«Черная пехота». Штрафник из будущего - Александр Конторович

На станцию прибыло 637 пленных советских солдат. Из них:

— направлено в госпиталь — 72 человека;

— погибло при тушении пожара и попытке побега — около 300 человек;

— уничтожено на станции при попытке сопротивления — 9 человек.

Количество разбежавшихся пленных точно установить не представляется возможным. Многие тела находятся под обломками строений или уничтожены взрывами. По мере восстановления станции эта цифра будет уточнена.

По предварительным данным, наши потери составляют:

Убитыми и погибшими при тушении пожара — 6 офицеров, 9 унтер-офицеров и 36 солдат из числа охраны станции, охраны шталага 4в и из состава приданной пехотной роты.

Ранено 3 офицера, 3 унтер-офицера и 58 солдат. Поиск и вынос раненых продолжается.

Подбито два бронетранспортера.

Оценить потери личного состава среди расчета пожарного поезда не представляется возможным, так как мне неизвестна численность его персонала и штатное расписание.

Из протокола допроса старшего лейтенанта Козицкого, Дмитрия Валентиновича. 1919 г. р., русского, члена ВКП(б) с 1939 г.

— Расскажите подробнее, как вы впервые встретили подполковника Леонова.

— Я его видел до того, как нас наверх вывели из карьера. Он вдоль края внизу ходил, наверх посматривал внимательно. Потом я его из виду потерял. Снова уже наверху заметил, когда он к немцам пошел.

— Он сам пошел?

— Сам! Никто его не вызывал и не окликал.

— И что же немцы?

— Они не стреляли и никак ему не препятствовали. Только когда подошел, ему переводчик рукой показал — тут стоять!

— Леонов говорил им что-нибудь? Когда шел? Руки поднимал?

— Нет. Он молча шел, руки не поднимал. Это я хорошо видел. Подошел он к ним, поговорил. От нас было не слышно. Потом он вернулся и сказал, чтобы командиры вышли к нему. Мы подошли, и он спросил наши имена.

— Как он вам представился?

— Он сказал: «Я из НКВД. Подразделение „А“ Первого Главного Управления ГБ. Старший инструктор второго отдела».

— Вы ничего не путаете, товарищ старший лейтенант?

— Нет. Я все хорошо запомнил. Его еще старший политрук Сомов расспрашивал. Что это за отдел такой. Леонов и сказал ему, мол, это спецотдел по диверсиям в тылу врага.

— Продолжайте.

— Леонов назначил командиров батальонов. Мне поручил второй батальон. Опыт командирский у него есть. Это точно. Сразу всех по местам расставил, задачи определил. Этому не один год учиться надо.

— Как он разговаривал?

— Коротко. Длинных фраз не говорил. Слушал внимательно, но как бы отстраненно. А отвечал, вроде бы как все уже продумать успел. Думал он быстро.

— Насколько быстро?

— Не знаю с чем сравнивать. Но быстро, это видно. Мы по станции шли, сбоку, от дома, стала доска падать прямо на подполковника. А он, даже не оборачиваясь, рукой ее отвел. Даже с речи не сбился.

— На станцию он с вами шел?

— Нет. Его туда немцы отвезли. Мы туда когда пришли, он нас уже у дороги ждал.

— Один?

— Нет. С ним рядом офицер немецкий стоял и два солдата.

— Что было дальше?

— Он нас по местам расставил. Показал, что делать надо, чтобы немцы думали, что мы действительно пожар тушим.

— А на самом деле?

— Приказал искать годное к бою оружие, патроны и вообще все, чем воевать можно. Когда технику нашли исправную, велел ее на платформах замаскировать, чтобы казалось, что она горит еще. Экипажи приказал подобрать. И оттащить немцам прямо под нос. Я тогда роту бойцов с топорами в вагоны посадил, закрыл и велел им тихо сидеть. Их тоже к мосту вытолкали.

— Почему такие хитрости?

— Так за мостом два пулемета у немцев было! И охрана сидела, та, что из лагеря. Там и немец этот, что ими командовал, прохаживался. Важный такой! Если бы мы в лоб на мост поперли, так и до середины никто бы не дошел.

— Что было после этих приготовлений?

— Немец прибежал и говорит: подполковника к майору! Тогда Леонов сказал мне, чтобы я с ним вместе шел.

— Он знал, что вы владеете немецким языком?

— Нет. Я не успел сказать, не до того было.

— Вы пришли к немцам. Что было там?

— Они стали спрашивать, когда пожар потушим. Подполковник им все обстоятельно отвечал, карту попросил, чтобы все подробно показать.

— Дали карту-то?

— Дали. Я ее всю рассмотреть успел! Где посты, пулеметы где стоят. Где поблизости части расположены.

— Немцы вам поверили?

— Да. Они были уверены, что мы действительно пожар тушим. Подполковник сказал: до ночи потушим, так их главный чуть не подпрыгнул от радости! Сказал — идите и работайте дальше. И тут эсэсовцы появились.

— Поподробнее об этом, пожалуйста.

— Они раньше заглядывали, искали немца, который охраной лагеря командовал. А тут они снова пришли, и тот, что у них за старшего был, шарфюрер, сказал что ему нужен подполковник.

— Как он это сказал?

— Сначала вылез лейтенант из лагеря и подполковника окликнул.

— Как?

— По имени-отчеству. А когда подполковник обернулся, эсэсовец и говорит: вы-то мне и нужны! Забрал его с собой. Тот только и успел мне сказать — действовать строго по разработанному им плану!

— Почему так?

— Я, товарищ капитан, когда назад шел, все это в голове прокручивал. Как вспомню карту, так и понимаю — нет у нас другого выхода! Только через мост, как подполковник и говорил. В любом другом месте нас издали из пулеметов положили бы, и все. Там места открытые. А за мостом — холмы, видимости нет. И дорога одна, через этот самый мост. Остальные очень далеко, пока объедешь да пока доберешься.

— Вы назад один шли?

— Нет. До постов меня солдат немецкий проводил, дальше уже сам. Там опасно, снаряды взрывались еще. Вот немцы и прятались.

— Больше вы подполковника не видели? Как вы думаете, что с ним?

— Думаю, что он погиб. Убежать он не мог, слишком их там много. А когда мы на станции бучу подняли, немцы его точно не простили бы. Наверное, расстреляли его.

— Вы говорите: подняли бучу. Как именно?

— Зенитчики открыли огонь по тем немцам, которые были им видны. Те подумали, наверное, что это снаряды разлетаются, и попрятались. Во всяком случае, они не стреляли в ответ. После этого мы перевели через мост платформу с бронемашиной и с танком. Как они по немцам дали! Те и опомниться не успели! А тут еще из вагонов бойцы с топорами выскочили и всех там порубили в капусту! Все на прорыв и пошли. В окопах немецких оружие подобрали, пулеметы взяли. Оставили заслон у моста, как подполковник приказал, и стали в холмы уходить. Даже бронемашину сумели с платформы сгрузить!

— Это как же так?

— Двери вагонные сняли да на платформу положили. Вот и получились сходни. Бронемашина по ним и съехала. Так бронемашина с нами и уехала. Мы ее уже потом оставили, когда двигатель сломался. Это уже во время прорыва было.

— А танк?

— На платформе остался. Его таким способом сгрузить невозможно — тяжелый! Вот он с места и стрелял. Два бронетранспортера подбил, немцы и не сунулись за нами!

— Со станции вы ушли. Сколько народу уцелело?

— Больше двухсот человек. Кто-то ночью отстал, кто-то идти не мог. Оружия у нас мало было. Вот мы и залезли все в овраг, километрах в тридцати от станции. Два дня там просидели, думали, искать нас будут.

— Не искали?

— Искали. Мы мотоциклистов видели, но они больше стороной проезжали. А на третий день мы вылезли из оврага и пошли в Чистое, село там рядом было. На карте были обозначены какие-то хозяйственные службы немецкие. Вот мы туда и наведались. Бронемашина из пулемета прошлась по окнам, немцы в белье выпрыгивали! Положили их там человек пятьдесят. Пяток пулеметов взяли, там у них ремонтники были, чинили оружие. Винтовок много, патронов. Еду взяли. Бронемашину заправили. Потом к фронту и двинулись. Через два дня и перешли.

— Сколько бойцов перешло с вами линию фронта?

— Сто шестьдесят семь человек. Это мы уже тут подсчитали.

ГЛАВА 40

Бронетранспортер шел безудержно и мощно. Под гусеницами трещали ветки, с сухими щелчками разлетались в пыль мелкие камешки. Настороженный пулеметный ствол ощупывал горизонт, готовясь выплюнуть в противника порцию свинца. Над бортами бронетранспортера покачивались в такт ухабам каски солдат. Картина впечатляла. Мощная машина с подготовленным экипажем… совершенно бесполезно нарезала круги по лесной дороге. За последние четыре часа я видел этот бронетранспортер уже третий раз. Он был один и тот же, о чем красноречиво свидетельствовал бортовой номер. Проводив его взглядом, я спустился с пригорка.

Пригорюнившийся шарфюрер сидел там, где я его и оставил в последний раз. Ну, строго говоря, убежать куда-нибудь со связанными ногами и руками проблематично. Нельзя сказать, что он не пытался. В первый раз ему посчастливилось уползти аж на пятьдесят метров. Какое-то расстояние он честно пропрыгал на ногах. Потом упал и далее передвигался каким-то фантастическим перекатыванием с боку на бок. Наблюдая за его попытками издали, я только диву давался его упорству. Пришлось привязать к ногам здоровенную колоду. Однако после моего ухода он и с ней умудрился проползти метров двадцать. После чего застрял в кустах уже окончательно. Промучившись там с полчаса, он, поняв всю бесперспективность дальнейших попыток, затих. Надо полагать, что звук проходящего мимо автотранспорта, а особенно лязг гусениц бронетранспортера доставлял ему кучу дополнительных переживаний.