Пандемониум - Лорен Оливер

— Правда, — говорю я, и она улыбается.

Улыбка слабая, но искренняя. А я добавляю:

— Я на тебя не злюсь, но и быть такой, как ты, не хочу.

Улыбка слетает с лица Рейвэн. А я смотрю на нее и понимаю, что, возможно, вижу ее в последний раз. Острая боль, как клинок, пронзает грудь. Я не уверена, что любила Рейвэн, но она дала мне жизнь в Дикой местности. Она была мне матерью и сестрой одновременно. И она — еще один человек, которого я должна буду похоронить.

— Когда-нибудь ты поймешь, — говорит Рейвэн.

И я знаю, что она в это верит. Рейвэн смотрит мне в глаза, словно надеется убедить в том, что людей можно приносить в жертву ради общего дела, что красота может вырасти на трупах.

Но в этом нет ее вины. Рейвэн потерялась, она увязла и хоронит себя все глубже и глубже. Частички настоящей Рейвэн разбросаны повсюду. Ее сердце осталось рядом с маленьким скелетом возле реки, который с приходом весны унесет талая вода.

— Надеюсь, что нет, — как можно мягче говорю я, потому что так я с ней прощаюсь.

Я убираю нож в рюкзак, проверяю, на месте ли стопка идентификационных карточек, которые я украла у стервятников. Они наверняка мне пригодятся. На одной из коек в спальной комнате лежит ветровка, я прихватываю ее и еще краду из приготовленного на завтра небольшого нейлонового рюкзака плитки гранолы и несколько бутылок с водой. Рюкзак у меня тяжелый, хоть я и выложила из него за ненадобностью руководство «Ббс», но от припасов отказываться нельзя. Если у меня получится вызволить Джулиана, нам придется бежать быстро и долго, и неизвестно, когда мы наткнемся на какой-нибудь хоумстид.

Я быстро прохожу через склад к дверям, которые выходят на парковку. По пути мне попадается всего один человек — долговязый рыжий парень, но он лишь мельком смотрит в мою сторону. Как уменьшаться в размерах и становиться невидимой для окружающих, я научилась еще в Портленде. Я прохожу мимо комнаты, в которой большинство хоумстидеров, включая Тэка, расположились на полу вокруг радиоприемника. Они отдыхают, болтают, обмениваются шутками. Кто-то курит самокрутку, кто-то перетасовывает колоду карт. Я вижу затылок Тэка и мысленно говорю ему: «До свидания».

А потом я снова выскальзываю в ночь. Я свободна.

На юге Нью-Йорк все еще подсвечивает небо своими огнями. До комендантского часа и полного отключения электричества время пока что есть. Только очень богатые люди, правительственные чиновники, ученые и такие деятели, как Томас Файнмэн, имеют неограниченный доступ к электросети.

Я бегу трусцой к шоссе, временами останавливаюсь и прислушиваюсь. Тишину лишь изредка нарушает уханье совы и суета ночных зверушек. Движения на дороге почти нет. Я уверена, что она используется только для грузовых перевозок.

Внезапно я оказываюсь у цели — передо мной широкая полоса бетона, залитая серебряным светом луны. Я поворачиваю на юг и замедляю шаг. Мое дыхание превращается в облачка пара. Чистый холодный воздух с каждым вдохом обжигает мне легкие. Но это хорошее ощущение.

Я оставляю шоссе справа и стараюсь к нему не приближаться. Есть шанс наткнуться на контрольно-пропускной пункт, а встреча с патрулем — последнее в списке моих желаний.

До северной границы Манхэттена примерно двадцать миль. Время в такой обстановке отслеживать сложно, но, я думаю, проходит шесть часов, прежде чем я вижу вдалеке высокую пограничную стену из бетона. Идти быстро больше не получается. У меня нет фонарика, а свет луны то и дело перекрывают ветки деревьев, они цепляются друг за друга, как руки скелетов. Иногда мне буквально приходится идти на ощупь. К счастью, можно ориентироваться по свету от шоссе. Если бы не это, я бы точно заблудилась.

Портленд был окружен простой оградой из металлической сетки, через которую, по слухам, пускали электрический ток. Граница Нью-Йорка построена из бетонных блоков с идущей по верху спиралью колючей проволоки. Вдоль всей стены через равные промежутки установлены сторожевые вышки. Прожектора на вышках направлены в сторону Дикой местности. До границы остается еще несколько сотен футов, ее огни едва заметно мигают за деревьями, но я все равно пригибаюсь как можно ниже и сбавляю шаг. Сомневаюсь, что эта сторона патрулируется. Но нельзя забывать, что сейчас все быстро меняется.

Осторожность никогда не помешает.

В пятнадцати футах от шоссе тянется неглубокий овраг. Я соскальзываю вниз на ковер из пожухлых прошлогодних листьев, ложусь на живот и ползу. То и дело я натыкаюсь на лужи и островки еще не растаявшего снега, но зато так меня нельзя заметить с шоссе. Даже если оно патрулируется. Тренировочные брюки быстро промокают насквозь, я понимаю, что, прежде чем объявиться в Манхэттене, мне придется найти какую-нибудь одежду и место, где переодеться. Иначе я сразу привлеку к себе внимание. Но этот вопрос я решу позже.

Проходит довольно много времени, прежде чем я слышу вдалеке урчание грузовика. Потом фары освещают клубящийся над шоссе туман. Огромный белый грузовик с логотипом сети бакалейных магазинов проезжает мимо меня и сбавляет скорость на подъезде к границе. Я приподнимаюсь на локтях. Шоссе, как длинный серебряный язык, уходит в проход между бетонными блоками пограничной стены. Проход перекрывают тяжелые металлические ворота. Когда грузовик останавливается, из сторожевой будки выходят две темные фигуры. В свете прожекторов они — просто плоские черные тени с винтовками. Я слишком далеко и не могу расслышать, что говорят охранники, но можно догадаться, что они проверяют документы у водителя. Один из охранников обходит грузовик, но в кузов не заглядывает. Небрежность. Небрежность охранников мне на руку.

В течение следующих двух или трех часов через КПП проезжает еще пять грузовиков. И каждый раз ритуал повторяется. Как полагается, охранники осматривают только один грузовик с логотипом «ЭКСОН». Я жду и планирую свои действия. Ползком я подбираюсь ближе к КПП, держаться стараюсь ближе к земле и двигаюсь, только когда луна скрывается за низкими черными тучами. До стены остается около сорока футов, я снова залегаю и жду. Охранники периодически выходят из своей будки, чтобы досмотреть проезжающие грузовики. Я так близко, что уже могу разглядеть их лица и расслышать обрывки фраз. Они просят водителей предъявить идентификационные карточки, проверяют права и регистрацию. Ритуал продолжается не дольше трех-четырех минут. Действовать придется быстро.

Надо было надеть что-нибудь потеплее ветровки. Но зато на холоде не заснешь.

К тому моменту, когда я решаю, что время пришло, солнце уже поднимается за темным покровом тонких перистых облаков. Фары грузовика еще не выключены, но с наступлением рассвета они уже не так слепят, как ночью.