Утаенные страницы советской истории. Книга 2 - Александр Бондаренко

2 сентября советские газеты опубликовали сообщение ТАСС: «В ночь с 31-го августа на 1-е сентября с. г. самолет неустановленной принадлежности со стороны Тихого океана вошел в воздушное пространство над полуостровом Камчатка, затем вторично нарушил воздушное пространство СССР над о. Сахалин. При этом самолет летел без аэронавигационных огней, на запросы не отвечал и в связь с радиодиспетчерской службой не вступал. Поднятые навстречу самолету-нарушителю истребители ПВО пытались оказать помощь в выводе его на ближайший аэродром. Однако самолет-нарушитель на подаваемые сигналы и предупреждения советских истребителей не реагировал и продолжал полет в сторону Японского моря».

В администрации США быстро поняли, что из гибели «боинга» можно извлечь политическую выгоду и дискредитировать Советский Союз перед всей мировой общественностью. Американцы первыми обнародовали радиопереговоры Осиповича с командным пунктом. При переводе на английский язык они пошли на выгодные им сокращения и неточности. В Кремле вместо того, чтобы обнародовать полный текст переговоров с качественным переводом, пошли на примитивный подлог. Наверху кому-то не понравились слова Осиповича о том, что он видел аэронавигационные огни «боинга», опознавательную мигалку. Поэтому решили подстраховаться, и перед отправкой маршалу Огаркову пленки с записью радиопереговоров Осиповича с КП в Хабаровске... переделали. Летчика заставили говорить под шум электробритвы, что он не видит горящей мигалки. Мелкая и бессмысленная ложь. Американцы сразу же разоблачили ее. И в глазах зарубежной общественности советские руководители в очередной раз выглядели лгунами и фальсификаторами.

2 сентября Политбюро собралось на свое заседание. Его вел из-за обострявшейся тяжелой болезни Андропова Константин Черненко. Приведем некоторые фрагменты протокольной записи, чтобы понять ход мыслей кремлевских небожителей. Министр обороны Дмитрий Устинов в начале заседания пытался оправдать действия своих подчиненных: «Могу заверить Политбюро, что наши летчики действовали в полном соответствии с требованиями военного долга... Наши действия были абсолютно правильными, поскольку южнокорейский самолет американского производства углубился на нашу территорию до 500 километров. Отличить этот самолет по контурам от разведывательного самолета чрезвычайно трудно. У советских военных летчиков есть запрет стрелять по пассажирским самолетам. Но в данном случае их действия были вполне оправданны, потому что самолету в соответствии с международными правилами неоднократно давались указания пойти на посадку на наш аэродром».

Секретарь ЦК по сельскому хозяйству Михаил Горбачев со «знанием дела» добавляет: «Самолет долго находился над нашей территорией. Если он сбился с курса, американцы могли поставить нас в известность, но они этого не сделали».

Поддержанный Горбачевым глава военного ведомства продолжает: «Наши летчики давали им многочисленные предупреждения и над Камчаткой, и над Сахалином. Самолет шел без предупредительных огней (в действительности аэронавигационные огни горели, и Осипович докладывал о них на КП. — Авт.), В окнах самолета света не было. Были произведены предупредительные выстрелы трассирующими снарядами, что предусмотрено международными правилами (на самом деле укладка снарядов, как рассказал генерал Анатолий Корнуков историку Александру Колеснику, была такая: 30% — бронебойные, 70% — осколочно-фугасные. — Авт.). Затем летчик сообщил на землю, что самолет боевой и его надо поразить. Мое мнение состоит в том, что нам надо в этой ситуации сделать необходимые сообщения в нашей печати. Но дрогнуть нам нельзя».

Как видим, Устинов вольно или невольно вводит в заблуждение своих соратников по Политбюро: то ли стремясь по старой цэковской привычке снять с себя ответственность, то ли сам введенный в заблуждение своими подчиненными.

Члены Политбюро продолжают обмен мнениями:

Председатель Совета министров СССР Николай ТИХОНОВ: «Мне непонятно, на что рассчитывал сеульский летчик. Он же понимал, что идет на верную смерть. Он ведь видел и сигналы наших самолетов, и их требования приземлиться. На мой взгляд, это продуманная, сознательная провокация, рассчитанная на осложнение и обострение международной обстановки».

УСТИНОВ: «О том, что думали южнокорейцы, трудно сказать. Но то, что это осознанная провокация, вполне возможно. Вопрос состоит в том, как лучше сообщить о наших выстрелах».

Министр иностранных дел Андрей ГРОМЫКО: «Отрицать то, что наш самолет стрелял, нельзя».

Министр культуры Петр ДЕМИЧЕВ: «Они, конечно, знают, что это был боевой выстрел».

Первый секретарь Московского горкома КПСС Виктор ГРИШИН: «А что говорил южнокорейский летчик?»

УСТИНОВ: «Мы ничего не слышали».

Председатель Совета министров РСФСР Виталий ВОРОТНИКОВ: «Не была ли нарушена связь у южно-корейского самолета?»

УСТИНОВ: «Об этом никто не может сказать».

Начальник Генерального штаба Вооруженных сил Николай ОГАРКОВ, дезавуируя министра, вступает в разговор: «У нас есть сведения, что южнокорейский самолет разговаривал с землей». Но на его замечание не реагируют...

Михаила ГОРБАЧЕВА интересует: «А зафиксировали они боевой выстрел?»

Председатель КГБ Виктор ЧЕБРИКОВ, видимо, опираясь на доклады советской внешней разведки (Первое главное управление КГБ), успокаивает членов Политбюро: «Нет, не зафиксировали».

Знакомство со стенограммой заседания Политбюро оставляет удручающее впечатление. Интеллектом и осведомленностью кремлевские руководители того периода явно не отличались. Поэтому неудивительно, что они проиграли Соединенным Штатам «холодную войну». Министр обороны не совсем в курсе деталей событий, разыгравшихся в небе над Сахалином. Руководитель госбезопасности, которому положено по должности руководить внешней разведкой, не знает, что американцы в состоянии прослушивать радиопереговоры советской авиации с наземными командными пунктами...

7 сентября под градом обвинений с американской стороны Кремль в официальном заявлении советского правительства признает ответственность за произошедшее и выражает сожаление «по поводу гибели ни в чем не повинных людей». Но это не позволяет перехватить инициативу в пропагандистском поединке с американцами. Перелом не наступает и после показанной 8 сентября по советскому телевидению пресс-конференции начальника Генерального штаба. Инициативу прочно удерживали дипломаты и пропагандистские службы США, грамотно использовавшие промахи советского политического руководства в целях дискредитации нашего государства и обоснования своих новых военных программ.

Под впечатлением происшествия с «Боингом-747» советское руководство вскоре изменило порядок применения силы в отношении иностранных самолетов, нарушивших воздушное пространство СССР. Разрешалось открывать огонь только по военным самолетам капиталистических стран, да и то на применение оружия накладывалось немало ограничений. В боекомплекты истребителей приказано было включить трассирующие снаряды. Бюрократическая казуистика связывала «по рукам и ногам» командиров соединений Войск ПВО страны.

Позднее именно такой перестраховочный подход Кремля позволил немецкому летчику-авантюристу Матиасу Русту безнаказанно совершить полет на легкомоторном самолете «Цессна-172» до Москвы и сесть на Красной площади. Кстати, вполне вероятно, что это могло быть продолжением специальной операции западных спецслужб в отношении СССР. Уже после распада СССР Сергей Мельников, 28 мая 1987 года дежурный генерал на центральном пункте Войск ПВО, выступил с сенсационным признанием на одном из центральных телеканалов. По его словам, бывший председатель КГБ Владимир Крючков в разговоре с ним в доверительной форме сообщил, что «лично готовил эту операцию по указанию Горбачева»...

В 1990-е годы российские власти, к сожалению, фактически присоединились к общепринятой на Западе трактовке событий. Во время визита в ноябре 1992 года в Сеул Президент России Борис Ельцин признал ошибочными действия советского военного командования.

Справедливости ради надо отметить, что прямых доказательств шпионской миссии «боинга» советская сторона так и не добыла — по крайней мере по официальной советской версии. Среди обломков сбитого южнокорейского самолета детали разведывательной аппаратуры обнаружены не были. Ничего не дала и расшифровка «черных ящиков», поднятых нашими водолазами с океанского дна. В декабре 1983 года в докладной записке на имя генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова министр обороны Дмитрий Устинов и председатель КГБ Виктор Чебриков сообщали: «При расшифровке данных регистрирующей аппаратуры обнаружить достоверность преднамеренного вторжения в наше воздушное пространство нам не удалось. Мы не получили также прямых доказательств того, что самолет летел с разведывательной целью. С учетом того, что данные «черных ящиков» могут быть использованы не только Советским Союзом, но и западными странами для обоснования своих противоположных точек зрения о целях полета «боинга», рекомендуем эти данные засекретить».