Граф Рысев 6 - Алексей Игоревич Ильин

Фыра вяло вильнула коротким хвостом, горестно вздохнула с подвыванием и опустила голову на лапы.

— Женя, — я повернулся к Маше, — будь осторожен.

— Конечно, когда было иначе? — я встал, чмокнул её в нос и подошёл к столу. На него я заранее положил сбрую, револьвер, который мне подарил Галкин на Новый год, и тот самый кинжал, подаренный Анной. Не знаю его свойств, но вдруг пригодится.

Через десять минут я был готов. Подумав, надел куртку, которая не сковывала движений, как-то же пальто, и вышел из комнаты. Маша же предстояло сейчас самое сложное, ждать.

Куницын ждал в холле. Он мерил его шагами, время от времени посматривая на лестницу. Когда я спустился, Аркаша остановился и сказал.

— Я уже думал, что ты передумал ехать. Или проснуться не можешь. Хотел уже подняться к тебе, но передумал.

— А чего передумал? — я подошёл к двери. Игнат должен был приготовить нам машину. Её Толька Дроздов ещё вчера вечером подогнал.

— Думал, что могу застать пикантную картину, в которой на переднем плане будет присутствовать обнажённая Мария. Нас-то с тобой обнажённая натура может интересовать только с точки зрения художественной ценности. Тем более что Машу я уже видел на твоей курсовой работе. Вот только сама Маша может не понять, а мне ещё дороги определённые части моего тела, — пояснил Куницын. — Так что я предпочёл ждать тебя здесь.

— Пошли уже, а то ты, поди, вспотел, пока меня ждал, — хмыкнул я и открыл дверь.

— Женя, — в холл вошёл дед. — Мне Игнат рассказал о проблеме. Не рискуй понапрасну.

— Не буду, — я посмотрел на него и вышел, не дожидаясь ответа.

Куницын вышел вслед за мной и закрыл дверь. До дома, принадлежавшего его тётки, доехали в полной тишине. Разговаривать было сильно не о чем. Ночь диктовала свои условия. Её не зря считают самым странным временем суток. Ночью может случиться всякое, и мало кого это удивит.

Адвокат Жуков передал Игнату ключ от печати, поэтому в дом мы вошли без проблем. Я примерно предполагал, где расположен кабинет, и мы прошли прямиком к нему, не блуждая по многочисленным комнатам этого роскошного трёхэтажного особняка.

— Как и договаривались, стой здесь, — сказал я. Куницын прислонился спиной к стене и скрестил руки на груди. Пальто он расстегнул ещё внизу, чтобы не слишком вспотеть. Артефакты работали исправно, энергии в макрах хватало, поэтому с теплом и светом проблем не было.

Повернув ручку, я вдохнул, как перед прыжком в воду, и шагнул в кабинет, одновременно призывая дар.

Тварь меня ждала. Похоже, Жуков с Игнатом её разбудили, и она решила подождать, когда сюда сунется кто-то ещё. С середины комнаты на меня понёсся чёрный туман, принимающий очертания огромной собаки с горящими алым пламенем глазами. Чёрное пламя вспыхнуло, заключая нас в круг, наподобие арены, лишая тем самым псину манёвренности. На столь небольшом участке менять форму постоянно было бы проблематично.

Отскочив в сторону, я попытался призвать клинки. И тут я понял, в чём заключается одна из опасностей твари. Она каким-то образом отрезала мне доступ к источнику. Я даже огонь больше не мог, хорошо хоть чёрным пламенем очертил границу.

Быстро сообразив, что к чему, выхватил пистолет и выстрелил, с удивлением глядя, как тварь легко уклонилась от пули, пролетевшей мимо и сгоревшей в чёрном пламени. Представить, что это я промахнулся, было невозможно, не с шести же шагов!

— Ах ты… — револьвер вылетел из руки, и я упал на пол, сбитый огромным телом.

Секунда — и гончая прыгнула на меня, утробно рыча. Одной рукой я вцепился ей в нижнюю челюсть, пытаясь отвести от себя мощные клыки. В другой руке, словно сам по себе, оказался подаренный Анной клинок, которым я полоснул тварь по брюху, вскрывая её. На меня хлынула кровь, заливая всё, включая лицо.

Псина заскулила и отпрыгнула, и тут я увидел, что делает её такой уникальной и не даёт сдохнуть в муках в реальном мире. Воздух словно исказился, формируя две половины одного зеркала, отражающегося друг в друге. Гончая бросилась к одной из половин, заливая кровью ковёр, на ходу распадаясь чёрным туманом, который втягивался в этот осколок, словно растворяясь в нём.

— Ну уж нет, — я вскочил на ноги и бросился за ней, прыгнув в осколок, рефлекторно закрыв голову руками.

Раздался звон, и на меня посыпались осколки, словно я действительно разбил своим телом огромное стекло.

Раздавшийся вой не дал мне как следует осмотреться в этом субпространственном кармане. Единственное, что бросилось в глаза, это было зеркальное отражение той самой комнаты, откуда я сюда заскочил. И здесь тоже горело чёрное пламя, ограничивая участок комнаты и не давая гончей уйти. Вот только то окно, через которое я сюда попал, начало на глазах уменьшаться. Застрять здесь не было ни малейшего желания, и я сам бросился к псине, у которой рана на брюхе затягивалась быстрее, чем исчезало окно.

Кинжал всё ещё был зажат в руке. Псина не стала ждать, пока я её прирежу, и снова прыгнула на меня. Уворачиваться я не стал, и мы покатились по ковру, совершенно чистому, в то время как настоящий ковёр осталось только выбросить, из-за крови твари.

Стена пламени заставила гончую завизжать. Мы оказались слишком близко к этой чёрной границе. Её рана практически зажила, я с трудом удерживал оскаленную морду от своей шеи. Эта гадина продолжала блокировать мой источник, и я не мог даже когти выпустить.

Как ни парадоксально, но здесь, в субпространстве, наполненном магией пятого уровня изнанки, тварь была слабее. И, несмотря на то что от её раны почти уже не осталось следа, я сумел извернуться и вонзил кинжал ей под рёбра, туда, где теоретически должно было быть сердце. По кинжалу прошла дрожь, а тварь забилась так, что разодрала когтями куртку и существенно подрала бок. Что-то именно этому боку постоянно не везёт, почти все ранения я получаю именно в него.

Тварь затихла, и я сумел подняться на ноги. Осколочное