Пляска смерти - Лорел Гамильтон

Ну уж нет.

Я не стану его терять, ни за что не стану.

Где-то в комнате — я поискала глазами — был еще один мой леопард. Слишком быстро я повернулась, задела мускулы в левом плече, мышцы, которые я порвала. Натэниел подошел к кровати, будто понял, кого я ищу.

На его лице высыхали слезы, будто он плакал и не дал себе труда их вытереть. Можно заводить романы вне своего вида, это я знала, но я помнила: Ричард как-то сказал, что доминанты так не делают. Если ты достаточно высоко в иерархии, вне стаи ты романов не заводишь. Я — лупа, самок выше меня по рангу нет. Я — Больверк, это автоматически возводит меня во что-то вроде офицерского ранга. Как ни верти, но если волк, которого я ощущаю, действительно выйдет на свободу, то теряю я не только неожиданную беременность.

Я знала, что во мне есть еще по крайней мере один зверь. Есть не только волк, но еще и леопард. Уж если мне окончательно становиться мохнатой, могу я выбрать зверя? Глядя в лицо Натэниела, глядя, как отвернулся Мика, чтобы я не прочла его мыслей, я знала, что попробовать хотя бы должна.

Глядя прямо на Ричарда, я сказала вслух:

— Ты не хочешь, чтобы я перекинулась, вот почему ты не станешь помогать.

— На самом деле ты не хочешь быть такой, как мы.

На его лицо вернулась та надменная, злая маска.

— Ты прав.

Его злость проявилась открыто — почти удовлетворенная злость, будто подтвердилось, что я такая же, как и он, что мне не больше его нравится быть в мохнатой шкуре.

Я посмотрела на Мику и Натэниела. Мика придвинулся к Натэниелу, обнимая его.

— Мика, Натэниел, помогите мне вызвать леопарда.

Мика посмотрел удивленно:

— Анита, тут нет выбора. Я чую по запаху, кто ты.

Я хотела было покачать головой, но левое плечо тут же отозвалось болью.

— Во мне четыре различных штамма. Почему я не могу выбрать, в какую сторону идти?

Грэхем и Клей посмотрели на Ричарда, будто спрашивая, что он скажет.

— Я думаю, у тебя нет выбора, — сказал он, — но если ты хочешь попробовать, останавливать тебя я не стану.

Он был задет, и смотреть, как он пытается это скрыть, было больно. Если я перекинусь, он будет искать себе другую. Вряд ли он найдет кого-нибудь, кто согласится делить его с постоянной любовницей, мохнатая она или нет, но — ладно, это же не моя жизнь? А его.

Я видела у себя в голове волка, как просыпающийся сон, весь он был кремовый и белый, черный и серый. Он смотрел на меня такими темно-янтарными глазами, что они казались карими. Как будто смотришь сама себе в душу, а душа смотрит на тебя.

Ричард сполз с кровати. Волк не впал в панику: он стоял во мне — терпеливый, ожидающий. Грэхем пополз за Ричардом — волк забегал ближе к поверхности, возбуждаясь. Я поймала Грэхема за руку:

— Постой.

Он застыл под моей рукой, наполовину уже спустившись на пол.

Клей посмотрел на Ричарда.

— Останьтесь, пока она не велит уходить, — сказал он, и голос его был одновременно сухим, пустым и сердитым.

— Мика, Натэниел, помогите мне пробудить нашего зверя.

Они не стали спорить или колебаться, просто полезли на кровать, подползли ко мне грациозно, как умеют только ликантропы, будто у них мускулы там, где у нас, простых смертных, нет, и при этом будто несут налитую чашку на спине.

Как бы ни было мне больно, но при виде этого зрелища — моих котов, ползущих ко мне голыми, у меня дыхание стало быстрее и пульс чаще. Мой волк забегал мелкими беспокойными кругами. У меня не было лишней руки, чтобы коснуться Клея.

— Клей, прикоснись ко мне.

Он сократил небольшое расстояние, на которое отодвинулся, когда Ричард оседлал меня, прижался ко мне, но осторожно, чтобы не задеть левое плечо. Быстро обучается и редко спорит — приятное разнообразие.

Мика тронул мои ноги, но Натэниел обполз вокруг Клея, чтобы быть возле головы.

— Что нам сделать?

Я никогда не пыталась вызвать одного зверя вместо другого. Мы только недавно узнали, что во мне три разных вида ликантропии. Волк и леопард — этого можно было ожидать, но лев — это было для меня сюрпризом. Такая была маленькая ранка, и так мало крови… но для трансмиссивных инфекций иногда достаточно царапины.

— Пока не знаю.

Я знала, как вызвать зверя в ком-то, если во мне был такой же. Теорию этого мне преподал Ричард.

Я подумала о леопарде. Просто подумала — и ощутила, как он зашевелился во мне. Ощущение это всегда бывало невероятно странным, будто где-то во мне есть глубокая пещера, и зверь там живет, пока его не позовут. Сейчас он развернулся, потянулся и стал подниматься. Мое тело было подобно темной жидкости, из глубин которой поднимается зверь. Это для ликантропа довольно обычно. Проблема была лишь в том, что в моем теле не было механизма включения истинной трансформации, и зверю было некуда деваться. Или это раньше такого механизма не было, до сего дня.

Но где-то в процессе возникновения из этой субстанции ощущения меха, касающегося того, что никогда не должно подвергаться прикосновениям, я поняла, что к поверхности поднимается не одна сущность, а две. Пыталась я вызвать леопарда, но, кажется, получила двух по цене одного.

Волк ощетинился, шерсть на нем поднялась дыбом, тело напряглось. Я ощутила, как ему страшно. Он знал, что окажется в меньшинстве, а в моем теле нет стаи, которую можно призвать на помощь. Но волк уперся, постаравшись казаться побольше и посвирепее, но тут кошки всплыли на поверхность, и волк сбежал. Я ощутила, как он бежит, бежит, скрывается, откуда пришел. Как домой. Впервые я осознала, что мое тело не только тюрьма, но еще и берлога, безопасное укрытие.

Кошки всплыли одновременно, и сила этого процесса выгнула мне спину дугой, подбросила тело на кровати, будто меня сильно толкнули сзади. Я упала на кровать, вопя от боли в избитом теле, получившем еще один удар. Это надо прекратить. Прекратить.

Я увидела кошек — леопард казался малышом рядом со львом. Маленький, тощий, отблескивающий черным, он пятился от льва прочь. Я его могла понять. Львица оказалась громадной — здоровенная коричневатая зверюга. Может быть, она казалась бы меньше, если бы я не видела сперва волка, а теперь леопарда. Лев смотрел на леопарда терпеливым взглядом, ожидая, что решит этот леопард делать дальше. В нем ощущалась уверенность существа, имеющего преимущество в несколько сотен фунтов мышц.

Я отпустила Грэхема и здоровой рукой потянулась к Натэниелу. Он нагнулся ко мне, и когда я его коснулась, лицо его было почти над моим, и я зарылась носом в теплоту его шеи. Он всегда пах для меня ванилью, но под ней ощущался запах леопарда. Острее волчьего мускуса, не такой сладкий, более… экзотичный, за неимением лучшего слова. Леопард перестал дичиться и посмотрел на меня глазами ласковыми и серыми, с едва заметным оттенком зеленого. Я не звала его «кис-кис», конечно, но как-то позвала.