Место встречи - Левантия (СИ) - Шутова Варвара

— Вряд ли. Зачем ему? Хотя… Погоди, я в этом ничего не понимаю, но просто по аналогии. Вот, допустим, у человека… Ну не знаю, гепатит.

— Допустим.

— Вот я беру у него кровь. А потом, не простерилизовав шприц, беру кровь у другого человека. Не переливаю кровь первого, и в шприце ее, вроде бы, нет уже, но вот шприц грязный.

— Допустим.

— И есть хороший такой шанс, что я занесу гепатит второму.

— Ну и не делай так, — Давыд досадливо посмотрел на жену.

— Да нет, я про другое. Может, никому он ничего и не переливал. Брал сначала у одного, потом у другого. А след оставался. Как от грязного шприца.

— А это мысль. Что думаете, коллега? — Давыд заговорщицки подмигнул Осе.

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы, — ответил Ося, зевая.

В общем, все было ясно и понятно. Осталась сущая мелочь — найти того самого Смертного. Всего-то навсего — найти Смертного, которого пропустили паспортный стол, военкомат и МГБ.

Кролик внезапно оказался полезен в этом деле — умел делать лицо хорошего мальчика

и терпеливо выслушивать окрестных старух. Собирал слухи, сплетни, байки. Пока пользы это не приносило, но хоть какую-то надежду.

Ну, и радость, когда он пересказывал не относящиеся к делу слухи в катафалке. И как фокусник в цирке оказался Особым — и его били свои же, цирковые. И как Смертные на Нюрнбергском процессе оживили Гитлера, а он оказался двойником — и даже по-немецки не умел говорить.И что актриса Мария Миронова — Смертная, посидишь возле радиоприемника — а она у тебя пять лет отберет.

Под эти байки и ехали до УГРО. Новых идей, где искать Смертного, не появилось, но хоть посмеялись.

Моня зазывал Арину с Кроликом в Особый отдел — чайку попить, но не вышло.

На пороге УГРО стояла старушка. Маленькая, сгорбленная, в шляпке с нелепой вуалеткой.

Она удивленно оглядывалась и часто мигала, как будто бы только проснулась и не понимала, где находится.

— О! Твой контингент, — ехидно подмигнул Моня Кролику, разглядывая старушку через стекло катафалка.

— Не думаю. Не тот типаж — слухами не интересуется, живет больше прошлым, чем настоящим, — абсолютно серьезно ответил Кролик.

Моня посмотрел на него уважительно.

— Все-таки пойди разберись, что у нее случилось.

Кролик вернулся через полчаса.

— Говорит, кольцо украли, а милиция помогать отказалась.

— С чего бы вдруг? — лениво потянулся Моня.

— Да, сама не помнит, как и куда его дела. Говорит, всегда в одном месте хранила, в комоде под письмами дочери. Дочь умерла, кольцо и письма — все, что осталось. Тут вот заглянула в комод — а там письма все измяты, порваны, а кольца нет.

— Куда выходила, насколько, точно ли дверь заперла? — голос Мони стал деловым.

— Вот в том и дело, что весь день дома была. Ноги у нее болят, так что не каждый день выходит. Но вот что странно. Бабка старая, притом с мозгами, вроде, порядок. Я проверил — год помнит, месяц, основные общественные и политические события… В общем, нормальная она. Но убеждала меня, что сегодня вторник. Я даже почти поверил.

— Среда сегодня. Точно среда, — отчеканил Шорин. — Утром на молочной кухне пюре яблочное давали, вкусное, а это только по средам.

— Обжираешь младенца, папаша?

— Да ладно, один раз попробовал, когда Оська нос воротил.

— Ладно, поверим. Итак, у всех среда, а у дамы… Кстати, как ее зовут?

— Агнесса Оскаровна.

— А у Агнессы Оскаровны — вторник. Но, говоришь, нормальная. Так?

— Так, — Кролик перевел взгляд с Мони на позевывающего Шорина, — Давыд Янович! А можно вас попросить… Посмотреть, ну, по-вашему. Нет — так нет, но вдруг там что-нибудь…

Давыд нерешительно глянул на Моню. Тот веско кивнул — и Шорин вышел из катафалка. Подошел к старушке, что-то спросил, пока она отвечала — провел у нее рукой за спиной — и тут же прибежал обратно.

— …Твою ж мать! — закончил он довольно длинную тираду.

— Что такое? — Моня неодобрительно поднял брови.

— Старую знакомую встретил. От этой Агнессы Оскаровны Наташей разит за версту. Моня вскочил:

— Так что мы сидим? Так, я оформляю дело, Арина расскажет Боре подробности, а ты, Давыд, предложи даме чаю. Она хоть и пожилая, но вполне заслуживает мужского внимания. Заодно про колечко расспроси. Во-первых, приметы, во-вторых — где и как наша дамочка могла его увидеть. Как все будут готовы — поедем на место. У меня тут личный интерес.

— Да у всех тут… Личное, — проворчал Давыд. — Ничего, в этот раз она от нас не уйдет. Обещаю. Разыщем, пока она себе новую банду не завела. Одна она против нас не сдюжит.

Но Давыд ошибался. Кролик прочесал всю Левантию с портретом Наташи в руках, нашел шляпное ателье, где она работала модисткой и уволилась за неделю до его прихода. Нашел ее новую квартиру. Нашел тех, кто ее видел, тех, кто о ней слышал, тех, кто был с ней знаком. А вот самой Наташи и след простыл.

Обнаружили ее в конце марта.

Странное это было зрелище — грязная пивная в рабочем районе со стоячими столиками, пол в мартовской слякоти чуть ли не по щиколотку — а посредине Наташа в золотистом платье до пола и каракулевой шубке.

Раздатчица сказала, что девушка подошла без очереди (а очередь, состоящая из работяг соседнего завода, и не возражала), взяла две кружки, одну вылила в себя махом, не отходя от прилавка, а вторую понесла к столикам, и вот прямо на ходу упала и умерла.

Раздатчица плакала, умоляла не сажать ее, клялась, что в пиво ничего не добавляла, что девушка сама…

— Да сама, сама, успокойтесь, гражданочка, — увещевал ее Моня, но Арине все-таки шепнул: — Пиво проверь, не по этому делу, но на всякий пожарный.

Арина не стала спорить. По этому-то делу все было ясно. Желтая кожа, странное поведение… И опять — ищи ветра в поле.

— А вот и колечко, — улыбнулся Кролик, поднимая руку Наташи, — закрываете дело?

— Да на этой дамочке, кроме колечка, столько всего… Как блох на собаке, — вздохнул Моня. — Меня в данном случае убийца ее интересует. А тут мы ни на шаг не приблизились.

— Ну должно, должно нам когда-нибудь повезти, — погладил друга по плечу Давыд.

— Повезет, куда денется. — воспрял духом Моня. — А пока хочу снять пробу пива где-нибудь в более культурном месте. Составите компанию?

И коллеги не стали возражать.

На долгую память

Давыд крутился перед зеркалом. Арина уже хотела сказать ему что-нибудь колкое, но сама залюбовалась. Все-таки Давыду безумно шла форма. Особенно теперь, когда бирюзовый цвет выпушек и кантов заменили на красный.

Белый летний китель обрисовывал широкую грудь, высокие сапоги и галифе делали ноги еще длиннее и стройнее. Красавчик. Неужели вот такая невозможная прелесть досталась Арине в мужья? Быть не может! Арина чуть не засмеялась от нахлынувшего счастья.

— Дода!— улыбнулась сыну Белка. — Можешь сбегать до фотографии? Гала написала, мол, хочу фото своих племянника, внука и невестки.

Галу Арина видела на свадьбе. Тетка Давыда, чуть ли не одного с ним роста, а шириной — раза в два больше, с косой чуть ли не до пола (рядом с ней даже хвост Давыда выглядел куцим), с громовым голосом. Танцевать с ней рискнул, кажется, только Яков Захарович. Давыда она приветствовала фразой: «Не думала, что у моего задохлика-братца такой красавчик народится», Арину осмотрела скептически. С Белкой они болтали как закадычные подружки, но видно было, что вряд ли они стали бы общаться, не будь родней.

— Мам, давай завтра? — Шорин наконец-то оторвался от зеркала. — У нас с Ариной как раз выходной.

— Хорошо, я тогда дошью Осеньке парадную рубашечку, чтобы тоже красавчиком смотрелся, — улыбнулась Белка и села за машинку.

На следующий день она продемонстрировала плоды своих трудов — крохотную, но совершенно настоящую матроску, как раз по размеру Оси. Осип Давыдович обновку одобрил — загулил восторженно. А вот от вязаных ботиночек отказался. Даже папины уговоры не помогли.