Воздыхание окованных. Русская сага - Екатерина Домбровская-Кожухова

Чем же так отличился тот «юнший» среди братьев пастушок, почему, взглянув на сердце его, Господь выбрал именно его?

* * *

…Дело было в Вифлееме три тысячи лет назад. У старика Иесея выросли восемь сыновей В этот дом Господь и послал Своего пророка Самуила, ибо там Он усмотрел Себе царя. Увидев старшего Елиава, Самуил подумал: верно, это он. Но Господь сказал Самуилу: «Не смотри на вид его и на высоту роста его; Я отринул его; Я (смотрю не так), как смотрит человек; ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце». И повторилось потом всё то же с остальными старшими сыновьями — и никого не избрал из них Господь (1 Цар.16:1-11). Тогда Господь повелел послать за младшим, который пас овец своего отца. Его привели: он был белокур, с красивыми глазами и приятным лицом. «И сказал Господь: встань, помажь его, ибо это он».

Часто ли мы задумываемся, как и почему избирает Господь людей Себе на служение? Что особенного усматривает Он в их сердцах? Что усмотрел он в сердце фарисея Савла, ревностно-жестокого гонителя христиан, что прозрел в душе юного пастушка Давида, почему ненавистного сборщика податей мытаря Левия Матфея позвал «иди за мной»?.. Почему, наконец, из двух близнецов библейской Ревеки, жены патриарха Исаака, Господь избрал не первенца Исава, а вышедшего на свет, держась за пятку брата, меньшого Иакова? Почему еще задолго до рождения близнецов, отвечая вопрошавшей Ревекке (близнецы сильно бились во чреве ее, и она очень страдала), Господь сказав ей, что это близнецы («Два языка во утробе твоей»), предрек, что потомство младшего Иакова сделается сильнее потомства Исава, и «больший будет служить меньшему» (Быт.25:23). И даже не без хитрости «перекупленное» Иаковом первородство и не без обмана отца полученное родительское благословение (которое неотменимо) не изменило Божественного Промысла об Иакове.

«Еще страннее может казаться рождение от Исаака и Ревекки одним разрешением утробы столь непохожих один на другого сынов, как Исав и Иаков, — читаем мы у святителя Филарета Московского в его Беседе о благословенном рождении детей. — Два противоположных начала в одно время действовали в чреве ее: прирожденный грех Адамов и Божие благословение; одно усилилось в Исаве, другое превозмогло в Иакове».

Что же особенного было в сердцах этих избранников, чего не было у других, вполне возможно, более умных, ловких, смелых, способных и даже добрых? У мальчика Давида — особенная, от юности, любовь к Богу, которая и сподвигала его петь «Богу моему дондеже есмь», аккомпанируя себе на Псалтыри, — ненасытная любовь-алкание, из-за которой он не петь и не мог.

У Савла — по святителю Иоанну Златоусту, была особенная глубокая искренность и горячность сердца и именно эти качества стали доброй почвой для Сеятеля, мгновенно обратившего гонителя в Павла — своего истинного первоверховного апостола языков.

А Иаков? Почему он? Отчего одно дите во чреве матери благословляется, а другое — нет? Почему один становится пшеницей для Господа, а другой вырастает как плевел, — а плевел — это ведь большей частью не просто сорняк, а ядовитое растение — «плевел опьяняющий» — Lolium temulentum, те самые библейские "волчцы", которые по определению Божию, стала рожать земля Адаму после грехопадения и изгнания его из Рая.

Пшеница и плевелы — удивительный пример смешения добра и зла — главной отметины человечества падшего.

«Отчего так бывает, — однажды размышлял вслух наш многомудрый и опытный Духовник, — что тот, кто был поначалу по всем статям «пшеницей», со временем вдруг превратился в «плевел», а начинавший как «плевел», вдруг выравнился и стал как добрый колос пшеничный»?

Не потому ли, — думалось мне, — внешние проявления сокровенного в характерах этих людей обманывали, что смотрели на них не т е м оком, а значит, сами с самого начала и обманывались. Не "пшеница" или "плевелы" были виной, что не усмотрена была сразу в них их Богоданная суть, а те, кто смотрели «на лицо», а не на сердце. Тем более, что не только во чреве матери, но и еще и задолго до этого определял Господь устами Своих пророков предназначение имеющего явиться на свет Божий человека. Великое предназначение человека вовсе не означало скорого и легкого его обнаружения. Как пшеничное зерно должно умереть и произрасти колосом в темном и прикровенном чреве земли, так и человек: юного псалмопевца Давида ждали еще десять самых трудных лет жизни: непрерывные гонения, страдания, унижения и смертельные опасности, хотя он уже и был помазан и у ж е был царем. Так и Богоматерь, введенная во Храм трех лет от роду, долго была сокрыта от глаз мира во Святая Святых, так и святой Предтеча и Креститель Господень Иоанн жил сиротой во младенчестве в пещере, хранимый Господом до времени, когда ему надобно было выйти на дело свое, о чем пел в свое время царь Давид: «Изыдет человек на дело свое и на делание свое до вечера» (Пс.103:23).

Так и нашему герою — забывчивому и рассеянному Николеньке еще предстоял долгий и ничего великого не предвещавший путь к заветной цели — ему от Бога предназначенному деланию…

* * *

Коля рос спокойным, ласковым и здоровым ребенком. Это был худенький и смуглый как цыганенок мальчик, с тонкими и мягкими черными волосами, бойкий, веселый, доверчивый, правдивый и, порою, нежный, как девочка; отличался упрямством, от раз задуманного не отступал, но при том был болезненно застенчив, уговорить его выйти в гостиную, когда приезжали гости, было очень трудно.

Притом шалуном Николенька был изрядным, изобретательным: нашалит обычно, завяжет впереди рубашечку узлом, и ну скакать по комнатам. Раз как-то, в канун большого церковного праздника, когда все в доме были погружены в хлопоты, — собирались всем домом ехать в Глухово ко всенощной, а назавтра ждали гостей, трехлетний Николенька тоже нашел себе интересное занятие: он потихоньку снял в большой зале и по комнатам все портреты дедов, затем, кряхтя и пыхтя — портретов было немало, аккуратно расставил их в гостиной на диване и на креслах, а перед ними возжег маменькины церковные свечи, которые предусмотрительно стащил из ее киота (куда ему, разумеется, заглядывать было строго-настрого воспрещено). И вот, наконец, обратили на него внимание, что он скачет на свой обычный манер перед мамашей, впереди узел на рубашке мотается, а сам весело напевает: «набедил, набедил, и не сказывает…».

Пошли за ним в гостиную смотреть, а там — страшная картина: полыхающие на креслах свечи (из маменькиных запасов), перед портретами прадедов, со всего дома собранных, а посреди всей мизансцены — раскрасневшийся от усердия, свечного жара и очень довольный своей затеей трехлетний «молитвенник»…