Все хорошо - Мона Авад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это он про свой недавний имейл. Я получила его утром, через несколько часов после того, как ушла от Грейс. Декан просил меня приехать в колледж и обсудить некое весьма тревожащее обвинение, поступившее от одной студентки. От мисс Брианы Валентайн? «Боюсь, это обвинение касается вас, мисс Фитч».
Тон письма был твердый и в то же время смущенный. Конечно, декан в курсе, что в это время года дел у меня по горло. Но мисс Валентайн очень настаивает, равно как и ее родители. Да и характер ее обвинения… мягко говоря, чрезвычайно настораживающий. Родители Брианы тоже будут, продолжал декан. Было бы замечательно, если бы и мы с Грейс смогли приехать.
«Конечно! Я в деле!» – ответила я с такой готовностью, будто он приглашал меня на пикник. А после добавила: «Очень жаль, что у нас возникли проблемы ☹ Но я уверена, мы все уладим ☺
ХоХо
Миранда».
И вот теперь декан пытается поддерживать со мной дурацкую непринужденную беседу. О погоде. О том, какой сегодня теплый день.
– Даже слишком теплый для весны, не находите?
– А мне нравится.
А матч я смотрела?
– Я их никогда не смотрю.
– Я вынужден принести вам свои извинения, – наконец, понизив голос, произносит он. К его чести, ему очень неловко, что мне приходится в этом участвовать. – Разумеется, обвинение совершенно дикое. Тревожащее, конечно, но дикое, верно ведь?
Сказать по правде, он даже не понимает, в чем его суть. Воздетые в воздух руки. Беспомощный смешок. Но Бриана подняла шум. Закатила истерику. А родители стараются во всем ее поддерживать.
– Такие славные люди, – вставляет Фов.
Я упоминала, что она тоже здесь? Засела в своем бесформенном балахоне в углу, как паучиха. Прихорошилась сегодня – ну прямо Стиви Никс на минималках. Волосы начесала. В подведенных серебряным карандашом глазах стоят слезы – это доброта родителей Брианы ее так растрогала. Вот почему она вызвалась играть в этом шоу одну из главных ролей. Пообещала выступить как свидетель.
«Свидетель чего?» – спросила я.
«Думаю, лучше мы это обсудим, когда соберутся все заинтересованные стороны», – с пафосом изрекла она.
И при этом так и сияла, наслаждаясь разыгравшейся драмой. На коленях у нее лежит голубой блокнот. Раздувшийся от подробных описаний моих прегрешений. Ей не терпится его открыть. Ткни наугад пальцем в любую страницу – и найдешь кучу неопровержимых доказательств моей вины, тщательно задокументированных ее плотным убористым почерком. На шее Фов вместе с привычно позвякивающими бусами висит серебристая ручка на цепочке. Она отлично ей послужила.
– Кстати, как там постановка? – интересуется декан.
– Все хорошо, – отвечаю я. – Мы в отличной форме.
– Прекрасно! Миранда, я правда очень ценю, что вы нашли время.
– Что вы! Я всегда рада обсудить возникшие проблемы.
Я в самом деле рада. Очень-очень рада. Так широко улыбаюсь, что аж щеки болят. Мне даже помада сегодня не понадобилась, губы сами по себе яркие, сочные и такие розовые, что их цвет утром в зеркале меня прямо заворожил. И волосы поразили – черные, блестящие, как будто светящиеся изнутри. Они даже алым отливают – чего я не видела с самой юности. Морщины исчезли. Кожа стала такая свежая, будто я в буквальном смысле умывалась росой. Выскочила рано утром из дома, окунула руки в мокрую траву и провела по лицу влажными ладонями. На мне по-прежнему платье в маках. Наверное, стоило бы переодеться, но этот рисунок меня бодрит. А еще от меня пахнет сексом. И морем. И звездным небом, под которым я вприпрыжку возвращалась домой. И я все время напеваю себе под нос. Песенку, названия которой так и не вспомнила.
– Какая приятная мелодия, – замечает декан. – Как она называется?
– Не могу вспомнить, – отзываюсь я. – Услышала вчера вечером по радио.
Это правда. Ее в самом деле передавали, когда я отвозила Грейс домой. «Я отвезу тебя домой, хорошо?» – пропела я. После того, как протянула руку и помогла ей подняться. Казалось, она совсем ушла в себя. И точно не смогла бы сама сесть за руль. Всю дорогу до дома она просидела на пассажирском сиденье, сгорбившись и прижавшись лицом к стеклу. И ее можно понять! Ведь ночь стояла такая прекрасная. «Грейс, чувствуешь? Пахнет океаном. Ты только посмотри, посмотри, сколько звезд высыпало. Ой, обожаю эту песню! Как раз сегодня слышала ее в пабе. Не помнишь, как она называется, Грейс? Не против, если я сделаю погромче?»
Грейс была не против. Или не подала виду. Всю дорогу по радио крутили один хит за другим. Я подпевала, и руки, сжимавшие руль, приятно гудели.
Внезапно оказалось, что я помню наизусть все тексты. Любую песню могу пропеть от начала и до конца. Может, я всегда их знала? Нужно было просто вспомнить? Время от времени я поглядывала на скорчившуюся на пассажирском сиденье Грейс.
«Ты там в порядке?» Она молчала. Наверное, просто устала. Эта весна… «Так и норовит тебя убить, верно? Но тебе это не грозит. Ты у нас неубиваемая. В отличие от меня. Ты тысячу раз видела, как я умирала, правда же, Грейс?» Она так ничего и не ответила. Должно быть, совсем измоталась.
«Почти приехали», – объявила я.
Остановившись возле дома Грейс, я помогла ей вылезти из машины. Сказала: «Грейс, позволь мне тебе помочь». На этот раз она не стала отказываться и уворачиваться. Просто тяжело повисла у меня на руках. «Потихоньку, шаг за шагом, – стала приговаривать я терпеливо. – Не торопись, спешить нам некуда». Через опрятную, но унылую гостиную я провела ее в ее странную воздушную спальню. Бережно уложила на каменную кровать. И села в изящное кресло у ее изголовья. Точно, как сама она садилась у моего изголовья, когда приходила навестить меня после уколов. Но в отличие от Грейс я не стала утыкаться в телефон. Не стала листать журнал, проверять эссе студентов или притворяться, что читаю пьесу. Не притоптывала нетерпеливо туфелькой, давая понять, что мне давно пора бежать. Нет, я сидела, опираясь локтями о край кровати и опустив подбородок на руки, и смотрела на Грейс, которая лежала на боку с полуоткрытыми глазами и шумно дышала ртом. Я была вся внимание. Готова была сделать для нее все, что нужно. Даже предвосхищала ее пожелания. Принесла ей воды. Правда, пить она
