Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир - Ольга Скороходова

— Нет, ничего не произошло.

— Но в чем же дело?

Мы сели на тахту, и М. Н. вручила мне сверток. Я развернула его, в бумаге оказалась большая пудреница, на крышечке которой была какая-то фигурка. Все это еще больше озадачило меня.

— Да скажите же, в чем дело! Я ничего не понимаю.

— Как не понимаете? — в свою очередь удивилась М. Н.

— Не понимаю, и все.

— Сегодня ваш день рождения.

— Почему вы думаете, что именно сегодня?

— Вы сами говорили, что 22 июля.

— Я этого не могла сказать, ибо никогда не праздновала 22 июля. Вы, вероятно, нарочно «ошиблись», чтобы поскорее показать мне эту фигурку… Что это на крышечке?

М. Н. объяснила мне. Но когда она говорила, что на крышечке изображен настоящий белый медведь, мне показалось — настоящий белый лебедь. Я долго осматривала фигурку, и хотя никогда не видела ни живого лебедя, ни его чучела, однако заметила, что у этой фигурки нет ничего лебединого: шея короткая, тогда как я знаю, что у лебедей длинная шея, не такая голова, не такое туловище. В течение дня я несколько раз осматривала фигурку, стараясь отыскать в ней хоть малейшее сходство с лебедем. Ничего не найдя, я решила, что это просто карикатура на лебедя или же очень неудачно сделанное изображение. Не могла я успокоиться даже ночью — встала и снова принялась осматривать фигурку.

Я обнаружила, что у фигурки туловище животного, шея короткая, мордочка продолговатая и самое главное — четыре лапки, а ведь у лебедя их только две. Я начала представлять различных животных, и это помогло мне догадаться, что я неправильно прочитала слово «медведь», я все время читала его как «лебедь».

Об обезьянке

Мне всегда очень хотелось осмотреть живую обезьянку, но такого случая не представлялось, и в детстве я довольствовалась только игрушечными обезьянками. Будучи уже взрослой, я однажды посетила своих знакомых, у которых была маленькая девочка и, следовательно, полная комната игрушек.

Девочка показала мне все свое «хозяйство». Вот она положила мне на колени что-то довольно большое. Я хотела прикоснуться к тому, что лежало, и как раз попала рукой на голову, обтянутую плюшем. Я не стала осматривать дальше и наугад сказала:

— А, это мишка!?

— Нет, — отвечала мать ребенка.

Тогда я начала осматривать всю игрушку и обнаружила у нее четыре руки. Осмотрела голову, морду и хвост. Мне представились те игрушки, которыми я в детстве играла.

— Это обезьянка! — узнала я.

Игрушечную обезьянку я, конечно, могла осматривать сколько угодно и думаю, что могла бы узнать живую обезьянку, если бы стала осматривать ее руками. Впрочем, сомневаюсь, что живая обезьянка сидела бы так терпеливо, позволяя мне ощупывать все ее тело.

Если мне придется встретить такую терпеливую обезьянку, то непременно постараюсь узнать ее и затем представить в таком виде, какова она в действительности.

Представление о верблюде

Никто, конечно, не удивится, если я скажу, что никогда не осматривала верблюда (если не считать игрушечных). Да и где я могла видеть живых верблюдов? В зоопарке? Да я, вероятно, побоялась бы трогать руками такое большое животное, хотя и знаю, что верблюд не причинил бы мне никакого вреда. Но дело в том, что поскольку я могу следить только за тем, что в данный момент находится под моей рукой, то все прочее, что находится вне поля моего «тактильного зрения», может представляться мне совершенно иным.

Если, например, я буду осматривать горб верблюда, я могу вообразить, что это ему не слишком приятно и от него можно ожидать неприятностей в виде нетерпеливых движений, которые я бы восприняла как «угрожающий жест». Все же, поскольку я читала о верблюдах, мне очень хотелось представить их размеры и горбы.

Помнится, будучи еще девочкой и желая самым наглядным образом представить верблюда, я однажды взяла большую подушку, крепко привязала ее к садовой скамейке, и у меня получилось как бы два горба на длинном животном. Позже, когда я прочитала стихотворение Лермонтова «Три пальмы», мне представился идущий в пустыне караван и колыхающиеся на спинах верблюдов палатки с людьми. Вся эта картина представилась мне как давно приснившийся сон, без звуков, без красок, но тем не менее я как бы ощущала всем своим телом палящее солнце, раскаленный песок, всю безводную пустыню с растущими у родника тремя пальцами.

Правда, верблюды, люди, песчаные холмы и пустыня представлялись мне в очень уменьшенном виде, — пожалуй, все это могло поместиться на шахматной доске.

Я знаю, что в действительности это не так, но ведь руками я не могу охватить большое пространство, а такие слова, как «горизонт», «даль», «перспектива», для меня лишь словесные образы, и не более того; верблюд же представляется мне большим животным, больше лошади, но настоящей его величины я не знаю.

О Заре и Димаре

Зара — моя кошка. Димар — ее сын.

В моей комнате раскрыто окно. Димар сидит на подоконнике и отчего-то пищит: об этом я знаю потому, что держу его за шейку. Ему исполнилось только два месяца со дня рождения, он еще настолько глупенький, что не решается выходить во двор — страшно боится пространства, но любит смотреть во двор и с сожалением попискивает.

Но почему сейчас он особенно упорно пищит, так рвется на край подоконника, на его левую сторону? Рама открыта наружу, а не в комнату.

Последив еще несколько минут за поведением Димара, я вдруг представляю себе следующую картину: я знаю, что налево от моего окна есть старое крыльцо — когда-то там был вход в дом, теперь он ликвидирован. Мне представляется, что Зара сидит на одной из ступенек крыльца — возможно даже, что не на ступеньке, а уже на карнизе стены. Поскольку рама открыта во двор, она загораживает собой доступ к подоконнику по карнизу. А Димар все сильнее порывается туда и пищит. Мне представляется, что Зара в ответ тоже мяукает. Чтобы проверить свое предположение, я закрываю левую половину рамы — подступ к подоконнику свободен — и зову:

— Зара, Зара, иди!

И в самом деле, Зара бежит по карнизу ко мне. Вот она уже на подоконнике. Димарка перестает пищать и стремительно бросается к ней — они радостно облизывают друг друга, в переводе на наш язык — целуются.

Сейчас, когда я описываю этот эпизод, Димарка сидит на столе и лапками ловит то мои пальцы, то страницу, словно хочет остановить меня и сказать: «Ну зачем ты всем обо мне рассказываешь, да еще посмеиваешься над моей глупостью? Я не виноват, что до сих пор не поймал ни одной мышки… Я бы и рад поймать, но что делать, если в твоей комнате их нет, а в коридор ты меня не пускаешь».