Ориан, или Пятый цвет - Поль-Луи Сулицер

Он отложил мобильник. Ориан продолжила комментировать стихотворение.

— У, — улыбаясь, произнесла она. — Хотите что-нибудь добавить?

— Нет, я вас слушаю, — ответил Артюр, словно зачарован ный речью этой женщины, которая, открывая ему глаза, иод талкивала его к пропасти.

— У — зелено. У — как Урсул дю Морье, павший на поле брани, я хочу сказать — на зеленом поле для гольфа. Выстрел снайпера, скромная дырочка, но какая роковая, принесшая глубокие морщины на мудрых лбах — алхимии плоды. Поистине фатальное успокоение нашего государственного советника. О, не потому, что он много знал. Но он общался с Ладзано. И Эдди сам посвятил его в ваши методы. Урсул когда-то уважал вас. Вы дали ему хорошую работу в министерстве промышленности. Он улаживал для вас деликатные конфликты с профсоюзами. Но он был и любовником вашей жены — вам это не нравилось. Вам не нужна была бедняжка Диана, которую я видела в клинике сна, умирающей в одиночестве. Однако, бросив ее, вы не хотели, чтобы она досталась другому, и особенно обаятельному Урсулу. Забавно, месье Дандьё, до чего вы не любите тех, кто вас избегает. Если они освобождаются от вашей власти, вы убиваете их и нанизываете на ниточку, как жемчужинки или цветные гласные: а, е, и, у. Перейдем к букве «о».

Ориан перевела дух. Говорила она на одном дыхании, быстро, очень быстро.

— Здесь, — сказала она с издевкой, — можно сказать, что вы балансировали между двумя О. Если бы мы играли в «отгадки», я предложила бы вам два решения. О — Октав, преданный вам Октав, который очень много знает. В то время когда вы разрабатывали план, я не могла мешать вам. О — ваш верный Октав, неблагодарный вы человек. Но позже мишенью стала я, месье Дандвё. Омега — синий цвет в глазах моей звезды.

Она умолкла. Потом с укоризной бросила:

— Убийца. Вы — убийца.

Она говорила тихо, не сводя глаз с Дандьё. В мозгу Орсони пересекались странные мысли. Дандьё был оглушен, как боксер нокаутом. Маска с него спала. А Орсони медленно встал и с угрожающим видом приблизился к нему.

— Вы хотели и от меня избавиться, не так ли? Она права, О из списка — это я!

За всю жизнь Орсони не выучил ни одного стихотворения, но это проникло ему в душу.

— Без глупостей! — крикнула Ориан Орсони, который схватил Артюра за воротник. — Здание окружено полицейскими.

— Крайне неосторожно с вашей стороны из-за пустяка отвлекать столько стражей порядка, — проговорил Дандьё, — Кто поверит вашим сказкам? Знайте, что я пользуюсь правом неприкосновенности.

— А вот вечерние газеты другого мнения, — возразила Ориан, протягивая ему последний выпуск «Монд».

На первой странице крупный заголовок информировал: «Полиция расследует скрытую от глаз деятельность министра Дандьё».

Дрожащей рукой он взял газету.

— Но это невозможно! — задыхаясь от возмущения, вскричал он. — Я покупал послеобеденный выпуск — там ничего этого не было!

— Вам не достался пятичасовой, — невозмутимо ответила Ориан.

Он пробежал обвиняющую его статью, подписанную Эдгаром Пенсоном. Теперь-то уж Ориан вцепилась в него мертвой хваткой.

Как только Ориан вышла из клиники, она провела три стратегических совещания. Первое — с полицейским Лe Бальком, передавшим ей кассету, в которой Леклерк освещал лишь незначительную часть финансовых махинаций Дандьё. Леклерк пришел к выводу, что министр промышленности воспользовался знанием экономической политики Франции за границей и решил устроить своеобразный аукцион среди заинтересованных лиц. Предпринимателям, вложившим деньги, он гарантировал кусок пирога — соответственно их тайным вложениям. Клиентов Франции он соблазнял картинками заводов, сданных под ключ, плотин и гидростанций и собирал с них дань, следы которой терялись в сейфах каких-то непонятных фирм. И тем не менее было слабое место в этом непрозрачном ансамбле: не довольствуясь исчезновением гласных, Дандьё называл фирмы-прикрытия словами, как-то связанными с Рембо, — «Аден», «Харар», «Барди». Последняя вела торговлю кофе и кожами, а известный поэт бывал в Абиссинии. В записи Леклерк подробно рассказал о манипуляциях. Он объяснял, каким образом Дандьё вербовал сторонников в уязвимых секторах высшей администрации, а также среди промышленников и людей, призванных охранять закон. Фамилии их представляли собой набор согласных букв. Расшифровав их, Леклерк поразился количеству высших должностных лиц, алчущих богатства. Урсул дю Морье оказался прав: рыба гниет с головы. Трудно даже вообразить, сколько людей запутались в паутине, сотканной циничным любителем Рембо.

Прояснив для себя все, Ориан сразу же поставила в известность Гайяра и попросила никому не говорить о том, что она ушла из клиники, особенно Маршану. Ознакомившись с уликами, обличающими министра, Гайяр негласно задействовал большое количество полицейских, с наступлением темноты заблокировавших подступы к улице Помп.

Ле Бальк поделился с Ориан результатами наблюдения, не лишенными интереса. Оказывается, светловолосый мотоциклист, регулярно приезжавший на улицу Помп для встреч с Орсони, подвозит к «Финансовой галерее» советника Маршана. Ле Бальк быстро распознал суть их отношений. Ориан поняла это давно.

Утром предыдущего дня красавца Лукаса тихо арестовали, когда он ждал советника Маршана. Последний тоже предстал перед следователем. Раскололся он сразу, выложил все до капли, причем рыдал как ребенок и просил простить его. Он даже по-детски умолял ничего не говорить ни жене, ни детям о его постыдном поведении.

И наконец, Ориан попросила Эдгара Пенсона встретиться с ней в «Кафе де ла Пэ». Она вспомнила, как репортеру набрали фальшивую первую страницу газеты для его сына. Ей захотелось сыграть такую же шутку и с Дандьё, Пенсон согласился, и к шестнадцати часам принес ей мнимый экземпляр «Монд», в котором была помещена разгромная статья, обвиняющая министра во всех грехах. Воспользовался он и случаем, чтобы преподнести плод своего собственного расследования: Одиль де Сент-Анжель оказалась племянницей министра Пьера Дандьё.

— Сыграно неплохо, — сказал Артюр любезным тоном, — Но как вам удалось добраться до меня? — спросил он с ноткой недоумения. — Вам помогла посмертная кассета судьи из Либревиля?

Ориан охотно удовлетворила его интерес.

— Когда я до всего дошла, ее у меня еще не было. Но вас погубил именно Артюр, месье. У меня есть старое издание Рембо с комментариями и аннотациями литературоведов. Целых два дня я спокойно листала книгу в парке клиники.

Дандьё уже понял.

— И вы увидели там мою фамилию, — глупо улыбаясь, произнес он.

— Среди работ, перечисленных в ссылке, была одна: «Захотеть стать Рембо», автор Пьер Дандьё, издательство «Галлимар», 1968 год. Все встало на свои места в моей голове. Я хорошо отдохнула. Мысли и образы соединились. Стихотворение о гласных, цвета преступлений, имена жертв и ваша собственная фамилия, да, ваша… Вы так желали походить на Рембо…

— О, это юношеские шалости. Стихи я перестал писать в восемнадцать лет. В этом возрасте знаменитый Артюр забросил перо и занялся бизнесом: торговлей оружием и рабами. Я по-своему подражая ему…

— И по-своему ученик превзошел учителя, — съязвила Ориан.

— Ценю дань почестям и пороху, — поморщился Дандьё.

— Эх вы, убийца… Убийца вы… — укоризненно повторяла Ориан, словно только что осознала жестокость его преступлений. — и тем не менее…

Она не закончила фразы. Слишком много образов и мыслей устремилось в ее мозг, помешав высказать главное министру Дандьё.

— …и тем не менее вам совсем не нужна была эта смертоубийственная комедия для достижения ваших целей.

— Откуда вам это известно? — заинтересовался Дандьё.

— Я это знаю. — Ориан хотела ограничиться коротким ответом, но не выдержала: — Посмотрите на себя, господин министр. С самого рождения вы нравились всем… Не прилагая для этого никаких усилий. В вас были обаяние и талант, красивая внешность — тоже, было и врожденное стремление очаровывать, не говоря уж об уме, остроумии, да и за словом вы в карман не лезли, вам известно было место каждого и каждой вещи.

— Вы мне льстите, — хохотнул Дандьё.

— У меня нет никакого желания льстить, — резко оборвала его Ориан. — Я просто с горечью констатирую, что дьявол всегда завладевает благородными душами, дорога к успеху которых выбрана заранее. В семидесятых годах вы обогатились, развив сеть замораживания рыбы в промышленных целях. Вы выиграли джекпот и совершили первый низкий поступок. Отец Ладзано не может выступить свидетелем, также как и его сын Эдди, по наследству принявший на себя вашу озлобленность. Начиная с того времени вы стали символом непобедимой Франции, обеспечивая ей рынки сбыта. В Марселе вы даже открыли одну из первых школ языкознания. Вы развили в себе чувство непомерной самоуверенности, добились, чтобы вас признали в высшем обществе… Вы, сын простого рыбака.