Повседневная жизнь современного Парижа - Ольга Семенова

…Как-то воскресным днем, когда в метро много молодых «банльёзаров», то есть приезжих из предместий, я проходила с моей приятельницей по вагону. Принарядившиеся, мы направлялись на выставку и искали свободное место, чтобы присесть. Проход в парижских вагонах в центре, а сиденья установлены по бокам. Неожиданно мне преградили путь четверо сидящих арабских пареньков лет четырнадцати в трениках и кроссовках — они выставили в проход коленки и с интересом ожидали моей реакции: испугается тетка или рассердится? Я не испугалась и не рассердилась, а легонько шлепнула одного из мальчишек по коротко остриженной макушке. Он на мгновение втянул голову в плечи, но поскольку шлепок оказался символическим, расплылся в широкой улыбке. «Будь вы моими сыновьями, — обратилась я к четверым, — то и по попе бы получили за такое поведение!» Реакция мальчишек оказалась бурной и неожиданной: они радостно загалдели и, моментально открыв мне проход, восторженно принялись обсуждать между собой наше «общение». Мы с приятельницей уже давно прошли в конец вагона и сели, а они все заливались звонким смехом. На них обратили внимание! Не окинули презрительным взглядом, а по-матерински пожурили. Они есть, они существуют, они такие же, как все! Неужели, — подумала я тогда, — этим маленьким людям так мало надо для счастья? Их пока не приручили наркодельцы, они не украли мопед или машину, не напали на старушку, возвращающуюся домой с пенсией. Они, конечно, отличаются одеждой и манерой говорить от одноклассников моего сына из католической школы, но так же смеются, радуются, и в глазах у них такой же веселый, незлобивый, абсолютно щенячий интерес к окружающему миру, и ждут они от него только хорошего, и сами никому не хотят зла. В какой момент это изменится? Сколько унизительных проверок документов устроит им полиция на улице только потому, что они чуть смуглее других прохожих, прежде чем они озлобятся? Один парижский католический священник любит повторять в своей воскресной проповеди, что общество, потерявшее веру в человека, потеряло веру в себя.

Президент Саркози не на шутку решил бороться с преступностью и предлагает утвердить закон о заключении в тюрьмы подростков с двенадцатилетнего возраста. Не говорит ли эта жестокая мера о том, что французское общество в себе изверилось? Французские тюрьмы некомфортабельны, требуют ремонта и переполнены. В девятиметровых камерах обитает по три, а то и по четыре заключенных. Туалеты чаще всего не отгорожены. Соседи по камере постоянно меняются (иногда 50 за год). Каждый шестой заключенный — токсикоман, каждый третий — алкоголик Случаев заболевания туберкулезом здесь в три раза больше, чем на свободе, а заболевания СПИДом — в 10 раз. Подростки, попадающие туда за пустяк, обречены стать матерыми уголовниками из-за общения с настоящими преступниками или покончить с собой. Случаи самоубийства в тюрьмах в последнее время участились, лишь за январь 2009 года — 21 человек Да и принесут ли новые суровые меры ожидаемые результаты? Если судить по коммюнике парижской полиции за 2005–2006 годы, то вряд ли. Хотя карманники в метро и автобусах притихли (на 31 процент меньше краж), но агрессивность осталась и выросла — за год количество нападений на парижан увеличилось на 18 процентов. Так может не поздно прекратить войну против «трудной» молодежи и начать с ней диалог?

…Разговорившись как-то с пожилым чернокожим водителем такси, везшим меня с детьми из аэропорта, я узнала, что раньше он работал жандармом, и поинтересовалась:

— Не считаете, что ваши прежние коллеги перегибают палку с молодежью?

Он грустно улыбнулся:

— Я прежде всего считаю, что процесс интеграции во Франции таких, как я, прошел из рук вон плохо. А о методах задержания и перевоспитания молодых хулиганов пусть теперь думает мой сын — он тоже решил стать жандармом.

Глава двадцать третья КРИМИНАЛЬНЫЙ ПАРИЖ

Телефонный разговор, записанный полицией Нантера в 2003 году.

«— О, я мечтаю ездить на „феррари“!

— На „феррари“, ети вашу!

— И чтобы солнце, б… светило!

— Эти мусора мне омерзительны! Б… мусора. Говнюки они. Знаешь что? Ничего не надо иметь, просто ездить на „феррари“. У тебя нет дома, ничего нет… Только „феррари“! Они за тобой следят, а ты идешь в бар веселиться.

— Они ничего не смогут сделать. Разве натравить финансовую бригаду.

— А ты скажешь бригаде: „Деньги я нашел“.

— Вот именно, я их нашел! Нашел мешок денег на улице и купил себе машину.

— Они будут в заднице после этого. Но осторожно! После этого нельзя продолжать заниматься твоими странными делами!»

Париж кишмя кишит хитрыми рэкетирами, могущественными наркоторговцами, умелыми грабителями и жутковатыми главами кланов. Эта криминальная прослойка французской столицы плотна, одних только самых уважаемых и признанных бандитов — 300 человек, а счет мелкой рыбешки ведется на тысячи. Судья Мари Клод Пена сравнивает бандитскую среду с Солнечной системой, где планеты окружены спутниками. По мнению начальника Центрального бюро по борьбе с бандитизмом комиссара Эрве Лафланка, самые крупные из его противников напоминают бизнесменов. Они обязаны преуспеть, потому что находятся между трех огней: тюрьмой, конкурентами и смертью.

Если полицейские, видя в них достойных противников, не испытывают к ним ни ненависти, ни презрения, то адвокаты откровенно симпатизируют. Парижский адвокат Дени Жиро считает, что часто это смелые люди, обладающие определенным обаянием и знающие, что им нечего ждать от общества, а жизнь их держится на волоске. В последнем адвокат убедился лично: один из его клиентов пробросил без пафоса: «В моей профессии сегодня ты жив, завтра — мертв». На следующий день здоровяка убили. Ежегодно во Франции в результате разборок погибает от тридцати до шестидесяти бандитов. По мнению Жиро, крупный бандит, если с ним не спорить, — симпатичный психопат. Он думает исключительно о следующем деле и о деньгах, которые «возьмет», и ведет параллельно две жизни. Ту, которую демонстрирует представителю власти, и настоящую. Перед полицейскими и судьей он рассказывает, что работает каменщиком или коммерсантом и даже не представляет себе, как можно потратить подобные деньги. В настоящей жизни, прекрасно зная, на что их потратить, носит дорогие костюмы, посещает казино, лучшие рестораны и катается на водных лыжах.

Корни парижского бандитизма надо искать на юге, Марсель и Прованс щедры на уголовников. Сегодняшний бандитизм «облагораживается», по словам адвоката Пьера Хаика, раньше бандит «узаконивал» себя покупкой бара, сегодня, в поиске большей респектабельности, вкладывает деньги в экономику и старается «раствориться в пейзаже».

На самый большой риск в уголовных делах идет молодежь девятнадцати — двадцати четырех лет из предместий. Начинают с мелких краж, быстро «вырастают» и пробуют себя в крупных делах. Действуют в центре Парижа днем, в час пик Грабят ювелиров на Елисейских Полях, улице Руаяль, бульваре Капуцинок и улице де ля Пэ. Их жертвы — магазины «Ролекс», «Шопард», «Брайтлинг» и «Картье». Сделав дело, «камикадзе» уносятся со скоростью 200 километров в час по Периферику, сшибая пешеходов, полицейских и задевая машины. Краденое продают за десятую часть стоимости и уже на следующий день готовят новые нападения. Матерые бандиты и полицейские солидарны в оценке молодежи. Первые говорят: «Молодые ничего и никого не уважают. Они не умеют работать и постоянно стреляют». Вторые добавляют: «Они любят легкие деньги и абсолютно не ценят жизнь».

Вспоминает молодой бандит, сын африканских эмигрантов: «Мой отец был золотарем и умер от разрыва сердца. Мне тогда только исполнилось девять лет. Мать, еле говорившая по-французски, осталась с пособиями и семью детьми. Выстаивала очереди возле ресторанов сердца, чтобы принести домой поесть. В нашем ситэ старшие начали привлекать моих братьев к своему „делу“. Я видел цыган в красивых новых машинах. В четырнадцать начал воровать в супермаркетах диски и виски и перепродавал старшим. В пятнадцать содержал семью. Покупал хлеб — восемь батонов в день и все остальное. В шестнадцать бросил школу и думал уже только о „бизнесе“. Первые деньги, которые ты получаешь, идут на оплату счетов. Со временем учишься часть денег откладывать. Сандвичи заменяет ресторан. Если у тебя болят зубы, ты обращаешься к дантисту. Ты начинаешь чувствовать себя человеком. С тобой здороваются, когда ты входишь в магазин, а не показывают всем видом, что тебе нечего тут делать. И если до этого времени у тебя еще были сомнения, то они рассеиваются. Уважение приходит с деньгами, тем более если ты — черный или араб».

…В 1970-х годах королем парижских бандитов считался Жак Рене Месрин (некоторые называют его Мерин). Умный и хитрый, он стал легендой еще при жизни. Тогда мальчишки играли в Месрина, а недавно о его жизни сняли фильм. Уроженец парижского предместья Клиши-су-Буа, Жак Рене вырос в семье состоятельных торговцев тканями. Они мечтали для своего мальчика о престижной школе коммерции. Но у Месрина уже в лицее начались проблемы с дисциплиной, и после драки с директором его выгнали. Амбициозные планы забыты, Жак Рене становится продавцом тканей, в 19 лет женится, а несколько месяцев спустя отправляется на войну в Алжир. Став парашютистом-коммандос, бесстрашно дерется, быстр и решителен. Через три года генерал де Голль лично наградил его крестом «За боевые заслуги». Вернувшись домой, Месрин развелся с первой женой, стал зарабатывать покером и небольшими грабежами, женился на Марии де Соледад, которая родила ему троих детей. В 1962 году впервые попал на 18 месяцев в тюрьму за. грабеж и ношение оружия. В день освобождения семья преподнесла Жаку Рене ключ от ресторана в Эсонне — «пусть мальчик встанет на ноги и исправится». Но ресторан моментально превращается в воровской притон, а «мальчик» возвращается к своему любимому делу — грабежу. Это человек с «тысячью лиц». Меняя внешность при помощи очков, причесок, усов и бороды, он неузнаваем и неуловим.