Именем человечества - Владимир Корчагин

— Ближайший телефон в Вормалее, в трех днях пути отсюда.

— Но есть же какой-то способ дать знать о случившемся?! — вконец растерялся Саакян.

— Есть. Наши собственные ноги! — отрезал пилот. — И скажи спасибо своему подчиненному, что он мешок харчей захватил. А то бы все три дня на подножном корме…

— Ладно, не будем сгущать краски, — сказал примирительно Максим. — Пройдем сейчас к заимке Силкина, там все обсудим. Возможно, старик посоветует что-нибудь.

— Но я не вижу никакой заимки, — возразил Саакян, оглядывая обступившие их скалы.

— Она чуть дальше, по ту сторону котловины. Вон, видите дымок?

— Хорошенькое «чуть дальше»! Что у вас за странное представление о расстояниях. Это же два-три километра! И без всякой дороги?

— Тут должна быть тропа.

— Ну, ввязал ты меня в историю, Дмитрий Андреевич! — покосился Саакян на Зорина, старательно разглаживающего огромный синяк под глазом. — Знай я все это наперед…

— Так и я, Рубен Саакович, не мог предвидеть такого оборота. Зато сейчас в ваших руках будет нечто совершенно уникальное. Дайте мне ваш портфель.

— Лучше бы взял рюкзак у своего товарища, — буркнул пилот, — он ведь больше всех пострадал.

— Пустяки! — усмехнулся Максим. — Рюкзак мне только устойчивости придаст.

— Ну как ты тут, Танюша? Бее слушаешь свой диск, все пишешь? — ласково улыбнулся Силкин, снимая с плеч ружье и тяжело набитую сумку.

— Все слушаю и пишу, — бросилась ему навстречу Таня. — Как же иначе, нужно ведь. Теперь уже, кажется, во всем разобралась, ничего непонятного не осталось.

— Ну-ну! А я вот свежатинки принес. Сейчас супец заварим. Эко, бумаги-то исписала, не меньше, чем Максим. И как же, если попросту сказать, все это будет? Как вы собираетесь эти самые бомбы уничтожать?

— Мы ничего уничтожать не собираемся, дядя Степан, Мы построим им такую машину, вроде прожектора, которая будет посылать в пространство мощнейший пучок лучей. Только лучей этих никто не увидит. Это будут не лучи света, а поток особых мельчайших частиц. И направим мы его не прямо к горизонту, а вот так, под углом к земле, вниз, потому что он свободно пройдет через весь Земной шар, через что хочешь. И все бомбы, которые окажутся на пути этого потока, этих лучей…

— Враз станут негодными? Как порох под дождем, так мне Максим сказывал.

— Да, примерно так. А поскольку размах нашего луча будет очень широким и сила его с расстоянием не ослабнет, то поставим мы такую машину где-нибудь, скажем, на Днепре, и вся Европа, вся Америка будут пронизаны этими частицами. Ни одна бомба от них не спрячется.

— Ловко! — усмехнулся Силкин в бороду, укрепляя котелок над костром.

— Да, только бы Максим скорее вернулся. Вся душа у меня, дядя Степан, изболелась. Где-то он сейчас?..

— Вернется, не тужи! Я Максима знаю. А что это вроде урчит там, за Гривой?

Таня прислушалась:

— Вертолет! Неужели они?.. Силкин приложил ладонь к глазам:

— Да, вертолет. И чего он кружит там взад-вперед?

— Садится, дядя Степан, садится… Сел! — Таня откинула волосы от лица, машинально коснулась виска. — Ой, что это?

— Чего? Чего ты побледнела?.

— Диск… Диск молчит…

— Так не все ему говорить.

— Но ведь это… Вы не знаете… — она бросилась к расселине, раскидала валежник, лихорадочно разгребла хвою прикрывавшую бесценный мешочек, — в нем лежала лишь стопка полуобгоревших бумаг.

Сдавленный стон вырвался из груди Тани. Закусив губу, чтобы не закричать, упала она на землю и зашлась в беззвучных рыданиях.

— Таня, голубушка, что с тобой? — подбежал к ней Силкин. — Ах, диск… Куда он сгинул? Да бог с ним, с диском! Стоит так убиваться!

— Максим! Нет больше Максима… — с трудом выговорила Таня.

— С чего ты взяла? Опомнись! Да встань, встань с земли-то! Придет твой Максим. Может, как раз на этом вертолете…

— Максим сказал, что в случае… в случае его смерти… диск исчезнет…

— Фу ты, страсти какие! Да мало ли что сказал Максим! Мало ли что могло приключиться с этой штуковиной! Техника, она того…

— Нет-нет, дядя Степан, все кончено…

— А я говорю, жив Максим, сердце мое чует. Просто извелась ты с этим диском. Иди ляг! Ляг в свою постельку, ну и того… поплачь, тебе легче будет.

— Нет, больше не смогу сделать ни шагу! — Саакян вытер пот с лица и шеи, тяжело опустился на замшелую лесину. — Где она, эта ваша заимка? Уже два часа идем без всякой дороги. И все лес, лес…

— Колесников, остановись на минуту! — крикнул Дмитрий идущему впереди Максиму. — Сейчас придем, Рубен Саакович, видите, грива уже на противоположной стороне осталась. И дымком запахло. Максим, стой, отдохнем немножко, Рубен Саакович совсем из сил выбился.

— Ладно, отдыхайте, а потом — прямо по моим следам. Тут уж и идти-то — пара пустяков! — отозвался Максим, не сбавляя ходу.

— Он что, уходит? Оставляет нас одних?! — вскочил Саакян. — Скажи ему, чтобы обождал!

— Эй, Максим! — снова крикнул Дмитрий. — Остановись, тебе говорят! Что ты мчишься, как на пожар!

Но Максим даже не обернулся. Смутная тревога гнала его вперед и вперед. Как там Таня? Шутка ли, столько времени в тайге… И диск! Удалось ли уберечь его им с дядей Степаном? А если диска уже нет?..

Он миновал последний подъем и, свернув с петляющей тропы, ринулся прямиком вниз, к озеру, на запах дыма. Острые сучья хлестали по лицу, цеплялись за одежду, ноги скользили по мокрой траве. Он не замечал ничего.

Но вот в просвете между деревьями мелькнуло низкое бревенчатое строение, послышался треск костра, а через минуту и сам Силкин с цигаркой в зубах и с черпаком в руке шагнул ему навстречу:

— Ну, долго жить будешь, Владимирыч! Только сейчас тебя вспоминали. Доброго здоровьица! — он пощекотал бородой лицо Максима.

— Здравствуй, дядя Степан. Как вы тут? Как Таня? Где она?

— Сейчас выйдет. Эй, Татьяна, встречай гостя!

Максим сбросил рюкзак, метнулся к избушке. Таня стояла в дверях, поспешно вытирая слезы, боясь поверить в реальность происходящего.

Он схватил ее за руки, жадно вглядываясь в припухшие от слез глаза:

— Как ты, не болеешь? Никто тебя больше не пугал? Но она видела лишь его окровавленные бинты:

— Что это? Ты ранен? Серьезно?

— Пустяки! Небольшая царапина на виске.

— На виске?! И твой элемент…

— Не знаю, может, и поврежден.

— Он разрушен, Максим! Диск исчез!

— Как исчез?!

— Пропал, испарился, сразу, как приземлился вертолет. Я даже подумала… Что я пережила за эти два часа! — она нежно коснулась его забинтованной головы. — Но ты не беспокойся, я все успела прослушать, все поняла, во всем разобралась. Вот видишь, — кивнула она на стол, заваленный исписанными листками бумаги.