Избранные произведения. Том 1 - Всеволод Иванов

— Нет, кажись, мы правильно догадались, — сказал Николай Данилович. — Ведь переделка-то комбайна возникла из чтения технических книг. А зачем ему читать, если он не мечтает? Нет, он мечтает!

— Да и я думаю, что мечтает, — сказал секретарь.

Он немного помолчал и сказал:

— Утро-то какое!

— После инея всегда свежо, — отозвался Николай Данилович.

— Я говорю: хорошее утро, Николай Данилыч. Широко как, светло-светло! Вся душа поет! Хорошо у нас на Урале, краше места нет! И вот на тебя я гляжу, Николай Данилыч. Хороший ты хозяин, все у тебя прибрано, слажено, все красиво!

— Народ ничего, старательный.

— Какое старательный, — чудесный народ! Ширина-то какая! Посмотришь такому народу в сердце — и будто летишь! Так ведь?

— Народ, что ж, народ бойкий, — ответил спокойно Николай Данилович. — Ну, я пойду. Наше совместное мнение разработаю на бумаге. Мне писать трудно, я это медленно делаю.

Николай Данилович с серьезным видом уселся за стол. Клеенка на столе была завернута, выскобленные доски блестели, как масленые. В комнате пахло свежими пирогами, вареным мясом. «Хозяйки стараются», — подумал Николай Данилович.

Он взял карандаш и задумался.

Не писалось. Тогда он достал чернила, обмакнул в них ручку. «А вдруг да сомнения секретаря райкома правильные? Ведь он понимает толк в людях! Что тогда?..» — размышлял он сам с собой.

В комнате становилось душно, а Николаю Даниловичу казалось, что он коченеет от холода. Накинув на плечи полушубок, он подошел к окну, посмотрел на светлую, широкую улицу, с которой давно уже сошел иней, и распахнул окно.

— Николай Данилыч! — услышал он и вздрогнул.

Возле окна стоял бригадир Семен Алексашин. Лицо его было бледно, сосредоточенно. Видно было, что он хотел сказать что-то важное и оттого волновался и ему трудно было говорить.

— Слушайте, Николай Данилыч! — наконец, произнес Семен и снова замолчал.

Николай Данилович поднял вверх ручку. С ручки на пальцы капали чернила, но он не замечал этого. Выпрямившись, сверкнув глазами, он нахмурился и строго сказал:

— Я пишу мнение секретаря райкома…

Семен проговорил задыхаясь:

— Николай Данилыч! Я тоже насчет мнения… Я слышал, мнение такое, что меня выдвигают награждать! Что ж меня хвалить, Николай Данилыч, я — как и все… Это только начало. Зерно? Зерно, верно, достали хорошее. Так не в нем же дело! Дело-то в том, Николай Данилыч, что зерно — в вас! В партии! Я у вас жизни учился, Николай Данилыч. Как вы меня тогда начали воспитывать, так и пошло…

— Ну, про меня ты брось, Семен!

— Зачем бросать? Вы в меня заронили зерно! Я учился, шел… А потом, как услышал, что вы зерно «уралка-6» начали растить, я подумал: «Может, и я чем окажусь полезным?» И я отложил науку…

— Отложил? — протяжно переспросил Николай Данилович.

— Отложил! Думаю: «Не прощу себе, если сейчас на помощь не пойду в тот колхоз, что меня на путь-дорогу вывел…» Я и пошел! Я даже вас обманул, что учеба на ум не идет. Учиться мне хотелось, Николай Данилыч!..

— Хотелось-таки? — быстро спросил Николай Данилович.

— Ну, а как же?

И Семен торопливо заговорил:

— Я перед вами и в этом смысле виноват. Но я думал: «Не пустит он меня в колхоз, если узнает, что учиться хочется». И выходит — соврал. И по этой линии меня никак награждать нельзя! Уж вы меня простите, Николай Данилыч.

— Хотел учиться?!

Николай Данилович стоял неподвижно, в упор глядя на Семена. Затем внезапно весело захохотал:

— А ведь секретарь-то райкома правильно угадал! Угадал, что ты учиться хочешь!.. Да и ты тоже удалой, Семен. Ты бы в дом заходил, чего у окна стоять!

— Поздравляю еще раз. Вот и поедете вы, Семен Петрович, в университет, — сказал секретарь райкома, пожимая руку Семену Алексашину. — Оканчивайте университет и возвращайтесь в родные края с дипломом…

— Падет зерно в хорошую почву — и хорошо идет, — заметил рядом стоявший Николай Данилович.

— Идет, — сказал секретарь, глядя в счастливое, залитое румянцем лицо Семена. — Ну что ж, пока торжественный обед начнется, пойдемте во двор, что ли, покурить.

И они вышли на крыльцо.

Мимо дома, к ссыпному пункту, шли грузовики с новым зерном. Мешки были плотно завязаны, но зерно словно само в себе заключало свет, казалось, просвечивало сквозь ткань. Алые флаги колыхались над машинами. Светлое утро стояло над всей страной. Утро урожая…

— А утро-то какое замечательное, Николай Данилыч! — сказал секретарь.

— Что и говорить: хорошо! — отозвался Николай Данилович, и на душе его было действительно хорошо.

1948

Ломоносов

Михайло Васильевич Ломоносов.

Елизавета Андреевна, урожденная Цильх, жена его.

Федор Ростиславович Иконников, управляющий казенными заводами на Урале, позже — генерал-кригс-комиссар российской армии.

Георг Вильгельм Рихман, академик и профессор физики.

Андрей Константинович Нартов, советник канцелярии Академии наук, писатель, «токарь» Петра Первого, автор воспоминаний о нем, известный изобретатель.

Степан Петрович Крашенинников, академик, знаменитый путешественник и географ.

Василий Кириллович Тредьяковский, академик и поэт.

Герард Миллер, академик, известный историограф.

Христофор фон-Винцгейм, академик и профессор астрономии.

Генрих Уитворт, академик географ.

Людвиг де-Рюшампи, академик, ботаник.

Иоганн Даниил (Иван Данилыч) Шумахер, многолетний правитель канцелярии Академии наук, некогда библиотекарь Петра Первого.

Доротея, дочь его, жена Тауберта.

Тауберт, адъюнкт Академии наук.

Кирилл Григорьевич Разумовский, граф, камергер, командир Измайловского гвардейского полка, президент Академии наук и гетман Украины.

Екатерина Ивановна Нарышкина, внучатая сестра императрицы Елизаветы, фрейлина и статс-дама двора, затем — супруга гетмана Разумовского; из знатного рода Нарышкиных, прославившегося благодаря Наталье Нарышкиной, жене царя Алексея Михайловича и матери Петра Великого.

Григорий Николаевич Теплов, воспитатель Разумовского, затем правитель его гетманской канцелярии, адъюнкт и асессор канцелярии Академии наук; впоследствии еще более возвысившийся и разбогатевший, в 1763 году он статс-секретарь Екатерины II и ему принадлежит огромная табачная монополия на Украине.