Удивительная жизнь Эрнесто Че - Жан-Мишель Генассия

Проблему нужно было решать, и Рамон попросил Хелену помочь. Он сел на стул, достал паспорт и показал ей фотографию: «Возьми за образец…» Она осторожно провела бритвой по черепу, после чего подравняла волосы ножницами.

– Спасибо, просто идеально, – сказал Рамон, разглядывая себя в зеркале. – Я снова похож на бухгалтера. Никто не сможет меня узнать. Хотя ты, наверное, предпочла бы, чтобы я выглядел как молодой.

– Мне все равно.

Она обняла его и расцеловала.

Я был счастлив и жаждал разделить свое счастье со всем миром. Я едва сдерживался, чтобы не завопить от радости, мне хотелось прыгать, смеяться, орать песни и передать восторженное возбуждение окружающим. Когда я ловлю на себе ее взгляд, у меня по спине бегут мурашки. Я чувствую себя шестнадцатилетним мальчишкой, только что впервые поцеловавшим юную возлюбленную. Я знаю, что, если протяну руку, смогу сорвать с неба луну и подарить ей. Но я ничего не скажу, и никто не узнает.

Понимает ли она, что я чувствую?

Не знаю, зачем мы сюда приехали. Подождем и увидим. Чего она хочет на самом деле? Как представляет себе будущее?

Остается решить несколько проблем, на это нужно время, но одна вещь ужасно меня угнетает: я старше на двадцать лет, с этим ничего не поделаешь, и поэтому события торопить не следует.

Каждый проведенный с ней день будет подарком, победой.

По трезвом размышлении оказалось, что круглосуточно иметь в своем распоряжении машину с шофером действительно очень удобно. Сначала Хелене было неловко, но Рамон сказал:

– Относись к нему как к таксисту, который возит одного постоянного клиента.

В первый день она решила поехать электричкой, и им пришлось пройти пешком три километра до вокзала в Ладви, а потом целый час ждать тряского поезда, который шел со всеми остановками и немыслимо долго тащился до Праги. Диего всегда был под рукой, он целый день сидел в машине, а как только Рамон выходил, включал зажигание.

– Надеюсь, он хоть по ночам вылезает из-за руля, чтобы поспать?

Диего знал Прагу и пригороды гораздо лучше Хелены и не нуждался в ее «штурманских» услугах. Он высаживал их на Манесовом мосту и парковался за автобусной остановкой (ни один полицейский ни разу не выписал ему штрафа).

С моста открывался потрясающий вид на Прагу. Они могли пойти в любом направлении, например к Старому городу или Замку, им нравилось смотреть сверху на Градчаны и Оперу, монастырь Святой Анежки Чешской и крепость Вышеград. Иногда они бродили без всякой цели, Рамон осматривал каждый памятник, как будто хотел запомнить его навсегда, и задавал множество вопросов об архитектуре. «Почему на крышах статуи?» или «Как получилось, что он так почернел?». Хелена ответов не знала. Она тоже открывала для себя уголки, где бывала сто раз, но проходила мимо, не обратив внимания. Они купили путеводитель довоенного издания, а поскольку других туристов на улицах не было, их принимали за иностранцев.

Рамону нравились извилистые берега Влтавы, и они почти каждый день гуляли у воды, а устав от ходьбы, заходили в какое-нибудь кафе. Очень скоро они стали завсегдатаями «Славии»: из ее огромных окон открывался вид на реку, холм Петршин и Замок. Рамон устраивался на банкетке и читал или смотрел на копию «Любительницы абсента». Изображенная на ней загадочная молодая женщина в зеленом казалась ему адской соблазнительницей, и он был разочарован, узнав, что абсент теперь запрещенный напиток.

Они читали или разговаривали с соседями по столику (Хелена переводила), а проголодавшись, заказывали маленькие сэндвичи, крутые яйца и галантин из свиных голов.

– До чего же здесь уютно! – восхищался Рамон. – Согласна?

– Как по-твоему, сколько в этом зале сексотов? Вот тот флегматичный на вид пенсионер с газетой? Шахматисты, с которыми мы только что так мило беседовали? Две женщины, щебечущие за столиком у окна? Студенты – там, в глубине зала, – весело ржущие над неприличными шутками? Трепетная барышня, ждущая возлюбленного? Рабочие, угощающиеся пивом? Похожая на мопса кассирша или одинокий тип, прикуривающий одну сигарету от другой и разглядывающий свои ногти? А может, полицейские караулят снаружи? Что скажешь?

– Не впадай в паранойю. Полицию считают вездесущей, говорят: «У них глаза и уши повсюду!» – но на самом деле это не так. Да и зачем мы им? Следить за влюбленными – пустая трата времени.

Донесение от В. Ф. Пятница, 10 июня 1966 г.

Вышепоименованные оставались в кафе «Славия» с 16.40 до 18.25. Это их второй выход из дому за сегодняшний день (см. предыдущее донесение). Субъекты десять минут о чем-то разговаривали шепотом (возможно, они чего-то опасаются). Я не сумел ни расслышать слов, ни прочесть по губам. Он заказал чай, настоятельно попросив, чтобы заварили как можно крепче (возможно, подавал условный знак), она выпила кофе, потом ела сэндвичи. В какой-то момент они начали хохотать как безумные – причина неизвестна. Он взял ее руку и поцеловал. Они читали: он – испанскую книжку, которую достал из кармана, она – мою газету. Придя в кафе, они около десяти минут наблюдали за шахматной партией, потом поговорили с бывшим работником мэрии, он коммунист, о том, какая чудесная стоит погода. Ко мне обращалась только она – попросила газету и поинтересовалась, хорош ли галантин. Больше ни с кем, кроме официанта, они в беседу не вступали. Возможно, официант – сообщник? Проверить. Наблюдение продолжается.

Пометка лейтенанта Сурека: официант – один из наших агентов. Затребовать его отчет.

Пошел дождь, и Хелена потащила Рамона в Национальный музей. Она не помнила, когда и с кем была там в последний раз, скорее всего, с Терезой – нужно спросить у Людвика, но не исключено, что ее водил сюда Йозеф, очень давно, еще в детстве.

– Что-то не так? – спросил Рамон, заметив, что она напряглась.

– Да нет, просто давние воспоминания, идем.

– Знаешь, я не люблю музеи. Скучно часами бродить по залам и глазеть на картины. Предпочитаю гулять по городу.

– Картин тут мало, это музей естественной истории.

Рамон пришел в восторг от палеонтологической и археологической коллекций. Он рассказал Хелене, как после окончания университета объехал всю Латинскую Америку, любовался храмами майя в Гватемале, поднимался на древние пирамиды в непроходимых лесах Юкатана. Он восхищался существовавшей задолго до Древнего Рима цивилизацией строителей и математиков, которые говорили на виртуозно сложном и утонченном языке, изобрели десятичную метрическую систему и фантастически сложные астрономические календари, а потом загадочным образом исчезли. Рамон увлеченно описывал головокружительные восхождения и потрясающие виды, от которых перехватывало дух («Не исключено, что свою лепту вносила и моя астма!»), с горечью говорил, как ужасна жизнь крестьян, далеких потомков строителей пирамид, возмущался разграблением памятников. Хелена слушала не перебивая, с напряженным вниманием, и он продолжал, увлекая ее за собой в лабиринт легендарного города Чичен-Ица[131], самого большого и прекрасного из городов майя. «Я поклялся себе, что однажды вернусь туда, возможно, пришла пора выполнить обещание…» Рамон заметил, как блеснули глаза Хелены, и впервые за все время заговорил о будущем:

– Хочешь, поедем вместе?

– Еще как хочу!

Во время прогулок по Праге Хелена несколько раз сталкивалась с подругами по лицею и приятелями Людвика. Сначала она пыталась избегать Градчан, но нежелательные встречи происходили и в Старом городе, так что пришлось смириться. Ну не сидеть же, в самом деле, взаперти на вилле! Внимание привлекала не Хелена, а ее спутник – лысоватый мужчина с загадочной улыбкой на губах. Она представляла этого иностранца другом своего отца: «Он захотел посмотреть город». Объяснение выглядело благопристойно, однако, встретив в очередной раз тех же знакомых, Хелена замечала, как понимающе-насмешливо они на нее смотрят, и, чтобы закрыть тему, добавляла, что гость – лицо официальное и приехал в Прагу в составе делегации.

– Невероятно, сколько у тебя шрамов на теле.

Они лежали на сбившихся влажных простынях, комнату освещал слабый свет ночника. Рамон пожал плечами, но в этом не было ни грана рисовки – он просто не помнил, дела давно минувших дней…

– Откуда вот этот?

Хелена провела пальцем по шраму на его шее, но он только улыбнулся в ответ.

– Не хочешь говорить?

– Я забыл, это было в другой жизни.

– Ладно, а этот?

Она положила ладонь ему на бедро. Рамон вздернул брови и скривил губу.

– Ты много сражался?

Он кивнул и обнял ее.

– Какой же ты костлявый!

– Неужели? Между прочим, я поправился.

– Недостаточно. Придется тебя откармливать.

Они помолчали, наслаждаясь близостью, потом Хелена спросила:

– Хочешь, чтобы я устроила тебе допрос с пристрастием?