Китай при Мао. Революция, пущенная под откос - Эндрю Уолдер

авторства Дэн То, который был смещен с поста редактора «Жэньминь жибао» под влиянием неудовольствия Мао в связи с запоздалой и неуверенной поддержкой «Ста цветов» в 1957 г. и переведен на должность директора по делам идеологии и культуры при пекинском парткоме [Cheek 1997: 176–187]. В «Яньшаньских вечерних беседах» – колонке Дэна в «Бэйцзин ваньбао» («Вечерняя газета Пекина») – за период с марта 1961 г. по сентябрь 1962 г. было опубликовано 152 текста, среди которых оказалось множество эссе, содержащих косвенную критику культа личности Мао, деспотичного руководства, самодурства и заносчивости официальных лиц, диффамации наук, беспричинного оптимизма по поводу «большого скачка» и наказаний честных чиновников, которые были готовы сообщать о реальном положении дел [Goldman 1969: 79–83; 1987: 442–447; MacFarquhar 1997: 250–252]. Эти же темы развивались и в колонке «Записки из деревни трех дворов», которая публиковалась примерно в то же время в журнале «Линия фронта», в котором Дэн То служил редактором. Заметки, освещавшие широкий круг вопросов, выходили под псевдонимом. Основными авторами «записок» выступали Дэн То, У Хань и Ляо Моша – бывший журналист и автор исторических романов, который на тот момент отвечал за пропаганду и образование в партийном комитете по городу Пекину [MacFarquhar 1997: 254–256].

У Хань – выдающийся историк, специализировавшийся на изучении династии Мин, и один из заместителей мэра Пекина – написал несколько пьес о Хай Жуе, смелом и порядочном чиновнике династии Мин, который настойчиво озвучивал критику в адрес самоизолировавшегося от реальности императора. В частности, Хай Жуй указывал правителю, что династия потерпит крах, если обездоленным крестьянам не будет возвращена земля. В июне 1959 г., вскоре после Лушаньского пленума, У Хань опубликовал в «Жэньминь жибао» перевод на современный разговорный китайский язык памятной записки Хай Жуя в адрес правителя династии Мин от 1566 г. Текст был озаглавлен «Хай Жуй порицает императора». Перевод включал следующий фрагмент:

В ранние годы вы сделали многие благие дела, однако… всем чиновникам в столице и за ее пределами хорошо известно, что сейчас ваш разум затуманен и что вы слишком своевольны и капризны. Вы полагаете правым только себя, отказываетесь признать критику и взглянуть в лицо собственным многочисленным ошибкам [Goldman 1969: 74].

У Хань писал свои пьесы в период после «большого скачка» по настоянию одного из секретарей Мао, который в 1959 г. услышал от лидера сетование, что никто не осмеливается говорить с ним откровенно. Мао позитивно воспринял работу У Ханя и провел с историком несколько встреч в дружеской обстановке. Мао вручил У Ханю четвертый том своих «Избранных сочинений» с личным автографом [Goldman 1981: 32–36; MacFarquhar 1997: 252–253].

Восстановление радикальных воззрений

Передышка после «большого скачка» оказалась весьма краткой. Уже вскоре Мао возобновил насаждение своих взглядов и закрепление своего контроля над политической повесткой. На партийных совещаниях в августе 1962 г. он раскритиковал чрезмерно пессимистические оценки «большого скачка», воодушевление по поводу приусадебного сельского хозяйства и стремление к пересмотру приговоров по делам правых оппортунистов [Lieberthal 1987: 331–335; MacFarquhar 1997: 274–281]. Предупреждая о возможной поляризации классов в связи с распространением приусадебного сельского хозяйства, Мао задавался вопросами: «К чему мы пришли: к социализму или капитализму? Хотим ли мы коллективизации сельского хозяйства? Будем ли мы делить поля и распределять производственные квоты по домохозяйствам? Или все же пойдем по пути коллективизации?» Вину в избрании курса на частное земледелие он возлагал на «определенный мелкобуржуазный элемент» – людей с лишь квазимарксистскими взглядами внутри КПК: «Довольно много товарищей в нашей партии психологически не готовы к социалистической революции». Мао отстаивал верность приговора в отношении «антипартийной клики» Пэн Дэхуая [Yang 2012: 510–511].

Он подтвердил свои ключевые политические воззрения в своей речи на пленуме КПК в сентябре 1962 г. Ретроспективно это выступление окажется идеологическим вдохновением «культурной революции» [MacFarquhar 1997: 283–286].

Весь исторический период перехода от капитализма к социализму… существует классовая борьба между [сторонниками] пути к социализму и пути к капитализму. Низверженный реакционный правящий класс не мирится с перспективой собственной гибели. Он все еще планирует вернуть себе власть. В то же время в обществе сохраняются определенные буржуазные веяния и привычки старого общества, а также склонность к спонтанным проявлениям капитализма у отдельных мелких производителей… Неизбежно эта классовая борьба должна находить отражение в партии. Влияние иностранного империализма и внутренней буржуазности – вот социальные корни ревизионистского мышления внутри КПК. Продолжая борьбу против классовых врагов внутри и за пределами Китая, мы должны оставаться во всеоружии и решительно противостоять всем проявлениям оппортунистической идеологии внутри КПК [Yang 2012: 512].

Движение за социалистическое воспитание

За возобновлением в конце 1962 г. риторики Мао о сохранении классовой борьбы при социализме в качестве эксперимента было запущено Движение за социалистическое воспитание, первоначально нацеленное на противодействие коррупции и злоупотреблениям властью в сельской местности. Ранее Мао заявлял, что за всеми проблемами «большого скачка» стояли классовые враги, которые захватили контроль над партийной организацией на низовых уровнях. Теперь Мао провозглашал, что судьбу социализма определят события в китайских деревнях. Новая кампания ставила во главу угла прежде всего решение этого вопроса [Guo, Lin 2005: 9–29]. Потребовался год, чтобы движение приняло полноценную форму. Общий подход к реализации кампании заключался в направлении в сельские районы рабочих групп официальных партийных лиц для проведения расследований по жалобам о злоупотреблениях на местах. Однако существовал ряд принципиальных вопросов, требовавших понимания. Насколько большой размах должна была принять кампания? Сколько рабочих групп следовало мобилизовать в рамках кампании? Насколько жестко необходимо было обращаться с враждебными элементами? Сколько чиновников необходимо отстранить от работы? Должны ли были рабочие группы подчиняться партийным комитетам на уровне уездов, что создавало бы последним возможности скрывать ненадлежащее поведение своих непосредственных подчиненных? Или лучше было управлять кампанией от лица структур окружного или провинциального уровня, полностью исключая участие официальных партийных лиц на местах? На протяжении года с лишним движение шло рывками, не имея очевидной вдохновляющей всех цели [Ibid.: 30–99; Mac-Farquhar 1997: 334–348].

Несмотря на споры с Мао по поводу «большого скачка», Лю Шаоци с энтузиазмом воспринял мысль о том, что проблемы в сельской местности являются воплощением классовой борьбы. Он согласился с предположением Мао, что классовые враги захватили коммуны и внедрились в партийные ячейки. В 1964 г. Лю взял кампанию под свой полноценный контроль и распространил ее и на городские структуры. Он потребовал сформировать укрупненные рабочие группы, в которые входили официальные лица более высокого ранга и которые контролировались на более высоких уровнях партийной иерархии. Лю призывал к применению более воинственного подхода, более отчетливому обозначению масштабов проблемы и использованию более жестких средств против сельских властей, которые оказывались замешаны