Бигуди для извилин. Возьми от мозга все! - Нурали Латыпов

Карел Чапек представил такой эликсир бессмертия («Средство Макропулоса»), который герои книги (олицетворяющие человечество со всеми его недостатками и пороками) всё-таки отказываются принимать. Потому как никто из них не захотел бессмертия за счёт выхолащивания смысла этой смертной жизни. Братья Стругацкие затем развили эту идею в «Пяти ложках эликсира», обогатив исходник философскими и психологическими нюансами.

Трансляция идей — неизбежный и необходимый, равно как и их генерация, процесс, в том числе и среди современников. Бывает, что идея просто носится в воздухе. Вспомним хотя бы роман Сергея Снегова «Посол без верительных грамот», опубликованный в 1977 году, в котором сновидения зарегистрированы как средство общественной информации, и каждый может транслировать и опубликовывать собственные сновидения. Уже через несколько лет в произведении Кира Булычёва «Глубокоуважаемый микроб» описывается «инопланетная коробочка», осуществляющая перевод человеческих воспоминаний прямо из мозга в визуальную форму с последующей их продажей. Житель Великого Гусляра, города, рождённого фантазией Кира Булычёва, изобретательный профессор Иван Христофорович Минц разработал вакцину от тунеядства, заставляющую человека периодически и трудолюбиво работать во благо общества. Стоит капнуть всего лишь две капли в стакан — и самый отъявленный лентяй уже моет полы. Но, увы — прав был Парацельс, всё решает чувство меры.

Альтернативная разработка принадлежит Станиславу Лему, его «Альтруизин» можно описать так: «Психотрансмиссионный препарат, предназначенный для любых белковцев. Вызывает распространение всех чувств, эмоций и ощущений того, кто непосредственно их переживает, среди других существ, находящихся на расстоянии не более 500 локтей. Основан на принципе телепатии. Непередача мыслей гарантируется. На роботов и растения не действует. В соответствии с идеей изобретения альтруизин должен внедрить в каждое общество дух братства, дружбы и глубочайшей симпатии, поскольку соседи каждой счастливой особи тоже испытывают счастье». Вот только беда, оказалось, что боль тоже передаётся, теми же путями, как и счастье, как и в реальной жизни «в нагрузку».

Тот же Лем в «Звёздных дневниках Йона Тихого» описал незагорающиеся спички для детей, устройство для утилизации бесполезно растрачиваемой детьми энергии, жидкость для выведения неприятных воспоминаний и тормоз для предотвращения вращения планет вокруг оси.

Из артефактов за авторством Кэрролла вспомним навскидку некоторые: улыбка без Чеширского кота; веер, помахиванием которого можно уменьшить себя до лилипутских размеров; море из собственных слёз, которые надо сперва наплакать, а потом в них плавать; гриб, откусив с одной стороны которого — уменьшишься, а с другой — вырастешь.

Дмитрий Сорокин в романе «Оберег» о былинных временах сластолюбивого князя Владимира описывает простынь-самостилку. Полотно наподобие скатерти-самобранки, в развёрнутом виде предлагает вниманию воспользовавшегося ею голую деву. Была, по словам автора, изобретена восточными магами в одной стране, где князь извёл всех гулящих.

Наверняка знаком нашим читателям и неразменный пятак братьев Стругацкий из «Понедельника, начинающегося в субботу». Пятак возвращается, если им платить. Если его бросить, обронить, потерять, он остаётся там, где упал. Пятак возвращается в тот момент, когда сдача из рук продавца переходит в руки покупателя. Если при этом держать руку в одном кармане, пятак появится в другом кармане. Фантаст Сергей Лукьяненко придумал почтовый конверт, который можно отправить в прошлое. А Рэй Брэдбери в произведении «Чепушинки» вывел целый класс вещиц артефактного толка. Штуковины, финтифлюшки, пустяковинки, барахлинки, штучки-дрючки, ерундовины и т. п. — предметы, являющиеся образом собирательным (как внешне, так и функционально). Данными предметами торгует прилетевший на Землю инопланетянин, изготовляющий их по одному ему известной технологии. Все предметы имеют разные модели, в зависимости от года выпуска — в разные года, люди по-разному представляли себе те или иные предметы.

Обозначить пока ещё неизвестное, но необходимое для выполнения уже сегодняшней задачи, как «штуковину» или «фактор икс» — распространённый изобретательский приём» [26, C.76–78].

Бигуди № 58

Вопрос мой связан и с «маленькими человечками», и с фантастическими изобретениями. Думаю, многие читали в детстве замечательную книгу «Незнайка в Солнечном городе» и помнят, какое количество интереснейших изобретений там описано. Я, когда читал эту книгу, ещё не слишком разбирался в физике и технике. Поэтому почти все изобретения казались мне вполне осуществимыми в нашей жизни. Ну, вот разве что в машину на газированной воде я не слишком верил. Не напомните ли, что это за машины такие были: Циркулина, Планетарка, Радиолярия?76 Может быть, у нас сейчас уже есть такие же реальные устройства? Или всё это — чистейшая фантастика? Как, например, труболёты, на которых зимой ездить просто замечательно, а летом — очень неудобно, потому что… А почему?77

17. Проблема та же, только вид сбоку…

Ведь если вы Медведь с опилками в голове и думаете о делах, вы иногда с огорчением обнаруживаете, что мысль, которая казалась вам очень дельной, пока она была у вас в голове, оказывается совсем не такой, когда она выходит наружу и на неё смотрят другие.

Позвольте вначале рассказать одну замечательную историю, связанную с именем императора Наполеона Бонапарта.

Через считанные недели после того, как император вернулся с острова Эльба и на плечах восторженных солдат был внесён в свой дворец, вновь разразилась война. Она была мало кому выгодна, но тем не менее стала неизбежной.

Вернувшись во Францию, Наполеон Бонапарт честно попытался договориться с коалицией враждебных держав о взаимном ненападении. Страна устала от непрерывных войн с 1792-го по 1814-й год, обескровилась, была готова ещё много лет зализывать раны в мире с соседями. Так что император, успевший, помимо военных подвигов, дать стране новое — чисто буржуазное — законодательство, был склонен не столько творить новые чудеса, сколько пожинать плоды былых посевов.

Но поверить скоропостижному миролюбию былой грозы Европы было практически невозможно. Да и французская промышленность, взращённая в тепличных условиях континентальной блокады, могла зачахнуть под вольным ветром торговли с Британией — следовательно, могла в любой момент потребовать новой конфронтации. Независимо от воли крестьянского большинства французов самые богатые и влиятельные из них объективно нуждались если не в войне, то по меньшей мере во вражде с богатым островным соседом.

Как известно, поиск врага и жизнь в постоянном напряжении весьма выгодны всякой власти. Британские же промышленники, давно уже занявшие ключевые позиции в структурах власти, намеревались воспользоваться всеми властными возможностями, чтобы предотвратить появление на континенте серьёзного конкурента. Так что, как видите, все экономические предпосылки для войны были. Ружье, висевшее на стене, не могло не выстрелить…

Довольно быстро выяснилось: за год изгнания «маленький капрал» не растерял военные навыки. Прежде всего, разумеется, тот навык, который полководцы революционной Франции успели за десятилетия противостояния всей Европе отточить до совершенства. Немыслимому численному превосходству противника можно было противопоставить только умение разделять его — а добившись хотя бы временного перевеса, бить по частям[135].

Вот и теперь Наполеон блистал тем же искусством. По непролазной осенней нидерландской грязи его армии носились, как по учебному плацу. Войска вражеской коалиции не успевали соединиться и разлетались от французских ударов во все стороны. Наконец, изгнав с поля боя пруссаков под командованием фельдмаршала Блюхера, император отрядил маршала Груши преследовать отступающих и отправился на охоту за последним в этой кампании противником — британцами, которыми руководил герцог Веллингтон.

Встреча самой блистательной армии с самой упрямой разразилась близ нидерландского (ныне бельгийского) городка Ватерлоо. Веллингтон, как всегда, выбрал самую удобную для обороны позицию. В осенней грязи его войска, как всегда, держались до последней возможности — даже когда сопротивление выглядело совершенно безнадёжным. Чтобы прорвать британскую оборону, Наполеон бросил в бой последние резервы. Гром пушек даже сквозь туман разносился на десятки новомодных в ту пору — именно революцией введенных — километров.

Эту канонаду слышали Блюхер и Груши. Но выводы сделали разные.