Император Николай II. Тайны Российского Императорского двора (сборник) - Константин Романов

Отдельная Морская пехотная бригада возникла по Высочайшему повелению согласно доклада, сделанного командующим флотом и командующим VI армией, требовавшего применения к делу свободных матросов и вместе с тем доказывавшего необходимость для флота формирования морской пехоты. В начальники ее я был назначен не по моему желанию, а скорее даже против, но, став во главе части, конечно, желал добиться всех прав на ее существование и доведения ее до наилучшего состояния. Вот в этом-то я и встречал препятствия на каждом шагу и почти от каждого начальника, от которого была хоть какая-либо зависимость.

Между тем военные события шли своим чередом и фронт неприятеля приблизился к Риге, заняв весь Курляндский берег. Острова Моон-Зунда начали приобретать еще большее значение, и гарнизон был усилен присылкой одной бригады пехоты. Теперь уже оборона островов была поставлена более или менее правильно и неприятель не мог занять их врасплох. Но тогда появилось другое зло, исходившее уже от командования флотом, начавшего требовать от бригады отдачи матросов на новые формирования во флоте, совершенно забывая о массе свободных матросов в Кронштадте и Петербурге. Ставка Верховного Главнокомандующего, не только не допускавшая мысли о расформировании бригады, но требовавшая ее развертывания в дивизию, отдала приказание пополнить убыль в бригаде ратниками ополчения. Постепенно бригада стала смешанной из матросов и солдат и, по-видимому, судя по потребностям флота, должен был наступить момент полной замены матросов солдатами.

Момент такой наступил сейчас же после смены командующих Балтийским и Черноморским флотом и замене их новыми молодыми и энергичными адмиралами Непениным[393] и Колчаком[394]. Последний не только потребовал морскую бригаду в свое распоряжение, но испросил разрешение Ставки на развертывание ее в дивизию и формирование такой же дивизии в Черном море.

В сентябре месяце 1916 г. я получил приказание о немедленной погрузке бригады в поезда для следования в город Николаев[395], где бригада должна была развернуться в дивизию, и об передаче во флот всех матросов, находящихся в бригаде. Никакие мои доказательства о невыполнимости одновременно обоих приказаний без целого ряда тяжелых недоразумений не имели успеха, и мне пришлось при проходе полков через Гапсаль[396], где была посадка в вагоны, отдавать из них матросов, бросая их в Гапсале почти на произвол судьбы, так как от флота не было никакой организации, которая могла бы принять матросов и разослать их по новым формированиям.

Благодаря этому в город Николаев прибыла не бригада, а жалкие остатки ее.

Лично я был вызван в Ставку по пути и остался в ней на 3 суток, проведя ускоренным порядком новые штаты уже для отдельной дивизии.

С волнением ехал я в Ставку, где надеялся видеть Государя, которого я не видел уже около года. Развал, творящийся повсюду, вакханалия спекуляции и разгула в Петербурге, сплетни и слухи, возмутительные речи в Думе — все это мучительно отзывалось в моей душе, и я болел за Своего Державного Вождя, горя желанием видеть Его и познакомиться с окружающими Его лицами.

Поезд подошел к Могилеву часов около 11 утра. Выйдя на перрон, я заметил какую-то группу встречающих около последнего вагона нашего поезда. Оказалось, в конце поезда шел вагон министра внутренних дел Протопопова[397]. Захотелось взглянуть на эту личность, пользующуюся уже далеко неважной славой, и я остался на перроне, ожидая прохода всей группы мимо меня. Смотрел я на приближающихся людей и не мог понять, где сам министр, так как вся группа состояла исключительно из военных. При приближении ее я понял, что г-н министр из левых октябристов изволил шествовать в мундире жандармского генерала. Для меня одного этого было достаточно, чтобы отнестись к нему уже с полным недоверием. По своей должности он имел право на этот мундир и, понятно, в известных случаях обязан был носить его, но не во время поездки с докладом к Государю.

Явившись Начальнику Военно-морского Верховного Штаба и его флаг-капитанам, я был поражен простотой получения приглашения к Высочайшему столу, так как такого от гофмаршальской части я не получил, а просто было сообщено по телефону, что я буду обедать. Завтракать же пошли в Штабную столовую, где я имел случай познакомиться с Начальником Штаба Верховного Главнокомандующего генерал-адъютантом Алексеевым[398] и его ближайшими сотрудниками. Грустное впечатление произвел на меня худой болезненный генерал, в руках которого была сосредоточена чуть ли не вся полнота власти. Мало было веры в его мощь и размах.

После завтрака я нанес визит в походную Его Величества канцелярию и флаг-капитану Его Величества Нилову, от которого узнал тяжелые новости. По его словам, кругом царила измена и Государь был окружен людьми недостойными или неподходящими. К сожалению, это было близко к истине, так как дворцовым комендантом был опытный царедворец генерал Воейков[399], а начальником походной канцелярии очень симпатичный, но с величайшими странностями человек полковник Нарышкин[400]. Не было ни смелого и решительного князя Орлова, ни правдивого и трудолюбивого полковника Дрентельна.

В 8 часов состоялся Высочайший обед, во время которого я имел счастье сидеть почти против Государя и видеть Его беспрерывно. За обедом был также и министр внутренних дел Протопопов, которого во все время обеда беспрерывно высмеивали Великие Князья Георгий и Сергей Михайловичи.

По окончании обеда Государь долго и милостиво расспрашивал меня во всех подробностях о бригаде, ее нуждах, положении и т. д., пожелав успешного формирования и скорого выхода на фронт.

Простившись с Государем, я поехал с генерал-адъютантом Ивановым[401], бывшим Главнокомандующим Юго-Западного фронта, к нему в вагон, где провел вечер в мирной беседе на текущие дела. Опять пришлось выслушать много жалоб на Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего, на окружение Государя, на принятие неправильных решений и т. п.

Следующий день я провел за работой и в посещении различных лиц Ставки для получения от них необходимого снабжения для дивизии и, нужно отдать справедливость, всюду получал полное содействие.

На третий день, получив утвержденные штаты и выяснив все подробности, позавтракав за Высочайшим столом и простившись с Государем, я уехал в Николаев, куда прибыли в это время последние эшелоны бригады.

Из Николаева, по размещении частей дивизии, мне пришлось проехать в Севастополь[402] для явки новому начальнику, командующему Черноморским флотом, вице-адмиралу Колчаку, моему школьному товарищу и другу детства. За несколько дней до моего приезда произошел кошмарный взрыв и гибель дредноута «Императрица Мария»[403], удручающе подействовавших на адмирала Колчака. Застал его совершенно убитым такой потерей и очень недовольным порядками, царившими в Черноморском флоте, к которому мы, офицеры Балтийского флота, всегда относились критически, зная по опыту прошлого, что флот, стоящий почти все время в своей основной базе, не может быть на должной высоте, так как береговые интересы, в конце концов, перетягивают.