Русский капкан - Борис Яроцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для обеих сторон боевые действия шли с переменным успехом. У интервентов было одно преимущество, но весьма важное – большое количество боеприпасов. Интенсивная артподготовка нередко позволяла переходить в атаку, не встречая сопротивления.
На Северной Двине и в прибрежных водах Белого моря корабельная артиллерия открывала огонь даже по незначительным целям.
В малооблачную погоду аэропланы с опознавательными знаками английских и американских ВВС засыпали бомбами прибрежные поселки. Бомбы сбрасывали наугад – лишь бы разгрузиться.
По Северной Двине плыла глушеная рыба. Ее не вылавливали, да и некому было вылавливать. Зловонный запах гниющей рыбы ветер доносил до городских окраин.
Рыбаки-поморы жаловались красноармейцам, показывая на корабли Антанты:
– Эти заморские гости принесли в наши края такую пакость, которую мы отродясь не видели. Но сначала нам нужно избавиться от гостей. Без Красной армии – не получится…
Под натиском войск Северного фронта интервенты вынуждены были начать эвакуацию.
Пожалуй, первым признаком ухода интервентов был визит на архангельскую землю лорда Роулинсона. В июле 1919 года он привез письмо Ллойда Джорджа, адресованное командующему Экспедиционными войсками.
Прочитав руководящее послание, генерал не удержался от едкого замечания:
– И стоило затевать дорогостоящую акцию, чтоб уходить с позором? Вы понимаете, лорд, своим уходом с Русского Севера мы зачеркиваем победную Крымскую кампанию?
– Русские зачеркнули ее подписанием Сен-Стефанского мира, – напомнил ему лорд.
Перешли к текущим событиям.
– Чем порадуете, генерал?
– Судя по сложившейся обстановке на Архангельском фронте, я не совсем понял: кто в России остается?
– Все союзники уйдут.
– А кто будет защищать Русский Север?
– Генерал Миллер. У него 12 тысяч войск. Это намного больше, чем мы высаживали в прошлом году.
– Но в Лондоне, да и в Вашингтоне, не принимают во внимание, что в России воюет не только армия.
– Вы имеете в виду население?
– Да, это целая губерния. В губернии населения не так уж и много. Примерно десять тысяч. Может десятая часть уйти в партизаны. А партизаны на своей земле – один пятерых стоит.
Лорд поднял седую голову, взглянул на генерала, как на несмышленого великана – целый год воюет против русских, и не понял миссии Экспедиционного корпуса:
– Вы должны большевикам оставить пустыню.
– Возможно ли?
– Необходимо! И начинайте с эвакуации населения. Транспортные суда уже на подходе.
– За такой малый срок не успеем, – твердо сказал генерал. – Оно в тайге, обитает главным образом по берегам рек, ведет оседлый образ жизни. Это все равно, что пересадить старое дерево – не приживется… Поморы – племя упрямое, несговорчивое. Откажутся эвакуироваться.
В подтверждение своих слов генерал отрицательно покачал седеющей головой.
– Кто откажется – ликвидируйте, у вас людей достаточно, – распорядился лорд.
– А как же русская армия без населения?
– После ухода союзников русскую армию перебросите на Мурман.
Лорд ставил перед генералом заведомо не выполнимую задачу.
После войны генерал Айронсайд напишет:
«Лорд был в своем ли уме, когда предлагал Белую русскую армию убрать из Архангельской губернии? Он, видимо, не представлял себе, что гражданской войной охвачена вся Россия. Оставить Север большевикам в то время, когда на юге войска генерала Деникина уже приближались в Москве, – этого в первую очередь не простят ни мне, ни генералу Миллеру».
Накануне прибытия лорда Роулинсона в Россию начальник союзной контрразведки полковник Торнхилл доверительно говорил своему английскому коллеге:
– Вашему главнокомандующему надо иметь гораздо больше мужества, чтоб уйти из Архангельска, чем чтобы остаться в нем.
Но уже в Архангельске был лорд Роулинсон – посланник Ллойда Джорджа с согласованным решением глав двух великих держав. Они сообща обсудили положение и пришли к выводу: если вовремя не уйти из северной области России, экспедицию «Полярный медведь» ждал бы полный разгром.
Вроде было все для воюющей армии: и оружие, и боеприпасы, и продовольствия на один сезон, и количество англо-американских войск не уменьшилось, а дела на Архангельском фронте складывались не в пользу союзников.
По городу ходили слухи, что после шенкурского готовится архангельский капкан. Казалось, недавно американские и английские десантники высадились на берег, а их бесчинства, по сообщению американского консула, «у русских отбили охоту восторгаться союзниками».
В местном правительстве назревал переворот. Даже назывался месяц – сентябрь. Если интервенты отступали с боями, пытались Красной армии оказывать сопротивление: бомбили дороги, мосты, сжигали целые лесные массивы, то Белая русская армия больше бездействовала, чувствуя, что разгром уже не за горами.
Адмирал Колчак из Омска послал радиотелеграмму: «Временное правительство Северной области упраздняется». На телеграмме стояла дата: 29 августа 1919 года.
С этого дня генерал Миллер себя не называл уже главным начальником Серного края. Но он еще оставался командующим Белой армии.
И удивительно, что эта армия еще могла сопротивляться. Ее последним аккордом был бой за город Онегу. Красные войска город заняли, считай, без боя.
«Офицеры, если не вернут утраченные позиции, пойдут в арестантские роты». – Этот приказ генерала Миллера был передан по радио.
В арестантские роты идти не пришлось. Офицеры-добровольцы – таких нашлось шестьдесят человек – собрали отряд, дали ему устрашающее название: «Волчья сотня». Стали готовиться к операции.
Малыми силами, но молниеносным натиском «волчья сотня» захватила город, водрузили над управой трехцветный императорский штандарт.
Генералу Миллеру с корабельной радиостанции британского эсминца было послано короткое донесение:
«Город Онега отбит у противника. Взято в плен 8 тысяч “красных”. Ведем подсчет трофеев. Передал телеграфист унтер-офицер Бараненко».
– А каковы наши потери? – отстучала морзянка Архангельска.
Наступила продолжительная пауза. Затем раздался мышиный писк. Связь прервалась.
Архангельский телеграфист подождал немного, снял наушники, сказал в пространство:
– Фокусы Арктики. Нормальной радиосвязи здесь никогда не будет.
На вопрос Архангельска ответа не последовало. Потери Белой армии союзное командование в расчет не принимало. Главное – результат.
В отличие от волонтеров Экспедиционного корпуса солдат и унтер-офицеров Белой армии в гробах уже не хоронили, достаточно было того, что лицо убиенного накрывали шинелью и в ногах ставили деревянный крест. Если позволяла обстановка, над могилой производили прощальный троекратный залп из стрелкового оружия, благо боеприпасов было в избытке.
Ружейные патроны, как и снаряды, царская казна заранее (еще до войны) оплатила золотом.
56
Начальник разведотдела Шестой Красной армии Матвей Лузанин дозвонился до штаба фронта. Несмотря на ночное время (в июне даже не наступали сумерки), попросил командующего принять его в срочном порядке.
– Дело государственной важности! – кричал он в трубку полевого телефона. – Откладывать нельзя.
– Вы где находитесь?
– На переднем крае. Передо мной населенный пункт Анашкино. Справа Северная Двина.
Из телефонной трубки доносились отзвуки близкого боя.
– В чем важность вашего дела? – торопил командующий начальника разведки.
– Возле меня капитан Самойло. С ним майор американской армии. Майор настаивает на встрече с красным командованием, то есть с вами.
– С какой целью?
– Майору поручено вести переговоры.
– О чем?
– Не могу знать.
– Передайте трубку капитану.
Сергей услышал знакомый рокочущий голос.
– Здравствуй, батя! – обрадованно заговорил капитан.
– Ты где так долго пропадал? Мне доложили, что тебя расстреляли.
– Не совсем так. Был задержан. Выясняли мою личность. Потом незнакомый полковник приказал меня расстрелять.
– Полковник – откуда?
– От Колчака. Он тебя знает по Десятой армии.
– Фамилия полковника?
– Усин.
Командующий вспомнил, когда он, будучи начальником штаба Десятой армии, привлекал к военно-полевому суду какого-то капитана Усина за мародерство. Но то было пять лет назад. Не верилось, что за короткий срок капитан мог стать полковником. Хотя… люди, приближенные к адмиралу, подтверждали: Верховный за усердие поощрял своих подчиненных внеочередными воинскими званиями.
Вполне возможно, что капитан-мародер мог выслужиться до полковника.
В армии Колчака офицеров пекли, как блины. Готовить их было некогда, в иные дни Белая армия теряла десятки офицеров. Нужно было кем-то пополнять невосполнимую убыль, успевали вручить офицерские погоны – и в атаку, в мясорубку войны.
