человека, а теперь весь он дышал искренней радостью и братской любовью, и это было так приятно, что Елисава приободрилась и даже страхи ее отступили.

— Харальд, надо думать, уже вот-вот будет здесь, — рассказывал ей Всеслав. — Ты две недели к отцу ездила, за это время мой гонец до Ладоги добрался, и если Харальд сразу выехал, то со дня на день надо ждать.

Но его расчеты не оправдались: Елисава жила во Всесвяче уже дней десять, а Харальд все не появлялся. И она не рада была этому ожиданию: каждый день только усиливал ее мучительные колебания. Всеслав как мог старался развлечь княжну: устроил охоту, каждый день предлагал ей сходить по грибы, половить рыбу. Зазвал старика-кощунника, под гусли певшего Елисаве и боярыням сказания об удалом витязе Всесвяте, который первым пришел на эти земли и в честь которого получили название река и озеро. Елисава хваталась за любое дело, лишь бы не сидеть в душной горнице и не мучиться все теми же тяжелыми мыслями. Поделиться с отцом Сионием она так и не решилась, ибо знала, что он, безусловно, осудит весь этот замысел. Только сама она могла выбрать наименьшее из возможных зол — для себя, отца, Всеслава и Харальда.

Приближался к концу уже третий месяц с тех пор, как она покинула Киев, чтобы стать королевой Норвегии. После похолодания вдруг снова началась жара, да такая, какая бывает не всякий липень. Заканчивалась жатва, в окрестных селах справляли Дожинки. Убранные поля украсились «Велесовыми бородами» — последний клочок нивы оставляли несжатым, колосья заплетали косичкой, украшали лентами и венками, обкладывали кругом из камней, чтобы запечатать на поле дух урожая, не дать уйти вместе со сжатым хлебом живоносной силе земли. Всеслав каждый день водил Елисаву на эти праздники — смотреть, как жницы водят хоровод вокруг «Велесовых бород», катаются по ниве, чтобы вернуть растраченные силы и оставить приобретенные боли в спине, поют песни. В жертву истощенным полям приносили козлов за всю вервь, а на каждом поле — петухов. Жертвенной кровью кропили стерню и последний сноп, а голову зарывали в углу поля, под Велесовым снопом. Елисава наблюдала за этим с большим любопытством — раньше она видела, как из последнего снопа делают куклу, одетую в женское платье, и несут в село. Но и там, и здесь все кончалось пиром: в селах накрывали столы прямо на улице, подавали кашу из ячменной крупы с маслом, варили пиво, пекли пироги из новой муки, жарили огромные многоглазые яичницы, резали вскладчину барана, свинью или теленка. Отец Сионий осуждающе качал головой и говорил, что все это — бесовское идолослужение, но разве можно было убедить простой народ, что молитвы Господу вполне заменяют сложные обряды по восполнению сил земли, растраченных на нынешний урожай, и обеспечивают благополучие следующего года? Так что, вероятно, обрядам этим предстояла еще очень долгая жизнь.