Всеволод Бобров - Анатолий Салуцкий

Да, у них были разные, очень разные характеры. И жили они по-разному. Даже в детстве.

Всеволод Бобров вырос в большой рабочей семье, в относительном достатке. В трудные двадцатые-тридцатые годы Бобровы не могли полностью обеспечить себя всем необходимым, жили скромно, однако и нужды они не знали. Кроме того, Сева, которого в дружной семье ласково называли «Всевочка», рос в лоне отцовской и материнской заботы, под покровительством старшего брата.

Иначе сложилось детство у Анатолия Тарасова. Он родился в семье бухгалтера в 1918 году в Москве, неподалеку от Петровского парка, где впоследствии был построен стадион «Динамо». Но отца Анатолий почти не помнил, потому что в девять лет он и его младший брат Юрий остались сиротами. Детство Тарасова прошло в трудах и заботах, в очередях за хлебом и за сметаной, из которой братья сами сбивали масле. Руки у маленького Юрки постоянно, даже в дни каникул, оставались в чернильных пятнах – эти кляксы были не следами школьного прилежания, а остатками чернильного карандаша, которым писали помер в очереди за продуктами. Старший брат посылал младшего занимать несколько очередей, поскольку нормы выдачи были маленькими.

Все эти хозяйственные обязанности, а также приготовление обеда полностью лежали на братьях, потому что мама, Екатерина Харитоновна, в полторы смены работала швеей-мотористкой и у нее не оставалось ни сил ни времени на домашние хлопоты. Много десятилетий спустя, когда Анатолий Владимирович Тарасов стал президентом клуба «Золотая шайба», он не уставал внушать своим юным воспитанникам: – Не умеешь кашку-малашку варить, не знаешь, что такое борщ сварить – это плохо!

Сам Анатолий Владимирович гордится тем, что девяти лет от роду уже умел варить щи, и, видимо, считает, что личный опыт – это высшая истина, вне зависимости от меняющихся условий жизни.

Детство Всеволода Боброва прошло в маленьком Сестрорецке, в постоянном общении с природой. Он очень любил цветы и, особенно, птиц. Сам смастерил небольшую западню – клетку с палочкой-подставкой и летом на рассвете иногда исчезал из дому, отправлялся в лес ловить птиц – только певчих, в основном щеглов и клестов, чижей, чтобы затем приручить их. Птицы жили в квартире Бобровых на маленьком балкончике, в открытых клетках, а один чиж даже свил в клетке гнездо и сам прилетал в нее в течение нескольких лет. Эту любовь к певчим птицам, не говоря уже о страсти к голубям, Всеволод пронес через всю жизнь. В конце сороковых годов, когда он жил на Соколе один, по-холостяцки, холодильник в его квартире нередко бывал пустым. Но зато Бобров никогда не лепился съездить на птичий рынок за Рогожской заставой, чтобы купить корм для птиц, которых держал. Правда, в конце жизни Всеволода Михайловича певчие птицы уступили место говорящим: в квартире Боброва поселился большой и говорливый попугай какаду.

Анатолий Тарасов в детстве тоже ловил птиц. Вместе с младшим братом они зимой устраивали в районе Лианозова так называемые точки – маленькие полянки в лесу, посыпанные песком, который ребята старательно таскали еще с осени. На эти точки на приколе сажали какую-нибудь пойманную птицу – обычно снегиря, чижа, иволгу или чечетку, а рядом под большой сетью сыпали зерно.

В морозы, когда с лесным кормом было плохо, пернатые охотно слетались на точки поклевать – и тут их накрывали сетью.

Пойманных птиц выпускали прямо в комнату, где порой жили сразу до ста снегирей, чижей. Младший брат сачком периодически отлавливал нескольких птиц и отправлялся продавать их на птичий базар у Белорусского вокзала, в районе Палихи.

Впрочем, чаще братья ловили птиц на точке, устроенном вблизи дома, на том месте, где сейчас размещается Малое поле стадиона «Динамо». А в Лианозово ездили в тех случаях, когда хотели поймать птиц получше, в частности синиц. Правда, синицы были птицами неудобными: они отчаянно, в тщетной надежде вылететь на волю бились об оконные стекла и порой погибали.

Потом братья стали заниматься разведением кроликов. «Очень доходная статья, необыкновенно!» – вспоминает Анатолий Владимирович. Мясо шло в пищу, шкурки снимали, сушили, и Юра их продавал. Кроликов держали в маленьком квартирном чуланчике – сразу восемьдесят животных. Конечно, никаких металлических поддонов у Тарасовых не было, а потому со второго этажа все капало в чулан первого этажа, дом пропах кроликами. Однако никто из соседей не жаловался: все знали, что Тарасовы живут трудно, порой впроголодь, и сочувственно относились к стремлению сыновей помочь матери.

В раннем детстве Всеволод Бобров перенял у отца, работавшего разметчиком на сестрорецком заводе имени Воскова, любовь к мужскому рукоделию: он обожал сам что-то мастерить, прилаживать. Анатолий Тарасов тоже прошел школу трудового воспитания. Летом он постоянно посещал районные пионерские лагеря, которые открывали в дни каникул на московском стадионе Юных пионеров. Там девочек учили шить и вязать, а мальчиков обучали сколачивать скамейки, плести авоськи, шпагаты, хоккейные мячи. В дополнение к этому Анатолий научился плести очень хорошие, с волосяным окончанием пастушьи кнуты и хлысты.

Любопытно, что детское увлечение спортом и у Всеволода Боброва и у Анатолия Тарасова связано с… пирожными. Однако и в данном случае нетрудно обнаружить весьма заметную разницу в том, как протекали их ранние годы. Когда маленький Сева забивал голы на хоккейном поле, мама покупала ему пирожные – по числу забитых мячей. А у Тарасова все обстояло иначе. Он начал заниматься спортом в «Юном динамовце», где и получил путевку в большой хоккей. Однако одной из веских причин, побудивших Анатолия записаться в секцию, помимо любви к спорту было стремление… досыта поесть. Он знал, что после тренировки ему дадут талон в динамовский буфет и что на этот талон можно не только как следует покушать, но также купить для мамы два пирожных. Мама очень любила эклеры, и Анатолий Тарасов регулярно приносил их Екатерине Харитоновне. А вскоре после возвращения с работы мама уже обнаруживала на столе четыре эклера или наполеона – в «Юный динамовец» записался и Юра Тарасов.

Жизненные линии Всеволода Боброва и Анатолия Тарасова стали сближаться, пожалуй, лишь в отроческом возрасте, когда оба они начали работать учениками слесарей на заводах.

В юношеской команде московского «Динамо» по хоккею с мячом Анатолий Тарасов почти сразу же стал капитаном. Он обладал истинно спортивным характером – был очень инициативным, самолюбивым и честолюбивым, с ярко выраженными чертами лидера. Кроме того, Тарасов с юных лет отличался склонностью к творческому, а не формальному восприятию тренерских наставлений, и это тоже выделяло его среди товарищей, неизменно выдвигало на первые места. Не случайно именно Анатолий Тарасов стал капитаном юношеской сборной команды Москвы по хоккею, в которой играли такие сильные и впоследствии известные спортсмены, как Ченлинский, Артемьев, Розов, Вениамин Александров (отец Вениамина Вениаминовича Александрова, прославленного хоккеиста шестидесятых годов, многократного чемпиона мира и олимпийских игр).