Энигмастер Мария Тимофеева - Евгений Филенко

– И верно, – сказал Аметистов. – У них, на Шришвайякхе… впрочем, сейчас не лучшее время для воспоминаний. – Он нагнулся и взял Брынзу на руки. – Так я пойду?

– Идите, идите, – позволила Маша. – И вот еще что… Можно я здесь немного подремлю?

Аметистов приосанился, выпятил и без того рельефную грудь, обтянутую тонкой серой фуфайкой, подтянул штаны и расправил плечи.

– Почту за честь, – сказал он торжественно.

Маша свернулась на диване калачиком. Она даже не почувствовала, как ее укрыли уютным, почти невесомым пледом.

Тропический лес распростерся над нею зеленым балдахином. Бестревожно поскрипывали стволы деревьев, шелестела листва, деликатно перекликались птицы, и откуда-то издалека долетал неясный голос океанского прибоя. А в изголовье безмолвным стражем застыл слон. Не очень большой, вовсе не серебристый, а обычного слоновьего цвета. Но все же удивительно красивый.

Прощай, Гигантское Чудовище

Осторожно ступай,Годзилла, по склону Фудзи,Не растопчи совсем!

Еще вчера Маша карабкалась по отвесным скалам, цепляясь онемевшими пальцами за едва заметные глазу выступы и трещинки в камнях, с отвращением выслушивая ободряющие окрики тренера-кёкана. А потом в маленьком домике под соломенной крышей пила несладкий чай из темной от времени чашки, неудобно поджав ноги, пытаясь вникнуть в треньканье сямисэна и с трудом сдерживаясь от неуместных во время церемонии расспросов.

Но уже сегодня, ранним утром, она сидела в дальнем углу многоместного гравитационного транспорта с опознавательными знаками Департамента чрезвычайных ситуаций, сонная, с опухшими глазами и нечесаной головой, и ждала эвакуации.

– Вы должны нас извинить, – с печальной улыбкой говорил каждому отбывающему какой-то небольшой чиновник из местной администрации. – Но природа сильнее человека. Приезжайте еще, в следующий раз все будет хорошо. Обещайте, что приедете, иначе мне придется сделать сэппуку, чтобы сохранить честь.

«Я в отпуске, – мысленно повторяла Маша. – У меня отпуск, и меня это не касается. Здесь полно умных, взрослых людей. Они прекрасно справятся без меня».

По небу, толкаясь и набегая одна на другую, с какой-то излишней резвостью катили низкие сизые тучи. Временами их тугие подбрюшья освещались вспышками невидимых молний. Погода словно бы специально испортилась, дабы усилить тревожное настроение. Люди из персонала отеля, облаченные в фирменные кимоно, образовывали живой коридор от центрального входа до посадочной площадки, чтобы постояльцам некуда было улизнуть. При этом они беспрерывно кланялись и говорили слова сожаления. Лица у всех были серые, как рисовая бумага (кстати, съедобная). Сенсорный голод – не тетка, и Маша против собственной воли вслушивалась в разговоры пилотов. Она уже немного понимала токийский диалект, но пилоты общались на каком-то абсолютно непонятном наречии. Ей понадобилось привстать со своего места и заглянуть в кабину, чтобы понять причину: то были айны, и никто не понимал их беседы, кроме них самих. Впрочем, несколько вполне японских слов повторялись с неприятной частотой: камманна, бодайна и кусо-кёрю.

К официальной версии причин экстренной эвакуации острова Кимицусима[25] эти слова никакого отношения не имели.

«Я в отпуске, – упрямо думала Маша. – Сказано: цунами, значит, цунами. Кто я такая, чтобы не верить всем этим людям?»

Салон понемногу заполнялся, свободных мест почти не оставалось. Несмотря на прерванный отдых, никто не выказывал недовольства; разговаривали вполголоса, со значительными интонациями, словно совершалось какое-то важное и чрезвычайно ответственное действо. Даже дети не капризничали, хотя и приставали к родителям с однообразными недоуменными вопросами. Кто-то, должно быть – самый маленький, все же не сдержался и захныкал, но не потому, что был напуган, а просто от недосыпу. Маша забилась в уголок салона, чтобы никому не мешать. Да на нее и так никто не обращал внимания. Она достала из кармана курточки браслет-коммуникатор, который поклялась не включать до конца отпуска.

– Ты с ума сошла, Машечка, – сонно пробормотала Стася Чехова. – Еще только пять утра! И ты, как я помню, в отпуске…

– А у нас тут цунами, – пояснила Маша одними губами.

– Ух ты! – сказала Стася завистливо. – Потом фотки покажешь?

– Ты можешь выяснить, что такое стряслось в Тихом океане, что нас выгоняют из отеля ни свет ни заря?

– Но ты и сама можешь, – удивилась Стася.

– Не могу. Я по собственной воле отключилась от всех ресурсов Тезауруса.

– Зачем?!

– Я же в отпуске.

Стася несколько раз хлопнула ресницами, пытаясь проникнуть во всю глубину этой мысли. Потом спросила:

– А ты сейчас где?

– На острове Кимицусима. Это в Японском море.

– Хорошо, – согласилась Стася. – Сейчас посмотрю. А заодно подключу тебя к ресурсам. Удивительно, как ты выдержала столько времени без связи с внешним миром!

«Я сама себе поражаюсь», – подумала Маша и решила впредь не поступать столь опрометчиво. Доступ к ресурсам Тезауруса ей сейчас явно не повредил бы.

– Дамы и господа, – прозвучал в динамиках спокойный, внушающий уверенность мужской голос. – Говорит первый пилот Синсада. Через пять минут мы взлетаем. Прошу не покидать занятые места до набора высоты…

Маша тотчас же встала и, запинаясь за чужие ноги в тесном проходе, двинулась к люку.

– Девушка, – спросил кто-то с громадной иронией. – А к вам сказанное не относится?

– Я оставила в номере кошку, – брякнула Маша наугад. – Свою любимую кошку. Без нее я никуда не полечу. В конце концов, это не последний рейс.

– Как можно быть такой легкомысленной! – проворчала какая-то старушка. – Оставить в номере кошку! Одну! Это ведь не зонтик, не сумочка, это, ma chérie, кошка!..

Маша и сама уже поняла, что история с сумочкой стоила бы ей меньших моральных издержек. Куда предпочтительнее прослыть гламурной дурочкой, чем бессердечной распустехой. Бормоча извинения, она добралась до люка и обнаружила, что трап убрали.

– Коллега, помогите мне! – сказала Маша строгим голосом, обращаясь к невысокому, но очень крепкому на вид юноше в форменном костюме Департамента, стоявшему спиной к люку.

Тот обернулся, демонстрируя на смуглом лице полную бесстрастность. Должно быть, за свои небольшие годы он уже всякого повидал и послушал.

– Отчего вы решили, что мы коллеги? – осведомился он.

– Сейчас объясню, – пообещала Маша.