Княгиня Ольга - Алексей Карпов

А бесчисленные мощи святых, переполнявшие другие храмы Царствующего града! А скрижали Моисеева закона, на которых были записаны десять заповедей, данных Моисею Богом; или киот с манной небесной и жезл, которым пророк Моисей раздвинул воды Красного моря; или масличная ветвь, принесенная в Ноев ковчег выпущенным на волю голубем, и виноградная лоза, посаженая самим Ноем; или мраморная трапеза — стол, на котором праведный Авраам угощал трех явившихся к нему ангелов — прообраз Пресвятой Троицы; или мощи и одеяния святых апостолов, крест святого Константина Великого, с которым он выезжал на битву, и его же царский венец! Эти, а также многие другие святыни Царствующего града утверждали его первенство во всем мире, превосходство над остальными земными градами. Будучи язычницей, Ольга особенно остро, трепетно должна была ощущать глубинный сакральный смысл этого города, превращенного в священный реликварий, вместилище тысячелетней святости. Совершение обряда крещения в таких «декорациях», среди главных христианских святынь, можно сказать, в присутствии самого Христа, Божьей Матери, святых апостолов и библейских пророков, наполняло обряд совершенно особым сокровенным смыслом.

Известно, какое впечатление произвело богослужение в Константинопольской Софии на посланцев князя Владимира, внука Ольги, тридцатью годами позже. Тогда князь послал их «испытать» разные веры и поглядеть, как служат Богу разные народы. Когда «добрые и смысленные мужи», еще язычники, пришли в Царьград и когда их привели на праздничное богослужение в «Великую церковь», когда возожгли кадила и устроили пение и хоры и когда их поставили «на открытом месте, показав им церковную красоту, пение и службу архиерейскую, предстояние диаконов», посланцы Владимира пришли в великое изумление. Красота и торжественность церковной службы, великолепие убранства храма, благоухание, богатство святительских облачений потрясли и восхитили их. «Не знали — на небе или на земле мы, — так передавали они чувства, охватившие их, — ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех странах. Не можем забыть красоты той, ибо каждый, если вкусит сладости, не возьмет потом горького. Так и мы — не можем уже оставаться прежними»{216}.

Если уж Владимировых мужей настолько потрясло богослужение в Святой Софии, то что говорить об Ольге, самой природой предназначенной для восприятия всего нового и необыкновенного! Великолепие и есть величие, прекрасное не может не быть истинным — из этого очевидного постулата исходили люди Средневековья, и в их числе Ольга. Вряд ли мы ошибемся, если предположим, что увиденное произвело подлинный переворот в ее душе. «Бог, пребывающий с людьми», становился и ее Богом тоже. «На крыльях богоразумия» воспарила она «превыше видимой твари», то есть превыше «тварного», материального мира, — так говорят о выборе ею истинной веры слова древнего церковного песнопения, и нам остается только повторить их.

Хронология константинопольского визита Ольги остается далеко не проясненной, несмотря на две точные даты, названные Константином Багрянородным. Второй и последний ее прием у императора, по данным трактата «О церемониях», состоялся 18 октября, то есть спустя сорок дней после первого. Что и говорить, срок немалый. Как провела эти дни Ольга, греческий источник не сообщает. Но есть основания полагать, что именно в эти дни и произошло главное событие не только ее константинопольского визита, но и всей ее жизни.

Речь идет о принятии ею христианства.

Константин Багрянородный, как мы уже знаем, ничего не сообщает об этом, что и неудивительно: крещение русской княгини проходило, если так можно выразиться, не по дворцовому, а по патриаршему ведомству, вне церемониала приема иноземных послов. Зато подробный рассказ о крещении Ольги — хотя и в легендарной, сказочной форме — содержит летопись. Причем общая канва событий в летописи и в известии о приемах Ольги императором Константином в трактате «О церемониях» — при всей жанровой несхожести и даже противоположности двух источников — во многом совпадает. На этот чрезвычайный важный факт историки не всегда обращают должное внимание[172]. Между тем он имеет прямое отношение к вопросу о времени крещения Ольги.

Попробуем еще раз сопоставить показания обоих источников. Император Константин описывает два приема «архонтиссы России» в Большом императорском дворце. Точно так же и «Повесть временных лет» сообщает о двух встречах княгини с греческим царем. Во время первой встречи Ольга — еще язычница («Аз погана есмь» — такие ее слова, обращенные к императору, приводит летописец), и лишь затем совершается таинство крещения с участием царя и патриарха. На вторую встречу с царем Ольга является уже христианкой («По крещении возва ю царь…»). Но ведь и языческое имя Эльга — неоспоримое свидетельство того, что Ольга оставалась язычницей, — приведено императором Константином лишь при описании ее первого приема, 9 сентября. Когда же он говорит о втором ее приеме, 18 октября, то не называет русскую «архонтиссу» по имени. (Специфика источника — выписки из протокольных записей, касающиеся особенностей ее приема, — этого не требовала.) А это обстоятельство позволяет предположить, что крещение Ольги — коль скоро оно имело место в тот самый приезд, который описан Константином, — произошло после первого, но ранее второго приема во дворце, то есть между 9 сентября и 18 октября 957 года. Такая версия событий — по-видимому, единственная возможность согласовать показания Константина Багрянородного и других источников. Кроме того, она напрямую подтверждается летописью.

Можно попытаться даже еще более точно определить время крещения Ольги. Правда, следует оговориться, что здесь мы вынуждены вступать на очень шаткую почву догадок и предположений. Тем не менее кое-какие основания для суждений на этот счет имеются.

Как известно, при крещении Ольга получила новое, христианское имя — Елена. Несомненно, такое наречение было связано с именем «августы» Елены, жены императора Константина, о чем речь еще впереди. Но столь же несомненно и то, что это имя было дано русской княгине в память другой Елены — святой и равноапостольной царицы, матери святого и равноапостольного императора Константина Великого, жившей в IV веке. Уподобление Ольги святой Елене проходит через все посвященные ей сочинения, начиная с летописного рассказа о ее крещении. Это та самая царица Елена, которая обрела в Иерусалиме Гроб Господень и Животворящий крест и около 326 года перенесла части Крестного древа из Иерусалима в Константинополь. В память об этом событии церковь празднует 14 сентября Воздвижение Честного и Животворящего креста Господня — один из двунадесятых праздников. В Сказании об обретении Креста, читающемся в греческих и славянских рукописях, подробно рассказывается о том, как святая Елена, прибыв в Иерусалим, с великим трудом отыскала место, где был сокрыт крест, разрушила построенный здесь идольский храм, раскопала землю и рассыпала камни и обрела святыню, которая затем была воздвигнута на возвышенном месте для обозрения всеми верующими (отсюда название праздника — Воздвижение){217}.