Свадебный водоворот - Джеки Д`Алессандро

Остина охватил гнев. Коротким кивком он отослал топтавшегося рядом лакея. Заглянув внутрь кареты, он, еле сдерживая себя, произнес:

— Единственное место, куда ты поедешь, — это обратно в дом. Сию же минуту.

— Ты действительно думаешь, что так будет лучше?

— Да.

Элизабет задумчиво кивнула:

— Мне это кажется пустой тратой времени. Видишь ли, если ты заставишь меня выйти из кареты, ты потеряешь много времени, поскольку придется сгружать мои вещи. А я должна буду искать другую возможность добраться до Дувра.

Его губы сжались в тонкую линию.

— Ты не сделаешь ничего подобного.

— Нет. Сделаю. — Ее глаза решительно сверкнули.

— Черт побери, не сделаешь! Я запрещаю.

— Я все равно поеду.

Остин едва сдержал ругательство. Проклятая упрямица!

— Элизабет, ты не…

— Как у тебя с французским?

— С французским? — после паузы переспросил он.

— По словам Каролины, ты понимаешь язык, но говоришь недостаточно хорошо, чтобы тебя понимали.

В душе проклиная сестру, он не мог отрицать, что она права. Его французский был ужасен. Остин насмешливо скривил губы:

— А ты, я полагаю, свободно говоришь по-французски?

— Oui. Naturellement, — с улыбкой подтвердила она.

— И кто же научил тебя говорить по-французски?

— Моя мать, англичанка. Она, как и все английские леди, изучала иностранные языки. — Улыбка исчезла с ее лица, и она выжидательно посмотрела на него. — Пожалуйста, пойми. Я не могу допустить, чтобы ты поехал один. Я обещала помочь тебе и помогу. Если ты не возьмешь меня с собой, я буду вынуждена поехать в Кале самостоятельно.

По ее вздернутому подбородку и решимости в глазах было понятно, что она не выполнит свою угрозу, только если ее привязать к стулу. И даже в случае, если он ее привяжет, Роберт, Майлс, Каролина или даже его родная мать, без сомнения, развяжут ее. И тогда, конечно, вся его чертова семейка отправится во Францию вместе с ней.

С огромным неудовольствием Остин признал свое поражение и забрался в карету. Не дожидаясь, пока это сделает лакей, он сам захлопнул дверцу и сделал кучеру знак трогать.

Глава 22

Он не мог не обращать внимания на эту проклятую женщину. Он не смог бы не замечать ее, даже находясь в переполненном людьми большом бальном зале. Пребывание же в тесном замкнутом пространстве кареты лишало его самообладания.

Всеми своими нервами он ощущал ее присутствие. Каждый его вдох наполнял его легкие нежным ароматом сирени.

В отчаянии Остин закрыл глаза и молил Бога, чтобы тот ниспослал ему сон, но его мольбы не были услышаны.

Вместо этого перед ним возникали образы, от которых было невозможно избавиться.

Что он мог сделать, чтобы изгнать ее из своих мыслей? Из своего сердца? Из своей души?

Остин чуть приоткрыл глаза. Элизабет сидела напротив, читая книгу, с таким спокойным и безмятежным видом, что он возмутился. Ясно, что он здесь единственный, кто страдает.

Он с раздражением закрыл глаза, ничего не сказав.

Черт, он твердо решил страдать молча.

Даже если это убьет его.

Она едва смогла перенести эту поездку в карете.

В Дувре Элизабет вышла из кареты, чтобы немного размяться. Путешествие обернулось сплошным мучением. В течение пяти часов она притворялась, что читает книгу, название которой даже не могла бы вспомнить. И все это время сидевший напротив нее Остин спал.

Элизабет была бы рада заснуть, но ей было трудно даже сидеть спокойно, не говоря уже о том, чтобы закрыть глаза. Все это время ее сердце отчаянно старалось убедить ее разум, что ей следует принять предложение Остина, сделанное несколько недель назад, — оставаться любовниками, но избежать зачатия ребенка.

Но как бы ни упрашивало ее сердце, разум отказывался его слушать.

«Стоит только раз потерять самообладание — что происходит со мной каждый раз, когда я попадаю в его объятия, — и я окажусь беременной. А я знаю, какая судьба ждет этого ребенка».

Ледяная дрожь пробежала по телу Элизабет. Какие бы страдания ни причиняло ей это решение, она не допустит, чтобы Остин мучился из-за потери своей дочери.

Остин с удивлением посмотрел на хозяина гостиницы:

— Что вы сказали?

— Есть только одна комната, ваша светлость, — повторил старик.

Остин готов был колотить кулаками в каменную стену. Проклятие, в чем еще ему не повезет? Но он заставил себя забыть этот вопрос. Его лучше не задавать.

И было бессмысленно вымещать свое раздражение на хозяине гостиницы. Старик не виноват, что его гостиница переполнена. Отдав распоряжение лакею принести необходимые вещи в отведенную комнату, он позволил хозяину проводить их с Элизабет наверх.

Комната оказалась маленькой, но уютной; почти всю ее занимала большая удобная кровать, покрытая расшитым замысловатыми узорами покрывалом.

— В кувшине свежая вода, ваша светлость, — сказал хозяин. — Вам нужно еще что-нибудь?

Остин отвел глаза от кровати, пытаясь отогнать вихрь мыслей, которые она у него вызвала.

— Спасибо. Больше ничего не нужно.

Хозяин вышел, закрыв за собой дверь. Остин наблюдал за Элизабет, теребившей ленты своей шляпки. Она взглянула на него и нерешительно улыбнулась.

— Это… так сказать, несколько неловкое положение, — произнесла она.

Он подошел к ней и посмотрел ей в глаза:

— Неловкое? Почему же? Мы муж и жена.

Элизабет покраснела.

— Я не могу спать с тобой в одной постели.

— Ты уже это говорила. Но, к сожалению, кровать одна. А нас двое.

— Я буду спать на полу, — сказала она, стараясь, как ему показалось, чтобы ее голос звучал уверенно, однако голос дрожал, выдавая смятение Элизабет.

Прекрасно. Значит, она не так спокойна, как хотела бы казаться. Он только что пережил пять мучительных часов и то, что она, возможно, тоже страдала, значительно улучшило его настроение.

Он сделал еще шаг. Ее глаза расширились, но она не тронулась с места. Еще один шаг к ней, и он заметил, как участилось ее дыхание. Еще два шага, и он остановился прямо перед ней. В ее золотисто-карих глазах мелькнул страх, и он — вопреки себе — восхитился ее силой воли, заставлявшей ее не отступать перед ним. Но черт побери, ему так хотелось лишить ее самообладания! Как лишала его она.

Глядя на ее губы, Остин прошептал:

— Нет никакой необходимости в том, чтобы ты спала на полу, Элизабет.

— Боюсь, что есть.

— Потому что ты не доверяешь мне, думаешь, я соблазню тебя?

— Я тебе доверяю, — тоже шепотом призналась Элизабет. — Я не доверяю себе.

Страдание, слышавшееся в ее голосе, заставило Остина заглянуть ей в глаза. Он пристально вглядывался в них и видел в их золотистой глубине беззащитность, страсть, желание, и у него перехватило дыхание. Он чувствовал, как отчаянно она пытается скрыть свои чувства, но глаза выдавали ее. Она хотела его. Желание теплыми солнечными лучами исходило от нее, маня его к ней.