Король-предатель. Скандальное изгнание герцога и герцогини Виндзорских - Эндрю Лоуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Все это хладнокровно-дружелюбно, – писала Марта Эмори своим родственникам. – То, как небрежно они могут быть нечестными, заставляет вас понять, что лед бежит по их венам. Сэр Джордж Аллен посмотрел на Клипа этим утром так, как будто жалел, что у него не хватило смелости сделать то, что делал Клип двадцать лет назад»[733]. Затем Мерфи был вновь нанят по настоянию издателей.
Книга под названием «У сердца есть свои причины» – фраза принадлежит французскому философу Блезу Паскалю – в конечном итоге вышла в феврале 1956 года[734]. Она во многих отношениях отличалась от версии событий герцога и разошлась менее хорошо – 26 000 экземпляров по сравнению с его 120 000 в Америке[735]. Отзывы варьировались от слегка насмешливых до плохих. «Таймс» сочла, что может только сказать: «У сердца есть свои причины хранить воспоминания герцогини Виндзорской от ее детства в Балтиморе до наших дней».
В сентябре пара согласилась на интервью на канале Си-би-эс с Эдом Мерроу, чтобы помочь продвинуть книгу. «У вас двоих когда-нибудь была возможность обсудить, что могло бы быть?» – спросил он их. Они неловко пошевелились, посмотрели друг на друга, и герцог ответил: «Нет. Мы оба чувствуем, что нет более расточительного, глупого или разочаровывающего занятия, чем попытка проникнуть в вымысел того, что могло бы быть»[736].
По совету специалистов по связям с общественностью и в рамках продвижения книги они попытались улучшить свой общественный имидж. В апреле 1956 года Уоллис основала клинику для реабилитации инвалидов в Нью-Йорке, а в сентябре следующего года они объявили о присуждении Виндзорской премии – попытка представить себя в качестве меценатов. План состоял в том, чтобы каждый год финансировать французского или американского художника, выбранного жюри. Была присуждена одна награда – 1500 долларов на год обучения в Париже, – но от этой схемы быстро отказались из-за отсутствия интереса.
Синтия Глэдвин на своем ежегодном обеде с Виндзорами в июле 1956 года размышляла о деле Донахью, которое так сильно повредило репутации Уоллис, и вспоминала, как она стала «грубой, отвратительной и странной. Создавалось впечатление, что она была либо накачана наркотиками, либо пьяна. Она проводила все свое время с женоподобным молодым человеком, оставаясь в ночных клубах до рассвета и рано отправляя герцога домой: «Отвали, комар», – какой способ обратиться к бывшему королю Англии!»[737]
Ее версия окончания романа отличается от других рассказов. «В конце концов, бойфренд Донахью, как утверждается, сказал ему: «Либо она, либо я» – и поэтому он бросил герцогиню. После этого необычного и неестественного романа она стала вполне нормальной, но всегда жесткой»[738].
Фрэнк Джайлс, который не видел эту пару с 1940 года и теперь был корреспондентом «Таймс» в Париже, обедал с ними:
«Я обнаружил в нем очень мало изменений, он выглядел очень моложаво, я думаю, он всегда был таким до дня своей смерти, больше похож на мальчика, чем на мужчину, и, когда он не делал замечаний о евреях, он мог проявлять значительное обаяние… С другой стороны, она, которой я так восхищался двадцать лет назад, стала, на мой взгляд, довольно грубой и хриплой – ее голос, вместо того чтобы быть приятным, мягким балтиморским голосом, стал чем-то вроде звонкого голоса янки. Ее мнения и кудахчущий смех были очень непривлекательны…»[739]
После ужина герцог поболтал с Джайлсом, которого его мнение тоже не интересовало. «Войны бы не было, если бы Иден не поступил неправильно с Муссолини, – сказал он. – Это он во всем виноват. – Подумав, он добавил: – Конечно, вместе с Рузвельтом и евреями»[740]. Джайлс находил его «объектом жалости и презрения»[741], а «его взгляды обычно лежали где-то между наивными и глупыми»[742].
«Он все болтает и болтает. Он притворяется очень занятым и счастливым, но я чувствую, что это ложь и что он не занят и несчастен, – написал Гарольд Николсон в своем дневнике после обеда с герцогом в ноябре 1956 года. – Он нервничает, как всегда. У него огромная сигара, которую он жует и обсасывает, но даже не зажигает, а затем откладывает в сторону. Хотя он, должно быть, говорил со мной без остановки три четверти часа, в том, что он хотел сказать, не было ничего интересного, но у него острая память»[743].
* * *В следующем году, в конце июля 1957 года, был опубликован десятый том немецких документов, охватывающий пребывание герцога в Испании и Португалии в июле и августе 1940 года. Несколькими неделями ранее Кабинет министров согласовал формулировку заявления на момент публикации, и «уже были предприняты шаги для информирования королевы, королевы-матери, герцога Виндзорского и сэра Уинстона Черчилля о предстоящей публикации этого тома»[744]. Сэмюэля Хоара, ныне лорда Темплвуда, пригласили написать поддерживающую статью в «Дейли экспресс».
Что касается предположения о том, что герцог не планировал выполнять свои должностные обязанности на Багамах, Эдуард был непреклонен в заявлении, тщательно составленном сэром Джорджем Алленом: «У меня никогда не возникало мысли согласиться с таким предложением, к которому я отнесся с презрением, чего оно и заслуживало»[745]. Это было подкреплено брифингом для прессы, тщательно согласованным между Государственным департаментом и Министерством иностранных дел, в котором документы были названы «испорченным источником».
Это удивило историков, которые так упорно боролись за то, чтобы документы увидели свет, учитывая, что немцы не могли ожидать, что документы будут обнаружены. Бумаги были собраны историками мирового класса, некоторые из них использовались в качестве доказательств на различных нацистских военных процессах, и не было никакой логики в том, что несколько уважаемых и опытных немецких послов по отдельности ввели в заблуждение свое собственное Министерство иностранных дел. Далее в пресс-релизе говорилось: «Его Королевское Высочество (герцог) никогда не колебался в своей преданности делу Великобритании или в своей решимости занять официальный пост губернатора Багамских островов в согласованный день»[746].
