Третья раса - Дмитрий Янковский

– Запускай мотор! – скомандовал Долговязый.

Леська заправила стартерный линь, но я попросил у нее разрешения рвануть за него самому. Очень уж хотелось хоть как-то принять участие в Большой Механической. Поплевав на ладони, я дернул шершавый дань, и палуба под нами дрогнула от мощи запустившегося двигателя. Клубы перегретого выхлопного пара взметнулись к небу, затянув его густой белесой пеленой. Створки шлюза дрогнули и раздвинулись, открыв нам панораму акватории с тысячами разноцветных катеров на волнах. Я глазам не поверил, сколько их тут было.

«Водометы!» – показал Долговязый жестами Языка Охотников, потому что вслух говорить уже было немыслимо от оглушительного рева двадцатицилиндрового двигателя.

Леська потянула рычаг включения передачи и на малом ходу вывела катер из загона. Держался на воде он но очень – поклевывал носом из-за того, что вся тяжесть мотора сосредоточилась спереди.

«Все нормально, – успокоила нас Молчунья. – Это на малом ходу он клюет. Когда выйдет на глиссирование, такой баланс пойдет в плюс. Иначе катер задрало бы вертикально и потеря хода была бы страшной».

Она показала, где стоит ее катер, и Леська начала демонстрировать недюжинные навыки судовождения, протискиваясь между прошедшими регистрацию катерами. Войдя в зону регистрации, мы с Долговязым и Молчуньей выбрались на пирс.

«Как назвать катер? – спросил Долговязый у Леськи. – Регистрировать надо под именем»,

«Пусть будет „Толстозадый“, – показала она. – Только не знаю, как по-английски передать это точно»

«Не надо. Я им транслитом напишу. А вообще название отличное».

Пока Долговязый занимался регистрацией катера, я проводил Молчунью к ее посудине. Народу на пирсе было не протолкнуться, и нам пришлось держаться за руки, чтобы не потеряться. Честно говоря, на меня такая нечаянная близость произвела большее действие, чем я рассчитывал. Нет, кроме Леськи для меня женщин не было, но и то, что было между нами с Молчуньей на острове в Карибском море, тоже нельзя так просто забыть. Чтобы отделаться от этого, я мысленно напомнил себе, что это она меня чуть не убила, причем из любви к Жабу, что, на мой взгляд, было особенно отвратительно.

Эта мысль потянула за собой другую. Только в этот момент я окончательно осознал, какая разношерстная в плане идейных соображений подобралась у нас команда. И у меня, и у Долговязого, и у Леськи, и у Молчуньи были разные мотивы ввязаться в это дело. Слишком разные на сторонний взгляд. Но цель в общем-то была одна. Более или менее одна. Еще точнее, наши цели друг другу не противоречили. Наверное, окажись рядом с нами Рипли, она бы тоже с радостью присоединилась к экспедиции, но ее мотив был бы прост, как отломанная от винта лопасть. Она бы не упустила возможности отомстить Жабу. И было, в общем, за что.

Мы с Молчуньей пробирались и пробирались через толпу, пока она не придержала меня, указав на узкий, невероятно длинный катер, больше всего похожий обводами на активно-реактивный гарпун от тяжелого глубинного карабина. Судно было однообразно задуто сверкающей краской под хром, а место для пилота казалось тесным до предела – только втиснуться.

«Это мой, – показала Молчунья. – Я в него все деньги вложила. С мотором пришлось поработать очень серьезно. Я наконец внедрила там несколько своих старых придумок».

«Вроде переварки выхлопных труб и лепестковых клапанов?»

«Баловство эти клапаны. Тут я всерьез поработала. Целый год только этим и занималась».

«Надеешься войти в десятку?» – напрямую спросил я..

«Нет, – показала она, помотав головой. – Мне нужно только первое место. Иначе все зря».

«Нереально, – пожал я плечами. – Тут тысячи первоклассных пилотов и катеров».

«Я лучшая», – коротко показала она.

Мне не хотелось с ней спорить.

«Поставь на меня, – посоветовала она напоследок. – Катер называется „Уже там“, И от моего имени тоже поставь. Немного. Если проиграю, верну. Только ставь не на десятку, а на первое место. Лады?»

Ну что я мог ответить? Просто кивнул, помог ей спуститься на борт и направился к букмекерской конторе, над которой висело самое заметное голографическое панно. Очередь там была та еще, и я хотел было бросить эту дурацкую затею, но с удивлением разглядел у самой кассы Долговязого.

«Ну и дела!» – подумал я, протискиваясь к нему.

– О, Копуха! – помахал он. – Тоже решил ставку сделать?

– Молчунья попросила поставить на нее.

– Тоже мудро. Собирается войти в десятку?

– Фиг там. Велела ставить на первое место

– Серьезно. Как тебе ее катер?

– На гарпун похож. Но вообще она сумасшедшая. Я бы на десятку поставил, но на первое место глупо.

– Сумасшедшая, – кивнул Долговязый. – Но я и на нее тоже поставлю. Хорошая девушка. И пилот отличный.

Я вспомнил, как она проехала на амфибии по стене возле Одессы. И Жаб плохого водителя себе никогда бы не взял. А она с ним больше года охотилась!

– А еще на кого? – осторожно спросил я.

– Как на кого? Ты что, Копуха? На своих всегда надо ставить. А иначе в чем смысл? Мы же одна команда, должны верить друг другу. Верить в то, что мы лучшие!

Иногда Долговязый меня такими заездами поражал. То он меркантильный, как пиратский шкипер, то начинает давать романтика, да еще такого, что мама держись. Как он меня стрелять учил, объясняя красоту гарпуна… Поэма, а не урок! Эх, Долговязый…

– Значит, ты ставишь на Леську?

– Да. На десятку. Зря, что ли, такой катер уродливый собирали? У него есть шанс.

– Глупости, – отмахнулся я. – Здесь есть посудины намного круче, специально доведенные, a не сляпанные за несколько часов на коленке.

– А Леська?

– Что Леська?

– Разве ты ее не считаешь лучшей?

Это был серьезный вопрос. Конечно, я ее считал лучшей. Но не в этом! Она же не была гонщицей. В общем, я взял и выложил Долговязому, что думал по этому поводу.

– Ну и дурак, – спокойно ответил он. – Если считаешь человека лучшим, то он для тебя должен быть лучшим во всем. Иначе это знаешь… Фигня это, короче, вот и все.

С одной стороны, меня разозлило, что он вмешивается в мою личную жизнь, но с другой – в его словах была какая-то дурацкая правда, к которой если не прислушаться, она потом покоя не даст. Ну прав он был, прав! А все из-за того, что мы с Леськой знакомы с детства. Она меня не принимала всерьез в силу того, что девчонки быстрее развиваются, а я ей отвечал тем же, только уже без всякой причины. Если совсем честно, то в отместку. Ну кому охота постоянно быть маленьким?

Но сейчас я понял, что на самом деле все были правы – все, кроме меня. Что я сделал в жизни такого, чтобы считаться взрослым? Десяток арабов пристрелил в Северной Африке? Пиратов рвотными гранатами закидал? Ну да, это все круто, спору нет, да только Леська в это время уже всерьез работала на биологической станции. А я, действительно как последний пацан, потворствовал Жабу в его сумасшествии. Бегал за ним, в рот ему заглядывал при каждом слове. Думал про него, вот, мол, человек, который сделал меня охотником! Но на самом деле единственное, что я сделал не для себя и не для него, – уничтожил Поганку. Но и тут не все ясно доподлинно, потому что если Жаб жив, то и Поганка жива, а значит, нет у меня никаких поводов считать себя победителем. И напрасно тогда Бес и Червень считали меня героем. А вот Леська права, и Долговязый прав.