Призрак улыбки - Дебора Боэм

Вынув из сумки заостренный бамбуковый кол, предназначенный для поддержки томатов, Микио высоко поднял его над головой и уже готов был вонзить его в древнее сердце этого удивительного создания, но почему-то заколебался. Она была так красива, так отвечала японскому духу, выглядела такой безобидной в своем почти не колеблемом дыханием сне. Пусть побудет такой еще хоть немного, это не принесет никакого зла. Он обойдет по кругу всю комнату и только потом освободит ее ("освободить" — было тщательно выбранным им эвфемизмом, позволявшим избежать слова "убить").

Микио посмотрел на часы: 18:40. Время стремительно истекало, раздумья над спящими монстрами могли привести к несчастью. Нужно, вдруг осознал он, думать о них как о демонах-губителях, а не как о заслуживающих жалости мутировавших человеческих существах.

Микио перешел к следующему ящику, и тот открылся еще легче, чем первый. Внутри лежал добродушного и приятного вида мужчина белой расы, с волосами цвета пшеницы, носом-пуговкой, румяными щеками и маленьким ребячьим ртом. Микио вспомнил, как видел его однажды в ресторане, одетого в вечерний костюм и попивающего "Кровавую Мэри". Даже в гробу человек был до того не похож на расхожее представление о вампирах, что Микио почувствовал необходимость провести проверку.

Робко оттянув верхнюю губу лежащего, он вскрикнул от ужаса. Да, они были там: типичные вампирские зубы, неестественно белые и сверкающие, с устрашающе удлиненными, острыми клыками. Могильный запах, которым потянуло из полуоткрытого рта, оказался таким ядовитым, что Микио с трудом удержался от рвоты.

— "L'arôme abdominable de l'abattoir— мерзостный запах скотобойни", — прошептал он, и фраза из наскоро просмотренной прошлой ночью французской книги о вампирах обрела теперь яркую убедительность. На мгновение он даже опешил, поражаясь, как быстро кажущиеся непостижимыми абстракции превратились в ужасающую реальность, потом, вздохнув, набрал полные легкие воздуху.

— Ничто превращается в ничто! — воскликнул он, надеясь, что его голос звучит как голос воина, и одним сильным, нерассуждающе-быстрым движением выхватил заостренный колышек, поднял его, как мог, высоко и вонзил прямо в сердце спящего вампира.

Конечно, Микио предполагал увидеть брызнувшую кровь, но оказался совершенно не готов к целому гейзеру теплой, омерзительно пахнущей жидкости, взметнувшейся к потолку и затем хлынувшей вниз кровавым ливнем, промочившим его насквозь. В каком-то смысле адский дождь принес ему облегчение. Страшнее быть уже не может, подумал он, протирая глаза от попавших в них гнилостных сгустков.

Теперь, когда Микио точно знал, что эти существа — вампиры, процесс "освобождения" пошел сравнительно легко. Переходя к третьему гробу, он уже действовал по отлаженной схеме: открыть гроб, проверить зубы, вонзить кол в сердце, вытащить его, отбросить и быстро вернуть крышку гроба на место, дабы спастись от кровавого душа. Чтобы сделать свою работу менее омерзительной, Микио заставил себя вообразить, что сейчас весна, он занимается посадками у себя в огородике и втыкает колья в сырую землю. При мысли о томатах, обвивающих эти колья, его охватил истерический смех: скорее, скорее, время подать "Кровавую Мэри".

Один за другим Микио открывал гробы и втыкал заостренные колья в сердца лежащих там фигур. Среди них попадались отталкивающего вида мужчины и несущие на себе печать зла женщины: с ними он расправлялся легко. Но были лица приятные, овеянные чистотой и невинностью. В этих случаях Микио дважды проверял зубы и дыхание и только потом обретал силы для совершения ритуала освобождения. К счастью, сомнений не возникало: у всех, кто спал в этой комнате, были острые длинные клыки и тот ни с чем не сопоставимый гнилостный запах изо рта, который описывается в готических историях как "зловещий гнилостный дух склепа".

Вероятно, самое страшное заключалось в том, что все они были на грани пробуждения и вот-вот могли вернуться к своей дьявольской жизнедеятельности, в процессе которой, как чувствовал Микио, они неминуемо убьют его, или превратят в себе подобного, или осуществят разом то и другое. Техника вампиризма была ему не совсем ясна, но он нисколько не сомневался, что любой бросивший вызов кровожадным монстрам подвергнется их преследованию и будет наказан.

Кроме двух японцев — средневековой куртизанки и мужчины с тонкими чертами лица, жившего, судя по бархатному костюму и пышному галстуку, во времена дендизма последних лет девятнадцатого века, все спящие оказались взрослыми особями белой расы. Многих из них он опознал как посетителей ресторана, но были и незнакомые: например, кроме вышеописанных японки и японца, потрясающая блондинка калифорнийского типа, которой он никогда прежде не видел (вампирша Барби! — сыронизировал Микио). Отсутствие детей было большой удачей: ему стоило бы огромного труда вонзить кол в крошечное сердце, какому бы монстру оно ни принадлежало.

Наконец, после двадцати шести благодетельных убийств, Микио почти завершил свою неслыханную задачу. Живыми (или немертвыми) оставались только японец и японка и неизвестный обитатель самого большого и помпезного гроба, расположенного на особо почетном месте в дальнем углу помещения.

Пробормотав: "Ага, это шеф", Микио, неожиданно широко зевнув, двинулся к внушительному ящику. В кладовой сделалось заметно холоднее, и он видел пар своего дыхания, густой, как зимний туман на Японском море. Руки и ноги у него начали леденеть, и его отчаянно клонило в сон. Переключая термостат на максимальный холод, он рассчитывал снизить (в случае, если они успеют проснуться) двигательные способности вампиров, но не сообразил, что резкий холод окажет то же тормозящее воздействие и на него.

Левее большого гроба обнаружилась дверь, которую прежде Микио не заметил. Куда же она ведет? — невольно подумал он. "Не открывай ее! Даже не думай об этом!" — кричали разумные клеточки мозга, но непреодолимое искушение заставило нажать на дверную ручку.

Дверь легко отворилась, и Микио оказался в холодном, темном, маленьком помещении. Пахло неясно чем, но очень неприятно. Испорченными свиными отбивными, сгнившей колбасой? — прикидывал он, оглядываясь. Направив луч своего фонаря налево, он не увидел ничего, кроме скрученной в рулоны резины, осветил середину — но она была просто пуста; тогда Микио перевел луч на правую стену, и открывшееся было столь ужасающим и леденящим, что он невольно вскрикнул.

— О нет, — сказал он, наконец обретя дар речи, — только не это.

Параллельно высокому, с открытыми балками потолку висел массивный железный брус. Подвешенные к нему за крючья, свешивались вниз головой над большими черными пластиковыми ведрами два бледных, бескровных, нагих человеческих тела: все крупные артерии и вены у них были надрезаны. То же самое проделали и с мясником, неожиданно осенило Микио. Мерзкие твари убили его, чтобы заполучить арендуемый дом, а кровь взяли в виде бесплатного приложения. Еще одно выражение из французского трактата о вампирах всплыло в его голове. "Les vachess du sung — коровы, поставляющие кровь". Было ясно, что он попал в помещение, которое в вампирском мире служило чем-то вроде небольшой молочной.