Время любить - Лиз Бехмоарас

– Сейчас главное, чтобы ты могла подождать меня в безопасном месте, куда ты можешь легко въехать, а потом выехать, – сказал Ференц. – Первое, что мне приходит в голову, – Палестина. Ты говорила, что там у тебя тетка.

– Моя сестра давно уже живет в кибуце недалеко от Хайфы, мы переписываемся, хотя и не регулярно, – сказал Самуэль Шульман. – Эмма может побыть у нее какое-то время. Однако, насколько мне известно, в Палестину также нужна виза, и британцы должны уведомить турецкое правительство, что они ее одобрили. Въезд в Палестину все еще ограничен, я прав?

– Как раз эту визу мы легко получим в британском консульстве завтра утром, – уверенно ответил зять. – Фрида, можешь найти мне атлас, пожалуйста? Я же говорил, управление жертвует нами, но стоит отдать ему должное: Англия открывает свои двери для таких людей, как мы, кто оказал ей услуги, и в случае эмиграции предоставляет некоторые привилегии.

Фрида вспомнила, как Эмма произнесла те же самые слова в тот вечер, когда принесла ей на хранение радио и документы. Ничего не сказав, она взяла большой атлас с полки и принесла его зятю.

Родители теперь молча слушали остальную часть плана.

– Эмма, завтра вечером ты сядешь на «Таврический экспресс» на станции Хайдарпаша и отправишься в Палестину через Сирию. А пока мы постараемся сообщить тете о твоем приезде. Она встретит тебя и отвезет в кибуц. Даже если мы не сможем ее вовремя известить, ты сама доберешься до места. Там ты будешь ждать от меня вестей и, как только я свяжусь с тобой, забронируешь место на корабле, идущем из Хайфы в Пирей. В Афинах ты сядешь на поезд до Бухареста. Я пока останусь в Стамбуле, наведу порядок в делах, препоручу Хапси другу, а потом отправлюсь в Бухарест, встречу тебя, и мы вместе вернемся в Венгрию, – подытожил Ференц, отмечая карандашом точки на карте.

Фрида смотрела на него не без удивления: как быстро он спланировал все маршруты. Как будто он знал, что должно было случиться сегодня вечером, и заранее подготовился.

Ее память вернулась к тому дню, когда громили типографию «Тан», а Эмма укрылась в пансионе мадам Лоренцо, попросила ее спрятать радио, и то, что сестра сказала ей в тот день.

«Возможно, нам придется внезапно покинуть страну. Особенно мне, потому что у Ференца всегда была официальная работа. Но, конечно, если мне нужно будет уехать, он уедет со мной… Однако мы думаем о Венгрии. Может так получиться, что ты останешься тут одна со стареющими мамой и папой. Может, в будущем их можно будет перевезти, и тебя тоже… Короче, будь готова… Ко всему!»

Все, что сказала тогда Эмма, сбылось. Фриде невольно подумалось, что подпольная деятельность Ференца и Эммы сыграла определенную роль в депортации отца.

Ференц обратился к тестю:

– А вы? Какой у вас план? Куда и как вы собираетесь поехать?

Спасительным кругом Шульманов, на случай если им придется покинуть Турцию, были родственники Брони в Антверпене.

– К счастью, мои въездные визы в большинство европейских стран все еще действительны. Я могу на время укрыться у родственников в Бельгии. Если они еще живы, если не были отправлены в лагеря смерти, – горько смеясь, сказал Самуэль.

Тут Броня вспомнила, что во время войны кое-кто из ее родственников писал из Лондона, значит, они успели перебраться туда. Теперь, когда война закончилась, наверняка они вернулись в Антверпен. Но Самуэль еще не готов был сдаться: он все твердил, что отправит телеграмму в министерство внутренних дел в Анкару.

И снова вмешался Ференц.

– У вас очень мало времени, вас депортируют, несмотря ни на какие телеграммы. И лучше эти двадцать четыре часа потратить на сборы. Нужно подумать о деньгах, адресе. Когда-нибудь к вам присоединится Броня… Оглянитесь на последние пять лет! Нам нужно понять одну простую истину: эта страна не хочет видеть у себя нас, евреев.

«Конечно, ему легко говорить, – думала Фрида, слушая зятя. – Он возвращается в свою родную страну с женой и будущим ребенком и даже не думает о том, сколько здесь воспоминаний у нас, как мы привязаны к этой стране».

– Ну а разве твоя страна в эти годы так уж сильно хотела нас? – ответила она Ференцу, не сдержав раздражения. – Ты, кажется, забыл о законе 1941 года, запрещавшем браки и любую связь с евреями? О том, что венгерские войска уничтожили тысячи евреев в Югославии? И это первое, что приходит мне в голову. А квоты для евреев в университетах и государственных учреждениях при Хорти, еще до войны? И позволь спросить, почему ты сам сбежал из Будапешта и нашел убежище в Турции?

– Тише, Фрида, твой зять прав, – вмешалась Броня.

– Мне есть что ответить тебе. Мы с Эммой возвращаемся в Будапешт, чтобы жить в новой социалистической стране, в Венгерской Народной Республике.

«И из-за этих идей с сегодняшнего дня мы все разойдемся», – думала Фрида с нарастающей ненавистью, но промолчала: она не хотела разрывать последние узы со своей семьей.

Отец словно услышал ее мысли.

– Ференц и Эмма известны своими левыми симпатиями, – сказал он. – Как и люди, с которыми они встречались. Отдел общественной безопасности следил за ними, есть отчет. Я же просто опоздал с обновлением удостоверения личности, несмотря на предупреждения. Как ни смешно это может показаться, но сейчас и подобного достаточно для высылки.

«Кроме того, ты еще не знаешь, а может, никогда и не узнаешь, что ты отец агента Управления разведывательных операций по прозвищу Анна», – подумала про себя Фрида.

– Ференц прав, – продолжал Шульман. – Я должен, не теряя времени, собираться в Антверпен. Тем не менее я хочу попытать счастья завтра утром и отправить телеграмму в соответствующие учреждения.

Долгую бессонную ночью они провели, подбадривая других и себя. Рано утром Эмма схватила сумочку и взяла мужа за руку.

– Мне надо идти. Вечером они заберут меня из нашей квартиры. Я хочу попрощаться с вами сейчас, – сказала она.

– Береги себя и своего малыша, дочка, – только и могла сказать Броня, еле державшаяся на ногах.

Отец положил руку на голову дочери и пробормотал тихую молитву. Когда подошла очередь Фриды, она крепко обняла Эмму:

– Придет день – мы встретимся, целые и невредимые, – прошептала она.

– Мы никогда, никогда не теряем мужества и надежды, – прошептала в ответ Эмма и не оглядываясь покинула отцовский дом.

Фрида со слезами на глазах стояла у окна фортепианной комнаты и смотрела вслед сестре, такой хрупкой и такой сильной, которой предстояло долгое и опасное путешествие с ребенком в утробе. Наконец