Очарован наповал - Кокран Элисон

Именно так Чарли выразился — «Я не думаю, что смогу снова говорить с Девом», и Дев бросился прочь из фойе. Его так и подмывает выбежать на улицу и вызвать такси. Но в итоге он оказывается на сцене.

Эту сторону съемочного процесса он еще не видел. Эта сторона ужасает и шокирует.

Софиты слишком жаркие и слепящие, Дев щурится, стараясь приспособиться. Публика скрыта в тени, Скайлар стоит прямо за оператором и поливает Дева руганью. Дев делает пару неуверенных шагов вперед и замирает. На его появление люди реагируют дружным оханьем, а Чарли медленно поднимается с дивана. Чарли изменился — похудел, волосы спереди пострижены короче, однако дело не только в этом. Дело в том, как он стоит — так уверенно, так непоколебимо, с таким четким пониманием, что делать с руками.

Они в тридцати футах друг от друга, разделенные блестящим полом студии, двумя месяцами воспоминаний и тремя месяцами необщения.

— Привет! — говорит Чарли, первым нарушая молчание.

— Привет! — отзывается Дев.

Все слишком тихое и неподвижное, отчего мозги Дева превращаются в микрофонные помехи. Он начисто забывает, что собирался сказать. Он десять раз писал сценарии подобных сцен для других людей, но понятия не имеет, что говорить самому. Он понятия не имеет, что говорить в реальной ситуации.

— Знаю, я все похерил, — начинает Дев. — Черт, «похерил» на телевидении не говорят! Ну и на хер! — Он бьет себя кулаком по голове и делает три глубоких вдоха. В тридцати футах от него Чарли улыбается, и Дева эта улыбка воодушевляет. Он делает шаг вперед. — На самом деле я хочу извиниться. Понимаю, разговаривать со мной ты не хочешь, но думаю, что, как минимум, извиниться я должен. — Дев делает еще один шаг вперед, замечает, что Чарли напрягается, и замирает. — Прости, что сбежал без предупреждения, но я решил, что ты никогда не выберешь меня по-настоящему, поэтому выбрал сам. Я не верил, что мне — нам — есть место в мире «Долго и счастливо», но ты переписал все чертовы правила. Все гребаные правила. — Дев останавливается и оглядывает Чарли, оглядывает его с ног до головы. Он дает себе минуту насладиться утонченной красотой мужчины в сером костюме на случай, если это его последний шанс. Минута затягивается. Дев стоит не шелохнувшись; Чарли стоит не шелохнувшись; и кажется, что рядом нет операторов. Нет публики. Нет Скайлар, матерящейся в гарнитуре. Нет Марка, с радостным видом сидящего на стуле. Есть только Чарли. Есть только Дев.

Затянувшуюся минуту обрывает Чарли.

— Звучит скорее как попытка оправдаться, чем как извинение.

— Разве нельзя совместить первое и второе? — Дев смущенно пожимает плечами, надеясь обаянием спастись от публичного унижения. Хотя, с другой стороны, своим уходом он публично унизил Чарли, поэтому заслуживает именно такого. — Мне стыдно, что я сдался, когда стало трудно. Стыдно, что не увидел другого конца для нашей истории. Но мне не стыдно, что я сбежал, потому что я должен был научиться ответственнее относиться к своему здоровью.

— Да, знаю, — отзывается Чарли и делает шаг вперед. Дев тоже делает шаг вперед, и теперь их разделяет только его рост, умноженный на два. — Так ты лишь ради этого пришел поговорить со мной перед двадцатью миллионами зрителей? Чтобы извиниться?

Деву хочется сказать «да». Хочется улыбнуться, обратить все в шутку, стать Девом-весельчаком. Чарли с ним разговаривать не желает, поэтому куда легче было бы взяться за старое — оно же как эта джинсовка, взял и натянул — спрятать разбитое сердце за безразличной улыбочкой. Потому что нет ничего страшнее, чем стоять перед всем миром и объявлять, что заслуживаешь любви.

Но потом Дев вспоминает слова Джулс. Может, это шоу — дерьмо. Может (ладно, почти наверняка), сказочной любви не существует. Чарли Уиншо не Прекрасный принц, но человек он совершенно необыкновенный. И может, Дев по-любому заслуживает право стоять на этой сцене. Может, они оба его заслуживают.

— Нет, Чарли, я пришел сказать, что люблю тебя. Не любить тебя я вряд ли смогу и сейчас люблю тебя сильнее, чем три месяца назад. Я хочу домик и пазлы и горшки с цветами на подоконниках — если всего этого до сих пор хочешь ты.

Лицо Чарли становится таким, в какое когда-то влюбился Дев, — брови сердито насуплены, на лбу нервный пот.

— И ты больше не отстранишься?

— Не отстранюсь.

Чарли делает три шага вперед. Вместе с расстоянием между ними сокращается остальное, и вот разговор уже сводится к ним двоим, стоящим в футе друг от друга. Чарли молчит, и Дев молчит, не зная, что еще сказать. Идеальных слов нет, потому что не идеален он, не идеален Чарли и вся ситуация совершенно не идеальна.

— Детей я по-прежнему хочу, — выпаливает Дев, фыркнув.

— Ну да, — улыбается Чарли, — ты ведь об этом уже говорил.

— И жениться хочу.

— И это тоже не новость.

Чарли здесь, рядом, и Дев понимает, что теперь его очередь тянуться к нему. И он тянется. Он берет Чарли за руку, переплетает их пальцы. Чарли не сопротивляется, и у Дева появляется глупая надежда.

Чарли закусывает нижнюю губу.

— А белый смокинг обсуждению подлежит?

Дев мрачно качает головой.

— Нет.

Чарли хватает Дева за ворот джинсовки.

— К сожалению, — начинает он, и Дев затаивает дыхание, — в этой джинсовке ты настолько сексапилен, что я не могу перед тобой устоять.

Напряжение в груди тает, и Дев смеется, от души и по-настоящему, впервые за три месяца.

— Разумеется, именно поэтому я ее надел.

В душе у Дева столько надежды, что он ею давится. Отважившись на небольшую проверку, он подается вперед буквально на дюйм. Чарли встает на цыпочки и целует его в финале шоу о сказочной любви. Перед Марком Давенпортом, студийной аудиторией и двадцатью миллионами зрителей. Он целует Дева зубами, языком, руками, а Дев отвечает на поцелуй, словно говоря «Прости», «Люблю тебя», «Обещаю».

Целовать Чарли как соединять разрозненные частицы себя, твердо и уверенно. Целовать Чарли как играть сцену в финале фильма и совсем не как играть сцену в финале фильма, и Деву хочется до конца жизни рассказывать Чарли о том, что нужно ему, Деву, и быть тем, что нужно Чарли.

— Я люблю тебя, Чарли. — Слова признания Дев прячет Чарли в яремную впадину, они только для них двоих. — Всего тебя.

Чарли подается назад, чтобы увидеть лицо Дева.

— Я тоже люблю всего тебя. — Чарли снова целует его, сначала глубоко, потом нежно, как в душе на Бали, словно Дев — драгоценный антиквариат.

— Ну, Сказочная Семья, вот вам и конец, — вмешивается Марк Давенпорт, вероятно желая удержать поцелуй в рамках прайм-тайма. — Наш Прекрасный принц нашел свою любовь, и нам осталось сделать только одно. — Марк берет что-то за стулом, потом встает и направляется к ним. Он держит темно-синюю подушечку, на которой что-то блестит в лучах софитов.

— Господи! — Дев закрывает лицо ладонями.

— Этот сезон может закончиться одним-единственным способом, — объявляет Марк Давенпорт и передает Чарли подушечку с короной, сестрой-близнецом той, что сейчас венчает голову Чарли. Это финал с тиарой, это церемония коронации, которая никогда не проходила здесь, на этой сцене, в этой студии, с участием двух мужчин. Дев знает, что все это глупости — взрослые люди, а в сказки играют, — но чувствует себя десятилеткой, смотрящим шоу в первый раз.

— Пожалуйста, не смейся! — просит Чарли совершено серьезным тоном, хотя его губы растягиваются в глупой улыбке из-за невероятности всего этого. Невероятности не только самого шоу, не только текущей ситуации, а абсолютно каждого момента с самого начала, когда Чарли выпал из лимузина Деву под ноги. Невероятности тренировочных свиданий и реальных, Нового Орлеана и Кейптауна, и, возможно, других мест. Невероятности мест, которые они посетят вместе, летая на соседних сиденьях в бизнес-классе. Невероятности еды, которую они попробуют; гор, по которым друг друга понесут; и дома, в который они всегда будут возвращаться.

— Дев Дешпанде, ты желаешь стать моим принцем?