Клад адмирала - Валерий Привалихин

— Можно будет посмотреть?

— Исключено, — отрезал Сергей. — Из областного УВД были, своей печатью опломбировали. Специально, чтоб наши не лазили. Открытку из этого архива и бумажку одну — копии — могу показать. Сейчас…

— Сидите. Я принесу, — вызвалась Полина, поднимаясь из-за стола.

— Мы старого типографщика попросили. Он печатный станок и клише изготовления открыток промыл хорошенько, смазал и на старой бумаге, тоже из пещеры бумага, отпечатал несколько открыток. Просто так, для интереса, — продолжал рассказывать Сергей.

Возвратившаяся через минуту-другую Полина протянула Зимину открытку и лист с машинописным текстом, с припиской от руки.

Зимину уже попадалась точь-в-точь такая по сюжету агитационная белогвардейская открытка с надписью «Что несет большевизм народу». В прошлый приезд в Пихтовое видел в тетрадке пасечника Терентия Засекина. Едущая на коне Смерть с окровавленной косой, оставляя за собой усеянную трупами сожженную деревню, приближается к другой деревне — с толпящимися живыми людьми, с добротными избами.

Он отложил открытку, взял лист с отстуканными на машинке с разбитыми буквами, заверенными печатью строками, прочитал:

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Выдано Н.-Тагильским военным комиссаром

Настоящим удостоверяем, что предъявитель сего тов. Евдокимов уполномочивается на право приобретения себе барышни и никто ни в коем случае не может сопротивляться, на что даются ему самые широкие полномочия, в чем и удостоверяется.

Делопроизводитель Аганевич.

Конторщик Зось.

— Даже сейчас, наверно, современный мафиози не додумается сочинить такое? — спросил у Нетесова.

— Ну, разве что мафиози, — ответил Сергей.

На удостоверении наискосок сверху карандашом размашистым почерком было написано:

«Ст. адъютанту штаба капитану Истомину

Снять копию. Доставить в ред. газ. „Воен. обозрение“.

Подлинник передать нач-ку к. — разведки Ек-бургской группы войск.

21. VII.19 г.»

Подпись была неразборчивой. Скорее всего, резолюцию наложил какой-то высокопоставленный колчаковский генерал, возможно, начштаба или командующий Екатерингбургской группировкой. Еще ниже стояли слова: «Наглый, ничем не прикрытый цинизм! Полное расхождение между словом и делом!» И как раз эти, начертанные с особым нажимом после даты и подписи слова красноречивее всего свидетельствовали о том, что все подлинно, никакой подтасовки, и о том, какие чувства испытывали, читая обнаруженный у убитого или захваченного в плен товарища Евдокимова такой вот документ.

— Посмотреть бы, что есть в этом архиве, — сказал Зимин. — Можно с Медведкиным-то хоть встретиться?

— Он в тайге, на охоте, — ответил Сергей. — Да и был бы дома — бесполезно. Ни звуком больше, чем зять велел говорить, не услышишь.

— А Бражников?

— К тому запросто можно скатать. — Сергей кинул взгляд на улицу, где, несмотря на разгар позднего октябрьского дня, было мглисто-серо. — Хоть сейчас. Если машина на месте…

Нетесов вышел позвонить, вернулся, и едва-едва успели выпить еще по стопке, перекинуться несколькими фразами, у дома остановился милицейский «уазик».

Старый знакомый, сержант Коломников, сидел за рулем.

Сержант, видно, по телефону был предупрежден, куда ехать, потому что, ни о чем не спросив, с места в карьер покатил к северной окраине городка.

Гравийная узкая дорога, обочины которой были помечены высокими метелками увянувшей, усохшей пижмы и чернобыльника, тянулась вдоль железнодорожного полотна.

Мелкий-мелкий дождь, с утра было прекратившийся, опять посыпал, превратил серое дорожное полотно в черное. Такими же черными в скупом свете дня выглядели подступавшие к дороге, жавшиеся друг к другу островерхие высокие пихты. И лес, и трава, и небеса, и дорога были помечены одной-единственной краской.

Тем ярче, веселей, как праздник среди унылого этого однообразия, сверкнул обшитый снаружи тесом, окрашенный желтой краской деревянный домик с завалинкой под железной светло-красной крышей. Домик стоял среди вековых бальзамических тополей. Точно такими были окружены в городе железнодорожные склады — бывшая Градо-Пихтовская церковь, постройки при ней.

Сержант свернул с дороги, и сопровождавший их на протяжении всего пути дробный постук гальки об днище сменился мягким шорохом шин по свернувшимся ржавым тополиным листьям и пожухлой траве. Шуршание длилось недолго, сержант остановил машину.

— Вот. Пятнадцатый километр. Витебка, или поместье Бражникова, — сказал, выходя из «уазика», Нетесов.

— Витебка? — Зимин, оглядываясь, заметил в огороженном жердями загоне двух коров и телку, жующих сено. Одновременно невольно отыскивал взглядом колодец.

— Да. У нас так и на картах помечено. Разъезд здесь был когда-то. Верно, Женя?

— Верно, — подтвердил слова своего начальника сержант Коломников. — И село приличное было, церковь стояла. Теперь один домик Бражникова.

— А хозяев что-то нет…

Разметывая сапогами вороха влажноватых от дождя-сеянца листьев, Нетесов пошел к ухоженному, недавно отремонтированному домику. Нагнулся около собачьей будки, приподнял и бросил тонкую железную цепь, после чего толкнул незапертую дверь домика и исчез внутри.

Зимин тоже вошел следом, но чуть погодя, прежде еще поозирался, тщетно пытаясь обнаружить колодец.

— Зря ищешь, нет колодца, — точно угадав причину задержки, сказал Нетесов. — Давно уже скважина у него. А сам, наверно, шиповник собирает. — Нетесов кивнул на пол, где тонким слоем на брезенте вдоль стен были рассыпаны для просушки крупные красные продолговатые плоды. — Поехали.

— Не подождем?

— Да ну. В другой раз. Послезавтра.

— А что не завтра?

— Завтра в одно место ехать обязательно надо.

— Воскресенье завтра, — напомнил Зимин.

— Все равно надо.

— Далеко?

— В каньон Трех Лис. Километров шестьдесят.

— Каньон Трех Лис, — повторил Зимин. — Звучит.

— Еще как, — согласился Сергей. — Прииск тайный.

— И что там?

— Потом расскажу.

— Возьми с собой, — попросил Зимин, — никогда не был на прииске.

— Исключено, — категоричным тоном сказал Нетесов, выходя из дома. Смягчая отказ, добавил: — Там всякое возможно. И я тебя не имею права подставлять. И пистолет дать не могу…

— А село Витебка далеко от бражниковской избы стояло? — спросил на обратном пути Зимин.

— Что значит — далеко? — не понял вопроса Нетесов. — В самом селе и была изба.