Паутина. Книга первая «Геныч» - Игорь Афанасьев

Вероника грубо его оттолкнула. "Не трогай меня сегодня! — сказала она, вкладывая в слова всю свою ненависть и презрение. — Не видишь, не хочу я!" Толик грязно выругался и обиженно отвернулся. Через минуту он уже храпел. А она лежала, молча глядя в потолок: "Почему я такая? Почему не могу, как другие женщины? Плюнуть бы на все и уехать куда-нибудь. Туда, где меня никто не знает. И начать жить с чистого листа!.." Вероника шумно вздохнула. Все бесполезно! От себя никуда не убежишь. Эта похоть как болезнь. Она и там не оставит её в покое... Как ей сейчас плохо, гадко, невыносимо!..

Она встала с постели, оделась и вышла на улицу. Мороз опалил её щеки, привел в чувство. Вероника прибавила шаг. Этой ночью температура на улице опустилась ниже тридцати градусов. Валенки с хрустом продавливали выпавший накануне снег. Идти недалеко, сейчас будет речка Бердянка и мост. А совсем рядом, на обочине тот дом... Последние метры она уже бежала...

Кобчанский открыл дверь. Увидев её побелевшие щеки, втащил в дом. Потом выбежал во двор за снегом... Осторожно стал прикладывать снег к обмороженным участкам лица.

— Сейчас я тебя согрею! — говорил он, растирая оживающие щеки. — Что же ты так легко оделась, Никуся? Все-таки на дворе крещенские морозы!..

— Мне бы сейчас выпить, — прошептала она.

— Сейчас организую! Чего-чего а водка-то у нас всегда найдется...

Вскоре она совсем пришла в себя. Водка горячими струями разливалась по телу. К тому же в доме топилась печь. Слышно было, как потрескивают горящие дрова за чугунной дверцей. Вероника сняла шерстяную кофточку...

— Что же ты остановилась, Никуся? — улыбаясь спросил Кобчанский. — Раздевайся дальше!

— Что, совсем?

— Конечно! Когда-то ты делала это очень убедительно. Ты трусики, трусики снимай...

Кобчанский подошел и властно развернул её к себе спиной. Заставил нагнуться...

— Зачем?.. Не хочу я так!.. — стала вырваться Вероника, но сильные руки прижали её к столу.

— Молчи, шалава! Я буду иметь тебя так, как мне хочется! Ты лучше расслабься, чтобы не было так больно...

А потом появились еще двое, раздетые по пояс. Оба в тюремных наколках...

Толик проснулся поздно. Состояние было отвратительным. Он понял, нужно срочно опохмелиться!.. На кухне гора немытой посуды. Все бутылки пустые. Толик слил остатки в один стакан. Получилось — почти половина... " Всяко лучше, чем ничего!.."

На кухню вышла мать. Охая и кряхтя, стала перебирать посуду.

— Маманя, а Вероника где? — спросил он. — Что-то с утра я её не вижу.

— Тебе лучше знать! — сухо ответила мать. — Будешь столько пить, совсем её потеряешь. Не знаю, в кого ты такой уродился!

В это время скрипнула входная дверь. В прихожей появилась Вероника. Молча скинула тулупчик и нетвердой походкой прошла в свою комнату. Толик и мать переглянулись.

— Явилась!

— Ладно, маман, не гони волну! — примирительно сказал Толик. Может, она с утра в магазин сгоняла. Знает, что мужу нужно опохмелиться...

Мать промолчала. Уж она-то точно знала, что невестка ушла еще ночью. А магазины ночью не работают.

* * *

Кобчик среди местной шпаны слыл авторитетом. Совсем недавно он отбывал срок в колонии строгого режима для несовершеннолетних. Об этом свидетельствовала наколка на правой руке: тюремная решетка, роза и кинжал. На шпану это производило сильное впечатление.

Вернувшись в Зареченск, он не стал жить с родителями. Купил себе дом на окраине, в районе Нижней Межи. Кобчик купил этот дом не просто так. Он собирался держать здесь блатную хату для местной братвы. Пусть братва порадуется. Иметь хату, где можно от души оттянуться, очень удобно! Здесь всегда, когда внутри горит, а денег нет, тебе нальют стаканчик водки. И даже дадут закусить. Сюда не возбраняется привести шалаву, с которой можно будет уединиться в маленькой комнате. Все это, конечно, не бесплатно. Рано или поздно за все приходится платить. Но Кобчик правильный кореш! С ним всегда можно договориться. Если нет денег, то можно и отработать!..

Но вот уже месяц никто из местной братвы не мог зайти в эту хату. У Кобчика гостили гастролеры, которые не желали светиться в этом городе. На это у них были веские причины.

Гастролеров было двое. Серый, опытный домушник, имевший за плечами две ходки, и Корень — личность неизвестная и темная! Но раз Корень приехал с Серым, то какие могут быть вопросы? Серому Кобчик доверял.

У Корня на плече татуировка хищной змеи, обвивающей кинжал. Он свою специализацию нигде не афишировал. Но каждый, кто заглядывал в его глаза, чувствовал желание никогда больше с этим человеком не встречаться. Тем более, что Корень имеет дурную привычку все время крутить в руке небольшое перышко (воровской нож), с которым никогда не расставался.

Сегодня у гастролеров было праздничное настроение. Сегодня Крещение, и Бог их, кажется, не забыл. Ночью в хату заскочила шалава, с которой они от души позабавились. Она так возбуждающе извивалась и кричала, до сих пор мурашки пробегают по коже... Сейчас они сидели в горнице и от скуки перекидывались в картишки. Неожиданно в наружную дверь постучали. Корень лениво встал и, крутя своим перышком, пошел открывать...

— Кобчик, слышь, — крикнул он из сеней. — Тут к тебе Чухонец пришел. По морде вижу, предъявить что-то хочет.

— Известно что — Никусю! — уверенно сказал Серый. — Может, выкинуть его, чтобы не гундосил?

Кобчик недобро усмехнулся:

— Не надо, пусть заходит. Послушаем человека. А вдруг что-то дельное скажет.

Чухонец, он же Толик Устюжанов, зашел в комнату. Ему единственному из местной братвы разрешено было заходит в этот дом. И то только потому, что Кобчик нуждался в его мелких услугах. Серый насмешливо пододвинул к нему табурет.

— Садись, братан! Рассказывай, как жизнь семейная? Ты, говорят, женился вчера?

— Да шо ты говоришь? — глумливо изумился Корень. — Не, пацаны, я не верю!.. Шобы Чухонец, да женился! Быть такого не может!

— Да нет, точно!.. Вон Кобчик