Пятая труба; Тень власти - Поль Бертрам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в самом деле, он имел усталый вид и выглядел стариком, хотя лет ему было ещё не много. Печально смотрел он на запад, где последние лучи умиравшего дня серебрили быстрые воды Рейна.
Завтра настанет другой день, и светом его насладятся те, кто жаждал его.
ТЕНЬ ВЛАСТИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Однажды мне пришлось жить в некоем старом доме в Антверпене. То был старинный аристократический дом, и во времена его пышности и блеска едва ли кто-нибудь мог бы поверить, что некогда его будут подённо отдавать внаём иностранцам. Но величие и падение сменяют друг друга. Так всё идёт в этом мире. Чудную лестницу и полированный дубовый пол топчут теперь недостойные их ноги.
Мне было жаль старого дома в нём не было ничего рыночного, вульгарного. Каждая вещь, несмотря на свою ветхость, свидетельствовала о суровом былом великолепии. Моя комната была просторна, воздуха в ней было много, а кровать с резными ножками и безукоризненным бельём годилась бы для отдохновения короля. Сначала я долго ворочался, но под конец отказался от всякой попытки заснуть и приготовился покорно встретить бессонную ночь. Пока я лежал в кровати, предаваясь своим думам, мои пальцы лениво постукивали по, украшениям дубовой панели, которой была отделана стена. Каждая панель имела свой собственный рисунок, но на всех было вырезано какое-то странное животное, похожее на тигра в короне. Как я уже сказал, мои пальцы механически постукивали по резьбе, как вдруг дерево под их давлением подалось, и моя рука очутилась в пустом пространстве. Я просунул её дальше, пока не нащупал нижний край панели.
Я вскочил, быстро зажёг свет и взял подсвечник, чтобы взглянуть, что произошло. Оказалось, что я нечаянно задел потайную пружину и заставил панель открыть маленькую нишу, в которой лежала старая книга в кожаном переплёте с серебряными застёжками. Кроме неё, в нише ничего не было. Я взял книгу и стал её рассматривать. То была очень старая книга, пергаментные листы которой были покрыты пятнами, но в общем она хорошо сохранилась.
Мне было очень любопытно ознакомиться с её содержанием. Ведь недаром же пролежала она столько времени в стене, сохраняя свои тайны. Может быть, это Библия: всякий, у кого была Библия, должен был тщательно скрывать её во времена испанского владычества. Но нет, на Библию она не была похожа.
Некоторое время я смотрел на неё, затем осторожно открыл со странным чувством почтения к этой старой книге, столь неожиданно найденной мной в глухую ночь, после того как она пролежала столько столетий на своём месте.
Застёжки не были заперты, я тихонько открыл их и взглянул.
То был дневник. На первой странице я нашёл дату — 1572 год, пятый год правления в Нидерландах герцога Альбы. Написан он был на испанском языке того времени. Всю ночь и добрую половину следующего дня я разбирал слова, написанные тонким почерком, и старался ухватить общий смысл всего записанного.
Я хорошо читаю по-испански. Но здесь было немало устаревших выражений. Встречался южный диалект, и это требовало привлечения всех моих знаний. Кроме того, имена лиц и названия местностей, очевидно, были написаны сокращённо. Обозначены были только начальные буквы, да и то не всегда. Странный неразборчивый значок — вот и всё. Дневник вёлся нерегулярно: от одной до другой записи нередко проходило много времени.
Я старался вспомнить, что знал о том периоде. Но ни одно имя, ни одно название не подходили к этой истории. Я перерыл все книги и летописи, какие мог достать, но всё было напрасно. Мне не удалось найти недостающих записей, не удалось определить то, что автор в своих целях так искусно скрыл. Рассказанные им события разыгрались, несомненно, в двух небольших, но не лишённых значения голландских городах. В каких именно, я сказать не могу. Пожелтевшие листы книги и выцветшие буквы строго хранят и будут ещё хранить свою тайну.
В рассказе, от которого у меня нет ключа, появляются, между прочим, мрачные фигуры инквизиторов. Прошло уже больше трёх столетий со времени подвигов инквизиции, время набросило покров на их деяния, от многих процессов не осталось и следа, и ни одного документа не дошло до нас. С 1520 по 1576 год, год усмирения Гента, в Голландии известны имена восьмидесяти инквизиторов. Но, кроме главных и областных инквизиторов, работало немало их делегатов. Немало посылалось инквизицией и доминиканцев. Исполнив данное им поручение, они возвращались в свой монастырь, и о них сохранила память лишь надгробная плита.
Это, конечно, не могло служить мне путеводной нитью. Оставалось одно средство — терпеливо перерыть один за другим архивы всех голландских городов, история которых не была в прямом противоречии с рассказанной в книге. Но в силу обстоятельств я не мог сделать этого до сих пор, да и едва ли сделаю когда-либо в будущем. Поэтому я решил издать эти страницы, вставив вымышленные имена вместо настоящих, которые мне не удалось обнаружить, и добавив от себя то, что отсутствовало в книге. Это было необходимо: иначе было бы трудно читать эти страницы, особенно лицам, мало знакомым с историей того времени. Необходимо сказать, что я не ручаюсь за правильность выбранных мной имён. Но мне не хотелось бы откладывать опубликование этой истории ради тонкой морали, заключённой в ней, — морали, которая годится не только для того времени, но и для всех веков.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
(Гертруденберг, 1 октября 1572 года)
Хочу записать всё, что случилось.
Мы выехали из Тургаута до рассвета, приказав седлать лошадей, когда была ещё глухая ночь. День наступал медленно, ибо с низин поднимался густой туман. Он охватывал нас, как мокрое платье, и пронизывал до мозга костей. Воздух был холодный и сырой. Стоял уже октябрь. Дыхание вырывалось из ноздрей наших лошадей, как пар. Со спин у них струилась вода, а сбруя блестела от мелких капель. До чего ни дотронешься — всё мокро, поводья прилипают к кожаной перчатке.
Люди садились на лошадей со сдерживаемой бранью. Я понимаю их чувства. Было самое начало зимы, и до наступления весны придётся мириться и с холодом и с мраком, если нас не убьют к тому времени. И хотя выругаться иной раз и хорошо, однако это не может разогнать
