Ибн Баттута - Игорь Тимофеев

Четвертый город, Джеханпаннах, отстроен Мухаммед-шахом. Это на его вратах днем и ночью покачиваются мертвецы, и вид их настолько привычен, что исчезни они на время — и станет не по себе, как если бы невзначай исчезла крепостная стена или башня с бойницами. Но мертвецы никуда не денутся — не успеют захоронить одних, как им в черед появляются другие, и чем угрюмей и задумчивей султан, тем опасливей повадки придворных: можно ли угадать, на кого обрушится его гнев?

Ибн Баттута до поры до времени ничего не боялся. Его жизнь была как арба, что, чуть подрагивая, катится по наезженному тракту в ту сторону, куда несет его судьба, и над нею не властен возница, лишь для видимости лениво помахивающий кнутом.

Каждое утро новоиспеченный кадий облачается в черную абаю, водружает на голову высокий колпак, из-под которого свешивается краешек тайласана, и отправляется в присутствие.

Кадий по традиции пользуется всеобщим уважением. В глазах общины он, пожалуй, самый авторитетный человек. Честность и неподкупность вкупе с высокой образованностью — вот его главные достоинства, а что на свете точнее интуиции сердца, подкрепленной доводами ума? О нерадивых, нечистых на руку судьях писал еще Джахиз, по-видимому, и таких было немало в провинциальных мусульманских городах, но бесчиние грешников не бросает тени на благонравие праведников: ведь облако заслоняет солнце лишь на время, ибо оно мимолетно и случайно, а дневное светило неизменно и объемлет весь мир…

Посыльный вводит в зал истца и ответчика, которые садятся по разные стороны ковра. У каждого заготовлен целый ворох доказательств, и тот, кто награжден большим красноречием, имеет лучшие шансы на успех. Ибн Баттута терпеливо опрашивает истца, потом ответчика, одного за другим приглашает на ковер добровольных или платных свидетелей. Всякое случается в суде — и слезы, и крики, и перепалка, что вот-вот кончится рукоприкладством, но кадий не может довериться ни мольбам, ни уговорам. Лишь три вида доказательств законны: чистосердечное признание ответчиком своей вины, показания свидетелей и клятва именем аллаха. Угрозы и запугивания запрещены, а признание, вырванное под пыткой, в исламе считается недействительным.

Выслушав показания тяжущихся, Ибн Баттута по традиции старается склонить их к примирению. Если это не удается, он спрашивает ответчика, признает ли тот справедливость иска. Ответчик волен поступить трояко: признать за собой вину, отрицать ее или попросту молчать, не подтверждая ни того, ни другого. В последних двух случаях вся надежда на свидетелей, и тут уж от судьи требуется и ум и проницательность, чтобы за наворотом фактов и домыслов угадать самую суть, отыскать в клубке конец ниточки и, осторожно подергивая ее, размотать его весь до конца.

После этого он с чистым сердцем может огласить приговор, который по шариату всегда окончателен, бесповоротен, обжалованию не подлежит. Более того, исполнение чаще всего незамедлительно следует за вынесением вердикта — власть судебная и власть исполнительная собраны в одной руке.

Обязанности Ибн Баттуты не ограничены судопроизводством. Неспроста карман его абаи оттягивает увесистая судейская печать — ею он скрепляет завещания, брачные договоры, купчие грамоты, акты о разделе имущества. Требуют времени и попечительство за сиротами и подкидышами, и дела странноприимного дома, и хлопоты по благоустройству мавзолея Кутб уд-дина Айбека, который хоть и поставлен основательно, а все же с годами ветшает, нуждается в хозяйском рачительном пригляде.

Словом, успевай крутиться. Дни складываются в месяцы, месяцы — в годы. В свой черед ложатся на лоб глубокие борозды, сеточки от раздумчивого прищура собираются в уголках глаз, и борода, иссиня-черная, топорщащаяся кверху, поблескивает редкой прошивью ранней седины.

Все подпадает в этом мире зоркому оку судьбы, переменчивой как море.

Какой араб, иль перс, иль грек лукавыйВ расцвете сил, величия и славы —Пророк иль царь — остался невредим,Когда судьба открылась перед ним?Закон стрелы: лететь быстрей, чем птица,Щадить стрелка и крови не страшиться.Своей спиной, как пленные рабы,Мы чувствуем следящий взор судьбы.

Так писал великий аль-Маарри, который, будучи слепым, видел дальше большинства зрячих.

«Следящий взгляд судьбы» Ибн Баттута с содроганием почувствовал на своей спине несколько лет спустя, когда по всей Индии, как змея в камышах, прошуршал зловещий слух о казни известного суфийского подвижника Шихаб ад-дина. Старик суфий, пользовавшийся покровительством султанов Кутб уд-дина и Гияс уд-дина, напрочь отказался служить заступившему на трон Мухаммед-шаху, которого он, не страшась возмездия, открыто называл тираном. Действуя то посулами, то угрозами, молодой султан неоднократно пытался привлечь строптивого шейха на свою сторону, но всякий раз получал решительный отказ. Взбешенный неуступчивостью отшельника, Мухаммед-шах велел выщипать ему бороду щипцами и на семь лет сослал его в Даулатабад.

Но и это не образумило упрямца, убежденного в приоритете веры над государственной властью. Конфликт между короной и власяницей достиг драматического накала. Кровавая развязка стала неизбежной.

Ибн Баттута, безусловно, знал о многолетнем противоборстве султана со святым старцем и все же рискнул наведаться в пещеру в окрестностях Дели, где Шихаб ад-дин проводил дни и ночи в размышлениях и молитвах.

Как это часто случалось с Ибн Баттутой, любознательность пересилила благоразумие, и отныне ему оставалось уповать лишь на милосердие аллаха.

Посещение опального шейха не прошло без последствий. Сразу после казни Шихаб ад-дина султан занялся выяснением всех его связей. К подозреваемым приставили соглядатаев, не отступавших от них ни на шаг. «Когда султан поступал таким образом с кем-либо, — писал Ибн Баттута, — спасения уже не было». Можно было надеяться лишь на особое благорасположение султана, всегда выделявшего Ибн Баттуту среди прочих слуг.

Но и этим надеждам не суждена была долгая жизнь. Как-то в пятницу Ибн Баттута невзначай выглянул в окно. То, что он увидел, заставило его похолодеть. По другой стороне улицы, напротив его дома, зябко поеживаясь от рассветной сырости, туда-сюда прогуливались четверо соглядатаев. Когда Ибн Баттута, второпях одевшись, стремительно выскочил из дому, они переглянулись и с показным равнодушием гуськом двинулись за ним.

Положение Ибн Баттуты было, прямо скажем, не из лучших. По дворцу гуляли слухи о страшных пытках, которым султан подверг Шихаб ад-дина. Казни следовало ожидать со дня на день. Инстинкт самосохранения подсказывал, что еще не поздно броситься в ноги султану, повиниться, ценой унижения вымолить себе жизнь.