Ярослав Домбровский - Владимир Дьяков

Но вернемся на участок Домбровского. В Первой армии Коммуны, которую он возглавлял, к 11 мая оставалось около 8 тысяч бойцов. А у версальцев на этом участке было свыше 30 тысяч солдат и несколько сот мощных артиллерийских орудий. Несмотря на это, коммунары удерживали свои позиции и не раз наносили чувствительные контрудары наступающим версальцам. Домбровский был душой обороны и инициатором контрударов; не раз он лично предводительствовал коммунарами в рукопашных схватках.

Большую часть времени Домбровский проводил в наиболее угрожаемом секторе Лa-Мюэтт, включавшем часть городской стены, ворота и один из парижских вокзалов. Очевидец и участник событий Лиссагарэ, побывавший на этом участке, описывает свои впечатления следующем образом: «Дождавшись некоторого затишья, мы доходим до ворот или скорее до груды развалин, которые лежат на их месте. Вокзала более не существует, туннель завален, бастионы сползли во рвы. Среди обломков копошатся люди […]. Каждый шаг к Ла-Мюэтт грозит смертью. На укреплениях у ворот Лa-Мюэтт офицер машет кепи по направлению к Булонскому лесу. Пули свищут вокруг него — это Домбровский, забавляя себя и солдат, что-то кричит версальцам, сидящим в траншеях».

На рассвете 21 мая Домбровский направил Делеклюзу донесение с оценкой сложившейся ситуации и своими предложениями. Он писал, что неприятельские траншеи с каждым днем приближаются, что некоторые участки городской стены фактически не защищены, что штурм города неминуем. «В моем распоряжении, — заявлял Домбровский, — не более четырех тысяч человек в Ла-Мюэтт, двести — в Нейи и столько же в Аньере и Сент-Уэне. Мне недостает артиллеристов и особенно саперов. Положение требует громадного усиления крепостных работ, которые одни смогли бы отсрочить катастрофу». Лефрансэ, посетивший Ла-Мюэтт в ночь на 21 мая, записал в своем дневнике: «Казематы всюду покинуты, так как невозможно дольше оставаться в них без риска быть там погребенным […]. Траншеи неприятеля не доходят лишь на пятнадцать метров до фортификаций, и я ясно различаю лица солдат, которые даже не дают себе больше труда прятаться […]. Положение весьма серьезно».

Положение действительно было трудным, но коммунары еще могли бы сопротивляться, если бы в их рядах не оказался изменник. Мелкий служащий Коммуны Дюкатель, решившийся на гнусное предательство, днем 21 мая ввел версальцев в Париж. Через полтора часа после этого Домбровский послал в Комитет общественного спасения и в военную комиссию следующую депешу: «Версальцы вступили через ворота Сен-Клу[45]. Принимаю меры, чтобы их прогнать. Если можете прислать подкрепления, отвечаю за все». Депеша была доставлена по назначению с большим опозданием, к тому же члены Коммуны не поверили известию о вступлении противника в город. Не потрудившись как следует проверить его, они в восемь часов вечера расклеили афишу, в которой сообщение Домбровского называлось «пустой паникой». Тем временем за городские стены проникало все больше и больше версальцев, все новые и новые районы оказывались под их контролем.

Домбровский с остатками подчиненных ему подразделений Национальной гвардии пытался остановить противника, имевшего подавляющее превосходство в численности и вооружении. Теофиль Домбровский подробно описал впоследствии действия своего брата в эти часы. «Брат мой, известивши о вступлении версальцев военную комиссию и ожидавший быстрой помощи в людях и артиллерии, решил тотчас же атаковать противника. Он собрал все имеющиеся в его распоряжении силы (около тысячи человек) и разделил их на две колонны, причем командование одной принял на себя, а другой поручил командовать мне. Мы должны были атаковать с двух сторон: я вдоль окопов, а брат — обойти и ударить с тыла, со стороны железнодорожного моста. Ведя бой с версальцами, я напрасно до семи часов вечера ждал условного сигнала штыковой атаки. Сигнала не было, и только в восемь часов я узнал, что брат, тяжело контуженный осколком снаряда в грудь, в почти бессознательном состоянии находится в своей главной квартире». Без руководителя, без ожидавшихся подкреплений контрнаступление коммунаров захлебнулось, и они должны были отойти.

Немного оправившись, Ярослав Домбровский в два часа ночи явился в Комитет общественного спасения, подробно рассказал о событиях истекших суток и просил в связи с контузией освободить его, хотя бы на время, от командования. Временным преемником Домбровского утвердили полковника Ферри. Некоторые из членов Комитета, издерганные, деморализованные, плохо разбирающиеся в обстановке, накинулись на Домбровского и стали обвинять в случившемся его лично. Понятно, что Домбровский был до предела возмущен этим.

«— Как, — воскликнул он, — Комитет общественного спасения принимает меня за изменника?! Моя жизнь принадлежит Коммуне!»

Большинство, впрочем, горячо отвергло вздорные обвинения: Домбровского наперебой старались успокоить, повели его к столу, зная, что он более суток не прикасался к пище. За столом Домбровский был немногословен и задумчив. Подкрепившись и немного отдохнув, он молча попрощался с присутствующими и вышел. Было очевидно, что измотавшийся, оскорбленный подозрениями, он постарается любой ценой доказать их необоснованность.

Следующий день Домбровский пытался использовать для передышки и лечения, но это не удалось сделать из-за множества неотложных дел, из-за непрерывной канонады и вражеских снарядов, которые рвались во всех, Кажется, районах города. 23 мая он находился на Монмартре: с обычной своей энергией организовывал оборону этого важного района. Однако усилия его были напрасными, так как прусское командование в нарушение всех своих заявлений пропустило версальцев через оккупированную территорию, и они атаковали Монмартр с северной стороны, где силы обороняющихся оказались мизерными, а укреплений вовсе не было. «Если бы Коммуна послушалась моих предостережений! — писал позже Карл Маркс. — Я советовал ее членам укрепить северную сторону высот Монмартра — прусскую сторону, и у них было еще время это сделать; я предсказывал им, что иначе они окажутся в ловушке…» Неожиданный удар версальцев с севера деморализовал защитников Монмартра, скоро они попали в окружение и вынуждены были прекратить борьбу.

В два часа дня Домбровский находился у баррикады на углу улиц Мирра и Пуасоньер. Здесь во время контратаки его настигла вражеская пуля. «Четыре человека, — вспоминает одна участница боев на стороне Коммуны, — несли на плечах носилки со смертельно раненным Домбровским. Увидев нас, они остановились. Домбровский пожал нам руки и сказал: «Не идите туда, все кончено. Вы погибнете, и совершенно бесцельно. Я умру. Жизнь моя не играет роли, думайте только о спасении республики». Он с трудом говорил, был утомлен. «Прощайте, друзья мои», — сказал он». Со смертельной раной в живот Домбровского принесли в ближайшую больницу Ларибуазьер. Там через два часа он умер.