Ты, уставший ненавидеть - Андрей Валентинов

Оставалось одно: расследовать проклятое дело самому и до конца. У него было то, чего не знало следствие, – рассказ самой Лапиной, краснолицый Волков, избивающий Рыскуля, и данные экспертизы. Кровь! Тут что-то было! В вампиров Сергей не верил, зато слыхал о лихих опытах, которые ставили некоторые врачи. В свое время, экспериментируя с кровью, погиб Александр Богданов – один из основателей партии, о котором Пустельге немало рассказывали еще в Харькове. В Ташкенте он сам имел отношение к расследованию жуткого случая с безумным врачом-экспериментатором, пытавшимся воскресить тело умершего много лет назад сына. Врача сочли сумасшедшим, тем более что он тоже таинственно погиб во время эксперимента, но Сергей лично допрашивал арестованного по этому делу знаменитого хирурга Войно-Ясенецкого, который был не только великим врачом, но и носил мантию епископа Ташкентского. Врач-епископ хмурил густые брови, молчал, а затем неожиданно произнес: «Антихристы… Гражданин следователь, это антихристы…» Дать свое заключение по найденным у погибшего врача бумагам Войно-Ясенецкий отказался. Его сослали, но Сергей навсегда запомнил странные слова епископа Ташкентского…

Порезы совпадали. Зачем они? Чтобы ввести яд? Иного объяснения не было. Пустельга поежился: пальто грело плохо, вдобавок еще и это!.. Выходит, его хотят убрать? Ведь убрали же Айзенберга! Майор тоже узнал что-то важное и бомба разнесла в клочья всю группу. Правда, уцелел Прохор, Ахилло же заблаговременно укатил в санаторий. Давние подозрения вновь ожили: нельзя верить никому! Ужасно, но иначе можно не дожить даже до завтра… А что, если он все же вышел на «Вандею»? Что он знает о Волкове, об Иванове? Группа Осназа «Подольск» – но никто не слыхал о такой! Товарищ «Псевдоним»? Но разве Иванов предъявил какие-то доказательства? Этот любитель ночи связан с Ежовым – но предшественник Ежова был в заговоре с самим Троцким!

Могло ли быть такое? Идея была дикой, безумнее выдуманного Михаилом «секретного» подъезда, зато все объясняла, даже страх орденоносца Ахилло перед краснолицым! Тогда… Тогда что ему делать? Наблюдать, как Прохор приклеивает пуговицы к карте? Даже если он прав – и особенно, если прав, его сомнут, уничтожат, раздавят!

Спокойно, старший лейтенант, спокойно… Здесь не Ташкент – это Столица, ошибаться нельзя… Надо ухватиться за что-то реальное. Гибель Лапиной это была реальность, значит, требовалось узнать правду. И он ее узнает…

Сергей медленно шел, бездумно глядя на мокрый, покрытый опавшей листвой асфальт. Впереди негромко прозвучали шаги – кто-то шел навстречу. Странно, кому еще понадобилось гулять по холодной осенней набережной?

На женщине не было ни шляпы, ни косынки, воротник дорогого темного пальто поднят, как и у Сергея, но смотрела она не вниз, а в сторону – на мрачную, покрытую мелкой рябью воду. Он бы и не узнал ее, если б не случайный поворот головы…

– Виктория Николаевна?

Она не узнавала, в темных глазах были лишь недоумение и усталость.

– Извините, я не помню…

Сергею стало совсем плохо. Лучше бы он просто прошел мимо!

– Я Сергей… Сергей Пустельга… Мы с вами на спектакле…

– А, вы друг Михаила? Здравствуйте, Сергей… Простите, как полностью?

– Не надо полностью… Просто Сергей. Я вам помешал?

На лице промелькнула улыбка – слабая, неуверенная.

– Нет… Я рада встретить кого-нибудь в такой день. Странно лишь, что мы встретились именно здесь.

Следовало спросить «почему?», но Пустельга не решился. И действительно, кого будет носить в такую погоду по набережной?

– Я сегодня плохая собеседница, – Виктория Николаевна оглянулась назад, затем вновь перевела взгляд на темную воду. – Как пусто… Извините, Сергей, я испорчу вам настроение…

– Нет, ни в коем случае! – Пустельга почему-то обрадовался. – Честное слово, это невозможно!

– Вам так хорошо? – голос был резким – Сергей даже отшатнулся. – Впрочем, я говорю глупости… Вам тоже, вижу, не по себе…

– Служебные неприятности! – охотно откликнулся Пустельга. – Ерунда, Виктория Николаевна! Можно… я провожу вас?

Женщина пожала плечами. Это можно было принять за приглашение, и Сергей повернул обратно, стараясь идти так, чтобы хоть немного прикрыть ее от порывов ветра с реки. Виктория Николаевна шла быстро, ему даже пришлось ускорить шаг.

– Вы говорите, служебные неприятности? – Вопрос был неожиданным, ведь Сергею казалось, что она не обратила внимания на его слова. – Знаете, в вашем учреждении служебные неприятности, наверно, хуже личных.

Тон был настолько ясен, что Пустельга только вздохнул:

– Вы так не любите НКВД?

– Не люблю. Вас это удивляет? Или вам странно, что я говорю это вслух?

Первое действительно не удивило, а вот второе, пожалуй, да…

– Что ж, если хотите, можете на меня донести. Какая это статья, 58-10? Он отшатнулся.

– Виктория Николаевна! За что?

Она остановилась, взглянула ему в лицо, затем медленно провела рукой по лбу, поправляя мокрые волосы:

– Господи, что я говорю!.. Сергей, Сережа… если можете, извините… Мне… наверно, мне нельзя сейчас разговаривать с людьми…

– Я не обиделся… – Обида действительно исчезла, остались лишь растерянность и внезапная горечь. Он хотел спросить: «У вас что-то случилось?» – но сдержался: это и так очевидно.

Они пошли медленнее. Виктория Николаевна молчала, затем внезапно усмехнулась:

– Своя беда кажется всегда страшнее… Если бы мы могли помочь друг другу… Но так бывает только на сцене: двое встречаются на набережной, и происходит чудо… Извините, я опять говорю что-то глупое… Сергей, вы сильно сутулитесь…

Он послушно выпрямился. В ответ послышался смех, она наконец-то засмеялась, хотя и невесело:

– Обожаю делать замечания. Самое странное, что это почему-то не встречает отклика. Вам не холодно?

– Холодно, – честно признался он, – Даже очень.

– Мне тоже… Пора сворачивать, а то придется брать больничный, а это совершенно ни к чему… Сергей, вы порезались!

Ее пальцы почти коснулись ранки. Пустельга вздрогнул: она не должна касаться этого! Не должна!

– Ничего, – он поспешил отодвинуться. – Ерунда это…

– Служебные неприятности? Она не шутила. В голосе было сочувствие и почему-то тревога.

– Н-нет… То есть…

До моста, где кончалась набережная, дошли молча. Сергей был бы рад продолжить разговор, но чувствовал: лучше не мешать. Его спутница вновь смотрела на реку и, похоже, думала о чем-то таком, к чему старший лейтенант Пустельга не имел никакого отношения…

На прощание она протянула руку – как тогда, в театре.

Ладонь была неожиданно твердой и теплой. Пустельга долго смотрел, как она идет по оживленной в этот предвечерний час улице, постепенно исчезая в шумной толпе…

Он все-таки добрался до комнаты № 542, дабы как раз успеть на торжественное завершение великого труда лейтенанта Карабаева. Пуговицы были на месте и смотрелись рядом с гильзами очень эффектно.

Ахилло бродил вокруг карты, пощелкивая пальцами и время от времени хмыкая. Прохор стоял гордый, похоже, ожидая похвалы. Сергей отметил точность и аккуратность, проявленные бывшим селькором, отчего тот радостно заулыбался…

Они играли в бирюльки… Клеили пустые гильзы, заполняли карточки… А рядом действовали те, кто не боялся ни славной группы «Вандея», ни Большого Дома. То, что еще несколько дней назад казалось Сергею успехом, теперь вызвало лишь раздражение. В конце концов, чего они так прицепились к загнанным в неведомое убежище беглецам? Что Сергею надо: сломать дверь, за которой те прячутся, ворваться, держа ствол наготове, а затем вязать, вталкивать в «столыпины»?..

«Спокойно, – остановил он себя. – Там могут быть не только придурковатые профессора и перепуганные комсомольцы. Туда могли уйти убийцы, заговорщики, диверсанты. Нечего расклеиваться, старший лейтенант! К тому же ребята не виноваты. Они выполняли приказ – его приказ…» – Ладно, делитесь, – произнес он вслух, постаравшись улыбнуться. – Чего заметили?

– А вот и не скажем, отец-командир, – довольно заметил Ахилло. – Правда, не скажем, Прохор?

– А ни за что, товарищ старший лейтенант, – по лицу Карабаева было, как всегда, не ясно, шутит ли сибиряк или говорит всерьез.

– Саботажники! – Сергей присел возле карты, соображая, что могли заметить его глазастые сотрудники. Собственные проблемы надо пока забыть… – Ну, что там?

Черные пуговицы, места появления загадочной машины, густо усеяли карту и возле одиноких гильз, и возле их скоплений. Исключений, конечно, хватало, но система становилась видна. Там, где знака не было, машину, скорее всего, просто не заметили. Конечно, беглецам безопаснее уезжать в «Ковчег» под надлежащим прикрытием и со всеми удобствами. Да и таинственному «Седому» можно было не сообщать беглецам адрес убежища: секрет сохранялся даже в случае провала.