Жизнь в Древнем Египте - Адольф Эрман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако египтяне не считали этот стиль единственно возможным способом рисовать, поскольку уже в эпоху Древнего царства в некоторой степени освободились от этого традиционного стиля. Например, в гробнице, относящейся ко времени IV династии, мы встречаем фигуры, изображенные вполне реалистично: они поворачиваются к нам спиной или поднимают вверх не ту ногу, которая положена, и совершают другие подобные «преступления», которые, правда, дозволяет природа, но не допускает египетское искусство. Причем эти фигуры нанесены такими уверенными мазками, что мы не можем считать их просто экспериментами или одиночными попытками: нарисовавшие их художники явно были привычны к работе в этом вольном стиле. Следовательно, в тот древний период, кроме строгого старомодного стиля, существовала более новая школа искусства, в которой было больше свободы, хотя она явно не пользовалась таким уважением, как старая. Любой, кто хотел, мог применить этот стиль для украшения своего дома, но для гробницы знатного человека он считался неподходящим.
Здесь полагалось безраздельно господствовать традиционному формализму, и если иногда художник позволял себе небольшие вольности, то разве лишь в одной из неглавных фигур. По правде говоря, если мы встречаем в гробнице одну из нетрадиционных фигур, то это бывает, как правило, рыбак, или мясник, или же животное – например, газель и т. д.[367] Было бы в высшей степени неуместно изобразить так покойного или любую другую важную особу.
Итак, в эпоху Древнего царства мы встречаемся с реалистической школой, которая никогда не пользовалась большим почетом, но существовала наряду с официальным, верным условностям искусством; в более поздние времена мы повсюду обнаруживаем те же самые условности, словно они оттиснуты как печать на всей истории египетского искусства.
Рисунки эпохи Древнего царства имеют одно очень заметное достоинство: всегда ясно, что на них изображено. Этот результат достигался явно благодаря тому, что художник размещал свои фигуры близко одну от другой горизонтальными рядами. Даже самые сложные сцены – охота, когда все смешалось в движении, или столпившееся стадо – становятся ясно различимыми и понятными благодаря этому делению на ряды, расположенные один над другим. Древний художник всегда осознавал пределы своей власти. Более того, он предпочитал идти старыми путями и проводить линии – так, как это делали его предшественники.
Почти каждый рисунок эпохи Древнего царства, с которым мы встречаемся, – а спектр изображаемых сцен не очень широк – имел свой типичный способ исполнения, которого придерживались все художники, хотя и позволяли себе вносить небольшие улучшения или дополнения. Например, если было необходимо изобразить победу фараона, рисовали, как царь взмахивает палицей, делая шаг вперед, чтобы убить пронзенного дротиком врага, который упал перед ним на одно колено. Композиция этой группы всегда одна и та же: враг поворачивает голову и правую руку к царю, умоляя о пощаде: левой рукой он опирается о свое левое колено, а правая нога этого несчастного уже не держит его, а вытянулась на земле[368]. Художнику была предоставлена некоторая свобода (в отношении одежды царя, варвара и богов, которые смотрят на эту сцену), но само событие всегда полагалось изображать одинаково.
Изображение рыбной ловли; особенно обращает на себя внимание первый человек у правого конца каната (согласно L. D., ii. 9)
В гробницах же, наоборот, любимый сюжет – заклание скота – художник мог изобразить девятью или десятью разными способами. Приносимое в жертву животное может лежать на земле, а слуги заниматься его разделкой. На рисунке чаще всего изображают тот момент, когда они отрезают одну из передних ног; один человек держит ее прямо и тянет вверх, а другой отрезает. Третий стоит рядом; он сделал в своей работе перерыв, чтобы наточить свой кремневый нож. Даже надписи, которые всегда сопровождали этот и другие египетские рисунки, как правило, бывают одни и те же: над человеком, который точит нож, должно быть написано: «Оттачивание ножа рядом с тем, кто режет скот»; отрезающий ногу должен наставлять своего товарища: «Тяни сильно», а тот должен отвечать: «Я делаю, как ты считаешь правильным». Подобно этому среди рисунков на сельскохозяйственные темы чаще всего встречаются картины сева и молотьбы, а также выгона скотины на пастбище; изображения крестьян, приносящих дань, и покойного с его женой за столом для жертвоприношений тоже повторяются снова и снова. Рисунки религиозного содержания, которые мы обнаруживаем на всех стенах в храмах более позднего времени, без сомнения, тоже произошли от небольшого числа типовых изображений, существовавших в Древнем царстве, но не уцелевших до наших дней.
Согласно L. D., ii. 39 и след. с.
Для искусства Древнего царства центром был царский двор в Мемфисе, поскольку художники из этого города подняли свое творчество на такую высоту, которая даже сейчас вызывает у нас восхищение. Но в провинциях, где спрос на произведения искусства был низок оттого, что вся государственная власть была сосредоточена при царском дворе, искусство не имело возможности развиваться, и гробницы времени правления VI династии, сохранившиеся в Верхнем Египте, представляют собой в большинстве случаев странные варварские постройки[369]. После гибели Древнего царства это провинциальное искусство стало развиваться своим собственным путем, о чем свидетельствуют обнаруженные в Абидосе произведения искусства времен XI династии, которые имеют плавные очертания и выглядят симпатично, хотя выполнены очень неумело.
Воссоединение царства при Аменемхете I дало мощный толчок развитию искусства. Имеющиеся у нас рисунки эпохи Среднего царства, особенно в Бени-Хасане и Сиуте, равны рисункам из древнего мемфисского города Мертвых и, судя по стилю, являются их прямыми потомками. Все стилистические условности, отмеченные нами в древних работах, по-прежнему соблюдаются[370], и так же, как в древности, свобода творчества допускается лишь в случае второстепенных фигур. Но в более богатых и реалистичных композициях различие проявляется сильнее. Например, рубка деревьев показана в привычной манере – с козами, которым разрешили есть листья; но вместо положенных по правилам сикоморов с двумя зверями, которые тянутся вверх по обеим сторонам, как на рисунках времен Древнего царства, художник изобразил красивую группу качающихся пальм, на которые охотно прыгают игривые козы.
Согласно L. D., ii. 126.
Хотя искусство Нового царства украшало главным образом большие участки поверхности стен, оно все же во многом шло старыми путями. Правда, одно нововведение мы в нем все же обнаруживаем: теперь художнику разрешили изображать фигуру с вытянутой вперед ближней к зрителю рукой. Это было совершенно против древних канонов официального искусства. Однако в других отношениях искусство скорее отступило назад, чем шагнуло вперед, поскольку старание одновременно сохранить старинный стиль с его условностями и двигаться туда, куда направляла все возраставшая тяга к естественности, заставило художников больше, чем нужно, подчеркивать статичность и неестественность старого стиля. Мы можем, например, заметить по росписям храмов Нового царства, как, рисуя руки, они кокетливо изгибали назад пальцы или заставляли богов и царей удерживать все, что они подносят друг другу в дар, на весу краями ладоней. Это было намеренное и сознательное противоречие природе. Художнику это легко могло казаться самой возвышенной и близкой к идеалу формой искусства, но мы, люди современного мира, не имеем никакой причины приходить от всего этого в восторг.
Согласно L. D. iii. 12 а
Совершенно иначе обстояло дело с тем искусством, которое не было официально признано. Его развитием мы можем любоваться на многих рисунках из фиванских гробниц. Здесь мы встречаем фигуры, написанные свежо, ярко и смело, хотя видим их – так же, как во времена Древнего и Среднего царства – среди изображений простых слуг и рабов. Пленники-азиаты могли быть изображены, как хотел художник, но их надсмотрщик-египтянин должен был стоять в канонической застывшей позе[371]. Полуголая девушка, которая прислуживает гостям, может быть показана спиной к зрителю, с реалистически изображенными волосами и руками, нарисованными в перспективе; но госпожа, которой она подносит вино, должна быть «куклой старинной формы», поскольку принадлежит к верхам общества[372]. Если читатель вернется к изображению пиршества, он будет восхищен свободой, с которой нарисованы певицы и танцовщицы: очевидно, в отношении этих особ не вполне приличной профессии художнику предоставляли свободу творчества, а вернее, предрассудки, связанные с «хорошими манерами», в этом случае не вынуждали его насиловать свое искусство.