Перо фламинго - Наталия Орбенина

– Я сейчас затрудняюсь сказать вам. Позже. Мне необходимо еще раз свериться со своими записями и каталогами. – Северов с опаской попытался отодвинуться от полицейского.

– Что ж, мы вместе отправимся на дачу к Соболеву, и там вы сверитесь, все обдумаете и расскажете мне о своих выводах. – Сердюков вернулся за стол.

– Могу ли я видеть господина профессора, чтобы выразить ему свое глубочайшее соболезнование? – тихо и по-прежнему безучастно спросил Северов.

– Я извещу Соболева о вашем приезде и желании его навестить. Он болен, и, думаю, не рад будет вас видеть, коли вы ему не помогли.

– Может, и так, – Северов вздохнул и снова уставился в окно, словно весь этот разговор его не трогал.

Через несколько дней нанятый экипаж, в котором поместились Сердюков, Северов и еще двое полицейских, остановился у опустевшей дачи. Пышный сад встретил гостей радостным шумом ветвей. Еще цвели последние цветы, а деревья медленно меняли зеленый наряд на разноцветный. В такую пору многие еще живут по дачам, хотя и ночи уже холодные, и в доме стыло, приходится топить печь. Но уж больно чудная пора! Прекрасное увядание, как дамочка годов эдак в сорок пять!

Сердюков вздохнул свежий воздух, и легкие его тотчас же наполнились ароматом сена, пожухлой листвы, догорающей астры. В угаре городской жизни он иногда не видел, как лето сменяет осень, приходит зима, подступает весна и снова лето. Служба, служба, каждый день, изо дня в день. Жизнь летела мимо без оглядки, как литерный поезд, не притормаживая…

Дворник, он же садовник, открыл дверь и впустил непрошеных гостей.

– Вчерась, вчерась барин прислал телеграмму! Приказывал впустить и все, что господа пожелают увидеть, показать. С чего изволите начать, ваше высокоблагородие?

– А вот мы с комнаты доктора Северова, пожалуй, и начнем!

Приехавшие потоптались в прихожей и двинулись к Северову.

– А тебя-то я батюшка не приметил сразу-то! – удивился дворник, глядя на Северова. – Забыл маленько, да и вижу плоховато. Тут для тебя сверточек, тоже почтальон принес.

Дворник зашаркал куда-то и через несколько минут явился с пакетом, обернутым в плотную почтовую бумагу, на которой значился адрес дачи и адресат – Северов. Доктор с удивлением взял пакет, повертел его в руках и вопросительно посмотрел на следователя.

– Ну уж вы, сударь, меня сатрапом-то не считайте! Это только студенты да нигилисты видят в полиции единственно душителей свободы да прав человеческих! – ухмыльнулся следователь. – Вам пакет, вы его и вскрывайте, а уж потом я попрошу у вас дозволения полюбопытствовать о его содержимом.

Северов быстро вскрыл пакет. Внутри оказался том по древней истории – та часть, которая была посвящена Древней Греции и её великой культуре. Северов в недоумении показал её полицейскому.

– Вот те раз, уж не ошибся ли наш профессор? Не перепутал ли он Египет с Грецией? Впрочем, мы еще полистаем книгу. – Он вернул том Северову. – А теперь извольте показать нам вашу комнату и то помещение, где хранились препараты.

Быстро осмотрев комнату, полицейские занялись кладовочкой рядом, где на полках аккуратными рядами некогда стояли баночки, коробочки, колбочки, содержащие в себе плод научных и метафизических исканий господина Северова.

– А кто имел сюда доступ? – поинтересовался следователь.

– Помилуйте, да кто угодно, ведь я тут на птичьих правах, да и хозяева могли оказаться тут в любой момент. – Северов оглядывал свое прежнее жилище с явным сожалением.

– Вы покуда поглядите свои записи и подумайте, что могло пропасть, или использоваться без вашего ведома. А я посмотрю в кабинете профессора.

Когда через час Сердюков вернулся к Северову, тот листал книгу, присланную ему профессором. Она была открыта как раз на том месте, где лежала розовая ленточка–закладка. Лицо Северова было искажено ужасом и отчаянием. Заметив полицейского, доктор резко захлопнул книгу, почти швырнул её на стол, и устремился в темный угол, словно в поисках чего-то.

Глава тридцать первая

– Ну-с, господа! Прошу вас не выражать своего негодования и раздражения, – следователь прошелся по комнате широкими шагами. – Тем более, что я обещаю вам, что скоро, очень скоро, как я надеюсь, все разъяснится.

– Вы хотите сказать, что напали на след убийцы? – очки Когтищева хищно сверкнули.

– Я сказал, что все разъяснится, – мягко повторил Сердюков и сделал еще несколько нервных шагов по просторной гостиной дома Соболевых.

Перед ним в гостиной на стульях и креслах расположились Когтищев, Зоя Федоровна и Аристов. Ожидали еще и Серафиму Львовну, но она все не спускалась. Одиноко в самом дальнем углу серой мышью забился Северов. Соболев не принял его, да профессор и вовсе не принимал никого, только следователя, он и жену видел всего один раз, после похорон сына. А так – заперся и с внешним миром общался через старого камердинера, который охранял покой господина, как верный цепной пес.

Явившегося Северова встретили настороженно и холодно. Шутка ли, полиция гналась за ним по всей империи. Везли под конвоем из Одессы! После Петиной смерти бог знает, что в голову приходит. А вдруг, и впрямь душегуб, вурдалак? Мышей сушил, ихневмоновы отходы собирал?

В комнате было светло, просторно и как-то неуместно нарядно. И богатые бархатные шторы, и веселая обивка мебели, и светлые обои на стенах – все нынче коробило взор. Хоть выноси все разом, да застилай черным крепом.

Зоя крепко сжала руку брата. Снова он единственный, что оставалось у неё в жизни. Он ответил ей дружеским пожатием, и ей стало стразу спокойней. Ну, может, хоть теперь-то он оставит свою безумную идею путешествия? Неужели он бросит её одну в этом жутком доме, с этой страшной семьей, которая ей всю душу вымотала! А ведь она вступила в эти стены, как в храм. Она боготворила их всех! И вот теперь кто-то из этих людей убил её ненаглядного Петю!

– Зоя Федоровна! – донесся до её слуха резкий голос следователя. – Потрудитесь вспомнить тот день, который предшествовал началу болезни вашего супруга. Ведь вы все тогда находились на даче?

– Да, – вяло ответила Зоя, плохо соображая. – Я припоминаю, что, кажется, мы обедали. А потом пошли… да, да… Пошли купаться на реку. Я, Петенька, – она всхлипнула, – Викентий Илларионович, и брат. Позже, много позже, пришел Лавр Артемьевич.

– Что происходило по пути?

– По пути? – удивилась вдова, – ничего не происходило, мы просто шли и разговаривали.

Она умолкла. Потому что ясно, как будто она вновь увидела это наяву, перед нею по лесной тропе бежал, смеясь, Петя, и солнечные блики путались в его шелковых кудрях.