Суть времени. Цикл передач. № 31-41 - Сергей Кургинян

Метафизика — это предельные основания. Точка. Всё.

Чего угодно.

Важно, что это — предельные основания.

Запомните эту формулировку. Если вам скажут, что её нет в словаре, то не огорчайтесь. Она точная.

Без предельных оснований бывает трудно куда-то двигаться. Предельные основания — отсюда возникает метафизика, связанная со смыслом жизни, смыслом деятельности и так далее. Вы можете искать или не искать эти предельные основания.

Кстати, этим всегда занималась философия. До 20-го века. В 20-м веке, когда вместо Гегеля и, в каком-то смысле, Канта… Хотя Кант уже перестал этим заниматься… Ну, вместо Гегеля и Маркса, скажем так (для которого метафизика существовала, только называлась диалектикой, как и у Гегеля), — вот вместо таких философов, претендующих на онтологию, на бытие, на анализ основ, на единство гносеологии, онтологии, аксиологии и всего прочего, — вместо таких философов родились позитивисты, структуралисты… С этого момента место философии заняла логика или гносеология, или философия культуры. А философия кончилась.

И последним великим философом, имеющим практическое политическое значение, был Карл Маркс. Карл Маркс, искавший эти предельные основания.

После него существовала ещё одна школа, которая действительно предельными основаниями занималась в том плане, что сказала, что их нет и фиг с ними. Называется она «экзистенциализм».

Я здесь без всяких огрублений пытаюсь наиболее просто это всё изложить. Да, у меня есть предельные основания — они заключаются в том, что я знаю, что их нет, а веду себя так, как будто бы они есть.

Фолкнер от лица экзистенциализма сказал: «…оставить хоть маленький шрам на лике великого Ничто» («Необходимость оставить хоть крошечный шрам на лике великого Ничто»), — вот в чём смысл и цель человеческой жизни.

— Это абсурд. — Ну и что? А я веду себя так, как будто бы его нет. А я на него плюю.

В этом великая человеческая традиция. Она выходит за рамки экзистенциализма, потому что никогда человек не смирится ни с какими законами природы. Открывая эти законы, постигая их, ликуя по поводу того, что он их постиг, жадно желая постичь что-нибудь новое, человек тут же начинает эти законы попирать.

Он открывает закон гравитации, только для того, чтобы преодолеть его. Он никогда ни с какой закономерностью не смирится.

Человек, смирившийся с закономерностью, — это уже не человек…

Человек, не выявляющий закономерностей, — это безумец.

Человек, смирившийся с закономерностью, — дрожащая тварь.

Человек — тот самый, про которого было сказано: «…это звучит гордо», — это человек, который законы постигает — и не принимает. Он их преодолевает.

И в этом его миссия.

Природа, закономерности, железные функции?! Плевал он на них!..

Он существует для того, чтобы их понять и преодолеть.

«Свобода — это познанная необходимость», — что это значит?

Законы — это познанные законы, которые освобождают для того, чтобы их не стало в каком-то смысле. Открыть законы гравитации в этом смысле нужно для того, чтобы их преодолеть, взлетев сначала в высь поднебесную, а потом и вылетев в космос. Вот для этого нужно знать законы гравитации. А не для того, чтобы им подчиниться и ползать по земле.

Значит, если таким законом, например, для человека является смерть, то, как только он выявил её в качестве закона и познал в качестве такового, он будет это преодолевать. И это тоже задача метафизики. Он уже по факту понимания этого начинает это преодолевать.

Именно поэтому он человек. Светский, религиозный, — какой угодно. Это зависит от того, в каких формах он это делает. Но он перестаёт быть человеком, когда в нём нет воли к преодолению.

Итак, метафизика может искать предельные основания либо в абсурде — в «великом Ничто», которое рано или поздно и станет тьмою кромешной — это я показал в книге «Исав и Иаков»… Есть экзистенциалисты, которые начинают молиться на это Ничто, как я считаю, Хайдеггер и другие, — есть вот такая гностическая школа…

А есть левые хилиастические экзистенциалисты, которые говорят: «Мы шрам оставим».

Но они уже — и те, и другие, — признали, что предельных оснований нет, а действуют так, как будто они есть. А человек остался. Ничего в нём нет, кроме вот этого в нём того, что «не примирюсь!» Знаю, что нет предельных оснований, а вести себя буду так, как будто они есть!

Это экзистенциальная школа.

Есть религия, которая видит предельные основания в Боге. И дальше уже движется по ступеням восхождения, постигая Бога, потому что метафизика — это не катехизис. Это вещь гораздо более сложная и глубокая.

И есть светская метафизика, которая видит преодоление в человеке.

Но в человеке она его может видеть только как в процессе. Значит, для неё актором преодоления (субъектом преодоления) является двигающийся, восходящий человек — человек, находящийся в движении.

И в этом смысле диалектика вообще ищет предельные основания в этом самом движении. Она и только она — в этом величие Маркса.

Потому что: вот есть жизнь и есть смерть… Вот вы метафизически начинаете разбирать эту коллизию. И вы хотите понять, в чём смысл жизни? Где предельные основания? В чём цель? В чём смысл? Вот, не можете вы жить, не задаваясь этим вопросом… Так или иначе вы им задаётесь. И существуют два подхода к решению этого вопроса.

Первый подход.

Найти эйдос. Платоновский эйдос. То есть найти некоторые константы в вечности — неподвижные типы, которые и есть предельные основания явления. Заявить о том, что смыслы пребывают в трансцендентном мире, и весь реальный мир является просто оформлением этих смыслов в материи. Что они там есть источники, они понижают своё качество, излучая энергию в материю. Формируются сгустки этой энергии, и они и есть смыслы внутри той материальности, которая составляет жизнь. Это платоновский подход — подход через неподвижность.

Подход же диалектический состоит в том, что вы смотрите за тем, что ещё есть нежизнь и затем, что ещё есть сверхжизнь. И говорите: «Я хочу понять смысл жизни, потому что я иду из неживого — того, что ещё не есть она (материальный мир, камни не живут) — в живое, а из живого — в сверхжизнь, то есть в разум. То есть для того, чтобы мне понять смысл жизни, я должен рассмотреть единство камня, клетки (или растения) и человека. И вот тогда в этом единстве я пойму, в чём смысл жизни, а если я всё время будку толочься на территории самой этой жизни и спрашивать, в чём её смысл, я никогда ничего не пойму.

И диалектика в 19-20-м веке апеллировала именно к этому смыслу. Диалектика была последним прибежищем смысла. Но смысл она искала так.

А дальше формировался весь ряд. Есть жизнь, а что едино с этой жизнью в неживом, также в разумном? А ведь неживое тоже делится на кварки, атомы, молекулы, кристаллы, вот уже клетки пошли, а что до кварков? Когда материя была квантованной и когда не была, а была другой?

Дальше идёт живое и оно тоже делится на подразделы. Потом начался разум, а потом за ним должно идти что-то ещё.

Вот эта ось устремлений — что она есть такое? Что есть дух развития или, как говорилось, исторический дух? Что есть этот дух? Но ведь мы понимаем, что он есть, что если оно движется и восходит, то оно восходит куда-то, зачем-то и как-то, и что у этого восхождения есть источник. И что именно наличие источника и духа восхождения, или развития, и представляет собой предельное основание.

Значит, если с одной стороны существуют организованности и лестница этих организованностей, всеобщий организационный принцип, то существует другой принцип врага — дезорганизационный принцип. Значит, источник есть то, что порождает организацию после того, как побеждается дезорганизация.

Люди, тяготеющие к образам, будут говорить об „огне“, об „огне огней“, о „свете“… „Ты одна мой несказанный свет“, — говорит Есенин о матери. Есть культурные, символические традиции, которые адресуют к этому высшему началу, к источнику.

Но только если нет этого источника, и если человек в своих исканиях не опирается на метафизику, то нет у него ничего.

В обычной своей жизни человек может опираться неосознанно и осознанно.

Если у людей есть боевой дух, и он не сломлен, то не всё ли равно, как именно этот дух организован? Возможно, людям это не нужно понимать. Кому-то и не нужно.

Вопрос возникает в одном случае, когда удалось сломать дух. Вот тогда возникает вопрос об источниках и исправлении ситуации, о починке хребта, о связи времён. Этот вопрос по определению стопроцентно метафизический потому что, только нащупав предельные основания, вы можете начать обратное движение-исправление, иного пути просто нет по определению. Особенно если вы думаете не только о себе (может, у вас этот дух и есть), а об обществе, народе.

Если у народа отняли историю, значит, отняли этот стержень, этот принцип движения. Значит, нет уже опоры в человеке. А дальше она теряется и во всём остальном.