Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания - Виктор Гофман

Ваш В. Г.

Адрес теперь: С.П.Б. Пушкинская, д. 14, кв. 17.

P.S. Сижу сейчас уже в новой комнате. Комната большая, действующая ободряюще. Тишина невозмутимая. Значит, буду наконец работать.

5

31/III 1909. С.П.Б.

Дорогой, милый Андрей Акимович,

Как бесконечно давно не писал я Вам. Как-то незаметно проходит время, и все мне кажется, я ничего не делаю и ничего не успеваю делать. Импульс к работе у меня все время необычайный, но в то же время, по-видимому, — и необычайная лень. Впрочем, кое-что я все же, конечно, делаю: хотя и не считаю я делом все свои многочисленные рецензии, но написать-то их надо. Живу более оживленно, чем в Москве: появились некоторые новые знакомства, но все какие-то непрочные, поверхностные и случайные. Был как-то у Городецкого: видел там всех здешних «экзотистов» (новый термин): Ауслендера, Гумилева, гр. А. Н. Толстого (знаете, что появился такой?). Читаю много: все вновь выходящие книги, чтобы дать о них заметки. Значительного не вышло ничего: только второй том Зайцева чудесен. За таким чтением не примешься ни за что серьезное, властное, захватывающее; да и самое чтение для рецензии всегда какое-то нехорошее, нелюбовное, не с открытой душой. Осенью издам, вероятно, 2-ю книгу стихов. Сейчас раздаю их повсюду усердно. Что делаете Вы? Что думаете, читаете и над чем работаете? Долго ли еще пробудете в Москве перед летней поездкой в Англию или еще куда? Поздравляю с прошедшей Пасхой.

Ваш В. Г.

Пушкинская, д. 14, кв. 17. СПб.

6

27/IV 1909. СПб.

Дорогой Андрей Акимович,

Вот как долго опять не писал Вам. И почему это я все упускаю и со всем опаздываю, — мне самому непонятно. Все думаю о том, что надо себя тренировать и взять в руки, — и все остается по-прежнему. Часто думаю, что если это и не единственное, то все же самое главное, что мне недостает. Хоть бы кто-нибудь другой стоял бы на страже надо мною. Вот стал я вставать теперь чуть ли не в 11. Конечно, это безобразие…

Впрочем, я каждый раз, кажется, пишу все одно и то же. Вы любите «литературные известия» — сообщу Вам что-нибудь из этой области. Был однажды у Вяч. Иванова. Он, оказывается, читает здесь у себя на квартире молодым поэтам целый курс теории стихосложения, всё по формулам и исключительно с технической, с ремесленной стороны. Формулы свои пишет мелом на доске, и все за ним списывают в тетрадки. А какие-то дамы, так те каждое слово его записывают, точно в институте. Среди слушателей были поэты с некоторым именем (Гумилев, Потемкин, гр. Толстой). Остальные – какие-то неведомые юнцы. Держится Вяч. Иванов — куда более властно и надменно, чем Брюсов, все же учреждение это именуется академией поэтов.

История другого рода — как три литератора, поэт Андрусон, беллетрист Грин и еще кто-то, украли у одного добродушного издателя 60 р. и два пальто. Происшествие это не произвело даже особенного переполоха. Еще бы хотелось Вам рассказать о Фидлере (знаете, известный немецкий переводчик) с его «литературным музеем». Немножко похож он на Бахмана, но гораздо курьезнее…

Веду я сейчас. Андрей Акимович, довольно беспутный образ жизни. Почти ни одного вечера не бываю дома. Какая-то исступленная, мучительная жажда жизни у меня: все кажется, что еще не жил до сих пор интересно, полно, чего-то хочется, может быть любви (!). Вчера выписал даже из Ценского следующую фразу: «жить нужно так жадно, как будто каждый час твоей жизни — последний час». Чувство того, что уж много от жизни прошло, — впервые является у меня теперь.

Читаю, по-прежнему, лишь случайно, — все вновь выходящее. Бесцельно и бесполезно это. Пишу заметки о книгах в «Слове», в «Речи», в «Современном Мире» и т. д. Это дает пока достаточно. Хотя это и довольно почтенное, но все же — не мое дело. По-прежнему убежден, что мое настоящее, единственное дело — беллетристика. Все еще не успел, однако, убедить в этом других. Да где же и убедить, когда почти не подвигаюсь в своих работах. Много надежд возлагаю теперь на лето, на те один-два месяца, которые собираюсь провести в Куоккале (вероятно).

Вот собираюсь, быть может, на несколько дней в Москву. Мамаша хочет со мной повидаться. Скажите, Андрей Акимович, Вам не будет неприятно, если я попрошу у Вас разрешения остановиться у Вас на эти дни — в комнатке, где останавливался Хрустачов. Или она уже занята как-нибудь или это почему-либо неудобно? Конечно, я мог бы остановиться и у мамаши, но им и без меня тесно.

Если приеду теперь, расскажу Вам много забавного. Вообще хотелось бы повидаться с Вами и поговорить кое о чем. Здесь у меня совсем нет друзей. Чувствую себя часто одиноко. Хессин же совсем стал безнадежен.

Но не выводите из письма, что я разочаровался в своем Петербурге. Нет, и жить мне в нем легче, и больше он как-то в моем стиле (Москва слишком русская), и многое в нем изумительно красиво. Достаточно хоть однажды ехать ночью с Петербургской Стороны или Васильевского — через Неву… Москва гораздо будничнее и ежедневнее.

Ну, может быть, до скорого свидания. Едете в Англию? Как работаете?

Ваш В. Г.

Осенью хочу выпустить здесь новую книгу стихов. Зимою же, быть может уже будет готов сборничек рассказов. Вообще, с осени буду здесь всячески утверждаться. И все удастся несомненно, если только не бесплодным (в смысле работы) будет лето.

7

23/V 1909. СПб.

Дорогой Андрей Акимович,

Живу все так же — не по-настоящему. Рассказов не пишу, ничего не читаю (кроме новинок). Завелось у меня теперь здесь несколько знакомых поэтесс и девиц, любящих поэзию; приходят ко мне, и говорим мы с ними разные изысканные вещи. Некоторые из них довольно умны, но, к сожалению, не возбуждают во мне ни намека на влюбленность; без этого же делать какие-нибудь покушения мне как-то неловко. С Анной Яковлевной все тянется невозможная канитель, и я сам нахожу, что жертвую ей слишком многим. Теперь надежда на дачу: поедем, конечно, в разные места, и постараюсь показываться как можно реже. Брюсов, по-видимому, догадался о Вашем беспокойстве и вскоре после моего приезда сюда прислал мне письмо, где выражает сожаление, что мы не встретились в Москве, что я не сообщил ему даже своего московского адреса (телефон не в счет), и просит прислать рассказов в «Русскую мысль». Сегодня открыли у нас памятник Александру III. Тардов прислал мне письмо из Тавриза (говорят, он командирован туда «Русским словом»).

Ваш В. Г.

8

5/VI 1909.

Дорогой Андрей Акимович,