Хозяйка кукол. Тайна забытых богов - Татьяна Устименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но мрачные мысли здесь как-то не лезут в голову. Остаются на периферии сознания. Потому что с ними абсолютно не вяжутся все статуи и барельефы святых, щиты, гирлянды и цепи, цветочки снаружи. Праздничная белая лепнина на голубом фоне, резные деревянные хоры и алтарная перегородка внутри. Поставленные дыбом фигуры в ярких хламидах строятся в боевую стену… Кстати, эту церковь совсем недавно отреставрировали: потемневшее масло смыли с икон, но нежность прежних тонов и оттенков ушла с благолепных ликов еще в период Оружейной войны – в одно время с украденными мародерами окладами. Поэтому сейчас сусальное золото рам заменили на желтую краску, ажурный мрамор – на гипс… А в целом все осталось, как было.
Я поднимаюсь на крыльцо храма. Свет спускается из-под венчанной главы по ярусам, как по расходящимся книзу ступенькам, и широким снопом ложится мне под ноги. Обеими руками распахиваю тяжелые створки парадных врат, и вот я уже внутри. Стою под самым куполом, слегка запрокинув голову и любуясь потолочными росписями. Тяжелый шлейф платья волочится за мной аспидным хвостом, угольного цвета корсаж плотно держит ребра и талию, воротник-стойка взрывается у самых ушей тончайшим испанским кружевом. Перчатки, доходящие до локтя, придерживаются на буфах рукавов широкими браслетами из тусклого серебра с вкраплением гагатов. По корсажу вьется цепочка такого же металла, удерживая на плечах широкий плащ. Сегодня я одета соответственно своему социальному статусу и нахожусь среди равных мне людей, среди дворян. Пришла на торжественную воскресную службу. И отнюдь не потому, что во мне вдруг прорезались набожность и религиозное рвение. Нет. Совсем не потому…
Никогда не забуду дворянина, встретившегося мне на Большом Королевскому балу. Того, кто спокойно носит на поясе третий ритий и, скорее всего, даже не подозревает, каким сокровищем владеет. Не исключено, что этот кинжал в их семье считается самым обычным фамильным оружием и уже много поколений передается по наследству. От отца к сыну. Впрочем, это и не важно. Как и то, что я совершенно не помню лица того мужчины, ведь он, как и многие другие в нашем городе, носит маску. Важно другое – я знаю и помню о нем нечто особенное, дающее возможность выследить его, оставаясь при том совершенно незамеченной и ни к чему не причастной. О, можно годами слоняться по улицам Праги, надеясь встретить его в безлюдном переулке, уповая на то, что ритий будет находиться при нем и я почувствую энергетический импульс, испускаемый волшебным оружием. А можно поступить проще и эффективнее – отыскать безликого дворянина в самом шумном месте и опознать по вполне определенному признаку. И не важно, что в это время нас окружит многочисленная толпа, не важно, что мы будем находиться в церкви, начисто блокирующей испускаемую ритием энергетику. Я придумала, как справиться со всеми этими проблемами, и по праву горжусь своей сообразительностью. Теперь я уверена – он от меня не уйдет…
Я чинно уселась на одну из скамеек и сложила руки на груди, готовая слушать церковную службу. Никто и ни в чем меня не заподозрит. И у меня все получится, обязательно получится. Почему? Хм, потому что, во-первых: я хорошая! А во-вторых… пожалуй, хватит и того, что во-первых. Я мысленно хихикаю, вполне довольная собой. Внешне я сегодня самая что ни на есть примерная девица благородного происхождения: темный наряд – вполне подобающий для похода в храм, глаза смиренно опущены долу, лицо бледное и одухотворенное. Церковь постепенно наполняется народом, скоро здесь яблоку упасть будет некуда, но я предусмотрительно заняла место с краю, в предпоследнем ряду. Прищурив глаза, всмотрелась в передние позолоченные скамьи, туда, где сидели самые богатые и именитые жители города. Ага, а вон и мой ненаследный принц – толстый, нарумяненный, расфуфыренный, шушукающийся с окружающими его фрейлинами. Я рефлекторно вздрогнула и отвернулась, боясь быть замеченной и узнанной. Еще только его внимания мне сейчас и не хватает… На два ряда дальше принца сидит высокий мужчина в маске, до ушей завернутый в скромный, но дорогой серый плащ. Ба-а-а, да это же мой капитан-«пуговица» собственной персоной! Я вздрогнула повторно, ведь если он меня увидит, то вполне способен испортить задуманную мной сценку. К счастью, капитан сидит спокойно, задумчиво подперев голову кулаком. Интересно, чем он так озабочен? А кто это разместился вон там, чуть правее него?.. Возможно, полноватый мужчина в черном, привлекший мое внимание, и есть тот самый дворянин с ритием, встреченный мною на балу. Но я в том не уверена. Вроде бы похож, а вроде и нет. Капюшон и маска полностью скрывают его лицо, тут и ошибиться недолго. А у меня имеется только один способ убедиться в правильности своей версии…
Я осторожно раскрыла объемистую сумку, висящую у меня на локте, и заглянула внутрь… Слава Светлой троице, котенок Люс беззаботно спал на подушечке, ничуть не обеспокоенный нашей прогулкой. Проносить или приводить животных в храм строжайше запрещено, но у меня просто нет иного выхода. Прости меня, Люс! Прикрываясь собственной кружевной мантильей, я незаметно вытащила из сумки заспанного котенка и опустила его на пол, засунув под скамью.
– Иди, малыш, помоги мне! – умоляюще шепнула я.
Котенок взглянул на меня вполне осмысленно, понимающе дернул хвостиком, подмигнул янтарным глазом и целенаправленно зашагал вперед, направляясь точно к главной храмовой кафедре, занятой дородным прелатом, и рядам певчих, заунывно выводящих что-то неразборчивое. Я с трудом подавила проказливую, так и просящуюся на губы улыбку и приготовилась к грядущему представлению…
Сопровождаемый озадаченными перешептываниями и катящейся по церкви волной неуверенных смешков, мой рыжий котенок важно дошагал до кафедры и уселся прямо перед певчими, вдруг начавшими заикаться и сбиваться. Паства заинтересованно оторвалась от молитвенников и выжидающе замерла…
– Да убережет вас Светлая троица от деяний нескромных, от разврата и бесстыдства! – вещал вошедший в раж священник. – Живите в чистоте, смойте с себя помыслы греховные…
Котенок нервно вздрогнул – обеспокоенный раскатами визгливого голоса, поднял заднюю лапку и принялся вылизывать свое самое греховное место, дословно выполняя указание почтенного пастыря. Присутствующая в храме паства внезапно оживилась, проявив небывалый интерес к разворачивающемуся перед ней действу. Певчие кхыкали, кряхтели и усиленно жестикулировали, стремясь привлечь внимание прелата, к сожалению, стоящего к ним спиной.
Воодушевленный сотнями обращенных на него взоров, горящих вдохновенным огнем, церковник еще больше раздухарился, переходя на крик:
– А если кто-то из вас все-таки осмелится на грех, – возопил он, – то разверзнутся над ним хляби небесные и затопят нечестивца! – И прелат эффектно грохнул кулаком по крышке кафедры.
Испуганный этим звуком, Люс робко присел и… напустил желтую лужицу, осквернив красную ковровую дорожку, устилающую пол храма…
А спустя мгновение в церкви началось нечто невообразимое. Тоненько ржали певчие, хватаясь за живот и раскачиваясь. Заливисто хохотали первые ряды паствы, ставшие непосредственными свидетелями святотатства, свершившегося возле амвона. Дальние ряды вскочили с мест, мучимые жгучим любопытством. Колыхались огоньки свечей, едва не сносимых шквальным хохотом, разливающимся по залу. Оторопело моргал ничего не понимающий прелат, покрасневший и сконфуженный, разочаровавшийся в силе молитвы и в действенности собственного авторитета. С икон насмешливо улыбались боги, польщенные столь веселой службой. И только рыжий котенок скромненько сидел подле лужи, ничуть не смущенный учиненным им безобразием.
– Да как вы смеете устраивать дебош в священном месте? – разъяренно завопил наконец-то пришедший в себя прелат. – Грешники окаянные!
В церкви повисла виноватая тишина…
– Да поразит вас за это гром небесный! – со злорадным торжеством провозгласил уязвленный священник, вздымая руки над головой.
– Апч-хи! – вдруг громоподобно раскатилось по залу. – Ой, апч-хи, ох-ох!
Смех грянул с новой силой!
Я вытянула шею и с радостью убедилась в том, что оные забавные звуки издает не кто иной, как тот самый мужчина в черном, уже привлекший мое внимание. Итак, выходит, я не ошиблась, это действительно он. Тот дворянин с третьим ритием, встреченный мною на королевском балу и страдающий аллергией на кошачью шерсть. Мой хитроумный план удался – я его нашла. Спасибо за помощь, Люс!
Я внимательно, несколько раз пересчитала дворян, сидящих на первых скамьях, и выяснила – мужчина с ритием занимает двадцать седьмое место. Затем я поднялась и, пользуясь царящим в церкви переполохом, выскользнула из главного зала для церемоний, направляясь в ризницу. Обычно в ней хранят всевозможную церковную утварь, но в день воскресной службы на имеющихся в этом помещении столах размещают многочисленные подносы, нагруженные крохотными фиалами с освященной водой. Дело в том, что согласно обычаю любая праздничная служба заканчивается своеобразной церемонией, должной закрепить чистоту помыслов молящихся. Каждый прихожанин подходит к пастырю, принимает из его рук маленький сосуд с освященной водой, с благодарностью выпивает оную и радостно уходит домой, очищенный и уверовавший. Причем подход за фиалом с водой происходит в точном соответствии с издавна установленным порядком: какое место по счету ты занимаешь на скамье в церкви, в таком порядке и подойдешь за водой. Все предельно просто и понятно, дабы избежать суеты и неразберихи.