В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905) - Анатолий Уткин

Офицеры штаба скакали от места к месту, чтобы определить, где находятся те или иные части. Организация русских войск повисла на очень тонкой нити. Куропаткин знал определенно только одно: это была очень кровавая неделя для русской армии. Он знал о смятении в рядах вверенных ему сил. Он знал, что план наступления на японцев опять не удался. Большая сила воли требовалась командующему. В эти минуты, может быть, Кропоткин думал о гибели на поле боя. Уж больно все не складывалось. Командующий собрал вместе ударный отряд для того, чтобы отбить у японцев только что потерянные Путиловский холм и «Холм одного дерева». Генерал–майору Новикову — командиру 1‑й бригады 22‑й пехотной дивизии поручалось отбить «Холм Одного дерева», а 5‑й восточносибирской бригаде генерал–майора Путилова (ветерана бурской войны) — взять соседний, ближайший к реке холм.

Японцы с этих холмов видели приготовления русских. Но в главном штабе японцев смотрели на дело масштабнее, там Ойяма и Кодама представляли себе дело так, что Куропаткин намеревается нанести решающий удар вдоль «дороги Мандаринов», вдоль железной дороги — против японской Второй армии. Чтобы отбить эту атаку Ойяма начал собирать свои резервы. Теперь «холм Одного дерева» приобрел стратегическое значение.

Сибиряки по–умному, малыми группами начали проникать через реку к искомой цели. Русская артиллерия начала барраж прикрытия, что мешало Ямаде эвакуировать раненых. Рассматривался и вопрос оставления этого холма, но японцы боялись больших потерь. После наступления темноты русские окружили «Холм Одного дерева».

Генерал Путилов был офицером разведки, он сражался против англичан в их войне с бурами. Кропоткин отметил его и дал ему полк. И шанс показать себя. Атака Путилова принесла результат. В помощь ему 19‑й Восточносибирский полк во главе с полковником Случевским на лошадях переплыли реку Ша и врезались в японские позиции. Японцы были сжаты с двух сторон и, несмотря на неимоверную ярость сопротивления, были вытеснены с прибрежных позиций. В официальной британской истории войны говорится о японском офицере, который, не видя выхода, бросился к пушке и был разорван снарядом на части. Страшная рукопашная битва была завершена примерно к девяти часам вечера и неведомый прежде холм стал «холмом Путилова». Узнав, что японцы устраивают контратаку на «Холм одного дерева», Путилов собрал остатки своего отряда и к утру 17 октября в его руках был «Холм одного дерева», вместе с 14 японскими пушками. Геройские дела ждут героев. Генерал Путилов одной атакой восстановил самоуважение сотен русских воинов, благотворно подействовал на мораль русских войск. На что они были способны, показали следующие дни.

Ни русская, ни японская стороны не были готовы к окончательному выяснению отношений и «половинчатая» битва при Шахэ на этом этапе закончилась. Царь дал разрешение именовать завоеванный холм «Холмом Путилова», а холм «Одного дерева» был переименован в «Новгородский» по происхождению 22‑го пехотной дивизии.

Пришла пора считать всем раны. Наступление стоило Куропаткину 41 351 человека (10959 убитых). Потери Ойямы — 3951 убитый и 16394 раненых. Слабость русской армии — как отмечают все наблюдатели — была не в отсутствии храбрости или самоотвержения. Она была в недостаточной компетентности. В неумении пользоваться сверхнеобходимыми телефоном и телеграфом. В неумении использовать свою огромную кавалерию на плоских равнинах неподалеку от железной дороги. В слабости российской командной системы. В ошибочности планирования. В неумении реализовывать наступательные операции. В слабой подготовленности частей, состоящих преимущественно из крестьян, не получивших подготовки к современной войне. В ошибках: выбор холмистой местности для наступления, в нелепом использовании превосходства в артиллерии. Куропаткин некрасиво поступал, когда пытался свои просчеты перенести на других. 26 октября 1904 г. в меморандуме командирам он нарисовал картину, часть которой была реалистична, а часть — простым самооправданием. Нет замены личному мужеству и примеру. «Хотя можно себе представить, что корпуса вынуждены были отступать под воздействием превосходящих сил, такой способ оправдан только после того, как все другие способы, включая личный пример командира, были испробованы для удержания позиций».

Сражение при Шахэ не дало ясно определенного результата. Потери были примерно равными; японцы сохранилинаступательный порыв, но за спиной русских войск была огромная Россия. И в громких ликованиях японской стороны была нота, на которую не все тогда обратили внимание. Японское правительство запросило Лондон и Нью — Йорк о займе в 12 млн. фунтов стерлингов. Япония начала испытывать пресс современной дорогостоящей войны. Россия же испытывала кризис падения общественной морали.

Алексеев отбыл в столицу, Куропаткину теперь не на кого было жаловаться. Температура в 20‑х числах октября пала до 14 градусов мороза. Японские агенты приносили известия о том, что русская армия мерзнет и едва ли готова к активным боевым действиям. Осенние хляби явственнно загасили активность русских стратегов. Куропаткин горько жаловался по поводу недостаточного снабжения. А Порт — Артур потерял надежду на приход освободителей с севера.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ФЛОТ ИДЕТ К АНТИПОДАМ

Балтийская эскадра

Со времен Петра Великого Россия стремилась стать великой морской державой, но отсутствие у нее тепловодных морей перекрывало ее морские возможности. Половину года ее приморские города были скованы льдом. И теперь, столкнувшись в Азии с новым морским гигантом, Россия испытывала сложности. Помощь одного флота другому означала путешествие к антиподам.

Российский Балтийский флот был переименован во Вторую эскадру, и в горьком октябре 1904 г. готовился к далекому переходу на Дальний Восток. Идею подал еще вице–адмирал Макаров, который в период своего назначения на Дальний Восток осторожно «апробировал» ту мысль, что следует усилить Тихоокеанский флот России кораблями Балтийского флота. Идея проросла в решение, принятое на совещании Высшего военно–морского совета, на котором председательствовал сам император. На совещании присутствовал новый командующий Балтийским флотом контр–адмирал Зиновий Петрович Рождественский — высокий симпатичный человек пятидесяти с небольшим возраста.

Рожественский родился в 1848 г. и был моложе Того всего на девять месяцев. Его отец был военным врачом и семейной удачей было зачисление сына в Военно — Морскую академию шестнадцати лет отроду в сентябре 1864 г. Академия была небольшой — только 50 новобранцев ежегодно. К выпускному балу он провел в море уже 227 дней. Окончил пятым в своем классе и поступил на Балтийский флот, на первый русский броненосец «Первенец». Двумя годами позже, проведя 21 месяц в море, стал мичманом. Через восемь лет стал лейтенантом. Его специализацией стала корабельная артиллерия. В 1873 г. он закончил Михайловскую артиллерийскую академию. Естественно, с отличием. Он любил море, и его интересовали технические новинки — превосходная комбинация. В войне с оттоманской империей в 1877–1878 гг. Он отличился, о чем свидетельствуют ордена и быстрое продвижение по службе. Под командованием Макарова он участвовал в войне с Турцией, руководил торпедными катерами на Черном море. Пушистые брови не скрывали всегда живых глаз, его фигура и умное лицо производили впечатление на всех. Особое благородство этого человека сказалось в эпизоде, когда за потопление турецкого корабля он получил Георгия четвертой степени и орден Св. Владимира, но написал в газете о том, что на самом деле турецкий корабль не был потоплен. Английский адмирал, служивший в турецком флоте, подтвердил слова Рождественского. Рождественский создавал флот Болгарии. Особое место занимает тот период его биографии, когда он был командующим только–что созданным болгарским флотом. Россия дала Болгарии ее первые военные корабли. Затем на Балтике заведовал подготовкой артиллеристов. Драма России и попытка спасти ее военно–морскую славу заставляли Рождественского работать с невероятным напряжением. Адмирал был одним из немногих, о ком говорили, что «коррупция не коснулась его». На свое небольшое жалование он содержал несколько студентов. Он умел говорить, в этом был его дар: богатый словарь, неподражаемая интонация. Никогда не обращался к докторам. Никто не знал, что стальная воля скрывает болезнь почек и ревматизм. Ему верили самозабвенно. Да, у него был непростой характер, но верный и твердый. Основную часть своей жизни он провел в морских походах, между моторами, пушками и рубкой.

Наконец, в 1890 г. он стал капитаном корабля на Дальнем Востоке. В 1892 г. его посылают военно–морским атташе в первую морскую державу мира — Англию. В 36 лет он стал военно–морским атташе в Лондоне, Лондон был морской столицей мира с пятимиллионным населением. Это были годы, когда Британия правила своей империей и половиной мира. Рожественский видел, как отстала Россия, но он не потерял патриотического чутья и стремился ознакомиться с последними новинками в морском деле. Затем мы видим его капитаном крейсера «Владимир Мономах», бороздившего Средиземное море. Командиром Средиземноморской эскадры в те годы был адмирал Макаров. В 50 лет Рожественский стал адмиралом. Даже враги соглашались, что это был один из самых блестящих адмиралов в русской истории. Нелегкая ему досталась доля.